Перекресток времен. Дилогия (СИ) - Андрей Захаров

— А почему уанка немного отличаются от вас? — в конце рассказа поинтересовался Николай.

— Мы выше в горах живем. И почти ни с кем не смешиваемся. А долина уанка ниже нашей. Они чаще с другими племенами общаются и женщин чужих в жены чаще берут. Вот и стали отличаться. — пояснил Качи. — Но боги у нас одни!

Особой разницы в одежде или в прическе Антоненко также не заметил. Только головные повязки у уанка были другой расцветки и накидки не зеленые, а серые. У женщин-уанка платья были немного короче и помпончики в волосах другого цвета.

К своему удивлению, на некоторых женщинах-уанка Николай отметил одежду не из шерсти альпака или викуньи, а из хлопка! Но ведь хлопок здесь не растет! Значит, такую ткань привозят с другого места! Уанка занимаются товарообменом и с другими племенами, а не только с уаминка! Надо будет обо всем узнать поподробнее…

Похороны проходили в соответствии с местным обычаем, которые, в общих чертах, не особо отличались от традиций других народов. Смерть близкого человека — это всегда горе и слезы.

Перед тем, как погибших или умерших от ран, отнести на кладбище, жрец племени ритуальным ножом вырезал из их груди сердце, передавая его родственникам погибшего воина. Сердце хранилось в специальном глиняном сосуде, который ставили в доме на самом почетном и видном месте. Погибшего одевали в чистую одежду и несли на носилках к соседней горе, где в склоне были вырублены узкие террасы с глубокими нишами-склепами. У каждой семьи был свой склеп.

Труп заворачивали в материю, а на внешней стороне рисовали лицо. Все это выглядело как сверток или как мумия. Труп помещали таким образом, как будто он находился в утробе матери — цикл жизни завершен, и человек пришел к тому, с чего начал. Вместе с умершим клали его любимые вещи, одежду, золотые изделия, счастливые талисманы, оружие, продукты на блюдах и кувшины с чичей.

Перед тем как, занести тело в нишу-склеп, его клали на большие прямоугольные камни, размещенные у подножья горы. Родственники погибшего подводили жрецу годовалую ламу и он обводил ее несколько раз вокруг камня, читая молитву, а затем перерезал ламе глотку. Это была жертва богам. Эту ламу не ели, её сжигали на разведенном рядом жертвенном костре. По поверью, лама должна помочь душе погибшего воина вознестись к богам на небо.

Как пояснил Качи, раньше, наиболее значимым и действенным считалось жертвоприношение живого человека из числа пленников. Но со временем от человеческих жертв отказались. Большей доблестью стало считаться убить врага в бою, а не на жертвенном камне. Поэтому ни уаминка, ни уанка никогда не брали пленных.

После завершения погребальной церемонии люди разделяли совместную трапезу. Женщины, близкие родственницы покойного, в знак траура, обрезали себе волосы и бросали их в жертвенный костер, рыдали, выли и восхваляли усопшего. Гостям предлагали еду и напитки, после чего исполнялись грустные песни, переходящие в танцы, напоминающие больше топтание на месте.

Для придания танцам ритмичности использовались музыкальные инструменты: различного вида флейты, как одиночные, так и выстроенные в линию по убывающей длине, изготовленные из тростниковых трубочек или глины, медные и серебряные колокольчики, барабаны из кожи лам, а также большие морские раковины.

Антоненко вместе с Роговым и Качи находились возле вождя племени уанка по имени Анко Альо. Качи, по матери был родственником Анко и поэтому вместе с другими членами семьи, провожал в последний путь его сына Асту.

Среди окружавших их уанка, Николай заметил молодую женщину. Что-то давно виденное и потом забытое, но почему-то родное, кольнуло его сердце. "Дежа вю, что ли?" — подумал он. Для Николая все вокруг вдруг стало происходить, как при замедленном просмотре кинофильма. Вот девушка прошла вперед, взяв в руки бронзовый нож, спокойно отрезала свои не очень длинные косы, бросив их в жертвенный костер. В отличие от других женщины семьи, она не голосила, а молча отошла в сторону. И только огромные слезы, катившиеся из красивых, но печальных глаз, говорили о пронзившей ее сердце и душу боли утраты.

— Маша?! Ты?! — вскрикнул Николай. Он не верил своим глазам. Перед ним стояла его любовь, его Машенька, но не та, с которой он совсем недавно расстался, а совсем другая. Та, первая, из его молодости, самая любимая. Те же светло-каштановые волосы до плеч и огромные бездонные зеленые глаза…

От его вскрика девушка на мгновение замерла, отстраненно посмотрела на Николая и прошла дальше.

— Николай Тимофеевич? Вы чего? — тронул за руку командира стоящий рядом Роговой. — Случилось что?

— А-а… Да… Нет! — овладел собой Антоненко. — Так. Показалось. Вася. Узнай у Качи, кто эта девушка. Очень надо.

— Хорошо, командир.

Когда погребальная церемония завершилась, Николай снова увидел девушку, так похожую на его первую любовь. Она подошла к виракочам, вручив им огромное глиняное блюдо-поднос с мясом, очень похожим на кроличье, в сопровождении кукурузы, картошки и различных овощей со специями. Вместе с блюдом в руки попаданцев перешел и довольно вместительный кувшинчик местного пива. Подавая еду, девушка вновь посмотрела на Антоненко, но уже не отстраненно, а оценивающе, как смотрят женщины уже побывавшие замужем.

— Посмотрела, словно рублем одарила. Красотка. — причмокнул губами Роговой.

— Да ладно тебе. — как-то отрешенное проговорил Антоненко. — Узнал что-нибудь или нет?

— Что? За душу взяла, командир? Такая может! — улыбнулся Василий. — Узнал. Ее Тани зовут. Горный цветок по-нашему. Она старшая дочь вождя. Асту был ее любимым братом. Она вдова. Два года назад муж у нее погиб. В пограничной крепости, при отражении нападения соседей. По-нашему, начальником заставы был. Есть сын, семь лет. Другие воины, и даже Качи, хотели ее в жены взять, но она не хочет. У отца живет. Девушка с характером.

— А у вождя, кроме нее и Асту еще дети есть?

— Еще одна дочь. Но та, совсем пацанка, лет десять, не больше. Раньше был еще один сын, но он умер от болезни. Как Качи сказал, если у Анко больше сыновей не будет, то после его смерти, вождем может стать муж старшей дочери, если такой будет, конечно, или ее сын, когда вырастит. Такой порядок у уанка. А если и их не будет, то тогда совет старейшин нового вождя изберет из лучших воинов. Так что, есть вакансия, командир!

— Не болтай лишнее. У людей горе, а ты про вшивость! Лучше спроси у Качи, что это за кролик такой, что-то не пойму, я их здесь не видел! — Николай решил переключить разговор на другую тему.

— Обижаете, Николай Тимофеевич! Я уже поинтересовался. Только не падайте в обморок. — загадочно подмигнул Роговой. — Это — "куй"!

— Чего? — почти неприлично звучащее по-русски слово "куй", вызвало у Антоненко соответствующие ассоциации. — Ты что, издеваешься?

— Никак нет, товарищ подполковник! Это местные своих зверьков, по-нашему — морских свинок, так называют. Да вы их видели! Вечно под ногами целыми стадами путаются. Что у уаминка, что здесь! — серьезно ответил Роговой. — Честное комсомольское! Они их откармливают и потом едят как кроликов! А ведь вкусно!

— Ладно! Давай, доедай свой "куй" и пошли к Качи. Узнаем, когда домой возвращаться будем, а то мне тут, как-то не по себе уже становится. — закрыл тему разговора Николай.

Переговорив с Качи, решили уходить в Уаман-канча завтра с утра. И так уже загостевались у уанка четыре дня. Пора и честь знать. А тут еще увиденная бойня и похороны тоску нагнали. "Чем старее становлюсь, тем сентиментальнее". – загрустил Николай. Ему и Роговому, как гостям, отвели отдельное помещение под ночлег. Приставленные к ним Синчи Пумой воины-уаминка, расположились на шерстяных одеялах возле входа в дом. Если, конечно, эту круглую низенькую каменную башенку, как монгольская юрта, но с соломенной крышей, можно назвать домом. Все услуги — на улице. Вода в глиняном кувшине. Душ — с шумом протекает рядом с гор. Ложе — травяная циновка с шерстяным одеялом…

Не жизнь, а радость первобытного строя! Мать его так! Что-то ты раскис, Коля, если тебе местная дикарка уже лучшей красавицей показалась! Уж не хочешь ли, ты — старый пенек, пойти по стопам Аксенова? Молодость вспомнил?! Старый конь борозды не портит, но и глубоко не пашет! Не по твоим годам деваха эта! Да и стряпня местная уже надоела, борщику хочется! Пора возвращаться домой!

Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей и заснуть, Николай стал вспоминать и анализировать все, что удалось ему узнать за это время о уанка. Сколько их, место расположения, чем занимаются, с кем дружат, с кем воюют, чем торгуют и так далее. Уже когда мозг практически отключился, а тело погрузилось в сон, в голове проскочила тайная мыслишка: женись на Таньке-Машке и станешь вождем! Птьфу, ты! Сгинь нечистая! Спать давай!