Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы - Сергей Анатольевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посол же явился во вражеский стан - а Ричард встал не в самой Яффе, но рядом, раскинув шатры в тенистой рощице, - и услышал там громоподобные раскаты смеха. Когда он увидел источник веселья, то замер, как вкопанный, отказываясь понимать происходящее.
Английский король сидел на верблюжьей шкуре, расстеленной в тени, прямо на траве, и был он со всех сторон окружен пленными эмирами и своими рыцарями. И предмет их дружеской беседы настолько забавлял тех и других, что все покатывались со смеху, вытирая слезы. Оказалось, шутили над сбитыми с толку мамлюками. У Восточных ворот полдюжины мамлюков невзначай приняли англичан за воинов из сдавшегося гарнизона и, верные повелению султана, решили посторониться, чтобы пропустить их в город. Тут бы им и пришел конец, если бы рядом не оказалось настоящих защитников Яффы. Благодарные мамлюкам за собственное спасение, они остановили нападавших, а мамлюкам сказали по-арабски, что султан снова отдал город малику кафиров и что им лучше бы поскорее убраться отсюда по добру по здорову.
- Не желает ли великий султан обменять Яффу на Иерусалим? - весело спросил Ричард посла, пригласив его в круг.
Посол, не понимая, шутит ли монарх или говорит всерьез, решил не давать повода для недоразумений и с важным видом сказал только то, что ему было велено передать:
- Великий султан готов оставить вашему величеству Яффу и к ней в придачу Лидду при условии, что границы нынешних владений вашего величества в Палестине не будут распространяться к югу дальше Кесарии.
Ричард нахмурился и, покачав головой, ответил:
- Опять ничего не выйдет. Я не отдам Аскалон.
- Но ведь в Лидде находится гробница вашего великого воина, святого Георгия, - осторожно напомнил посол. - И этот святой, как нам известно, является покровителем вашего престола. Разве может Аскалон сравниться ценою с таким священным для христиан местом?
Казначей потом поведал мне, что у него сердце едва не разорвалось от страха, когда английский король уперся в него своим львиным взором.
После недолгого размышления Ричард вдруг хитро улыбнулся и сказал:
- Я могу быть не менее щедрым. Я готов отдать великому султану все земли, от Яффы до Аскалона... - и , насладившись, удивленным видом посла, ошеломил его окончательно: - ...но только на том условии, что великий султан принесет мне вассальную клятву и примет эти земли в качестве фьефа..
Теперь уже все сидевшие вокруг короля замерли, как истуканы, а он обвел их - и своих, и чужих - властным взором и обратился уже не к послу, а к наиболее знатным рыцарям:
- Неужели кто-то из вас находит в этом нечто зазорное? Вот я до сих пор считаюсь вассалом короля Франции и, однако, ничуть не маюсь от унижения. Ибо вассальная клятва так же почетна, как и самый высокий титул. Не так ли?
Ответом королю вновь было долгое молчание. Наконец самый пожилой из рыцарей почувствовал, что веселое настроение короля может вот-вот сгореть во вспышке безудержного гнева, как случалось нередко, и неторопливо проговорил:
- С высоты положения вашего величества видно куда лучше, чем внизу нам, простым смертным, что зазорно для великих правителей, а что нет. А мне вспоминается старая мудрость: что дозволено конюху, не всегда дозволено жеребцу.
Ричард громоподобно расхохотался. Рыцари опасливо поддержали его, а пленные эмиры учтиво улыбнулись.
Тут и посол решился подать голос:
- Я передам предложение вашего величества великому султану, да пребудет с ним вечно милость Аллаха.
- Передай, передай, - махнул рукой король. - Если он откажется, я откажусь от Лидды. Тогда пусть великий султан сразится со мной, и мы посмотрим, нужна ли мне для победы гробница святого Георгия или он сам придет мне на помощь сюда, на это место.
И король Ричард ткнул перстом в шкуру, на которой сидел.
На другой день, едва забрезжил рассвет, султан Юсуф бросил на английского короля всю курдскую и турецкую конницу, оставив при себе только мамлюков. У Ричарда было всего не более полутора десятка коней. Но и на этот раз, как при Арсуфе, он сумел возвести живую стену, что оказалась крепче каменной. Мы видели с холма, как он поставил своих воинов парами - одного со щитом, другого с копьем, крепко упертым в землю, - а позади выстроил лучников. Семь отрядов по тысяче всадников в каждом накатывались волнами на этот частокол и не могли его опрокинуть. И при всяком отступлении перед частоколом оставалось лежать не менее трех десятков воинов султана, сбитых стрелами.
Сам Ричард вместе с горсткой рыцарей выскакивал то с левого, то с правого фланга и, словно огромный острый нож, срезал края наших отрядов.
Поначалу султан только бледнел от гнева и досады, видя постыдное бессилие своего войска. Когда из боя вернулся один из эмиров с пробитым стрелою плечом, он велел подвести его к себе и сказал с презрением:
- Первый раз вижу, как воины Ислама наступают на врага с выпученными от страха глазами.
На это истекающий кровью эмир вдруг ответил с небывалой дерзостью:
- Мы бережем неверных для твоих мамлюков, великий султан. Пусть сначала умрут твои мамлюки, которые вчера убивали нас...
В этот миг я увидел, что под королем Ричардом пал конь, и невольно вскрикнул:
- Пал малик!
Султан вздрогнул и вперился взором в кровавый водоворот, завертевшийся перед стеной вражеской пехоты.
Король Ричард вдруг появился на виду - пеший, живой и невредимый. Он размахивал мечом и едва ли не каждым ударом сбивал на землю норовивших проскочить мимо него всадников.
Лицо султана побагровело. Он резким жестом подозвал к себе начальника мамлюков и велел ему немедля взять двух лучших коней и любой ценой передать их королю Ричарду.
Я