Хроники мёртвого моря - Александр Косарев

– А-а-а, – в ужасе завопил Илья, просыпаясь. Бам-з-з, – вдребезги разлетелся сбитый им с тумбочки графин с водой. – Ай, – оглушительно взвизгнула входящая в палату уборщица, увидевшая заключительную фазу падения Хромова.

Очнувшийся под эту какофонию, майор долго не мог сообразить, где находится, но, свесив голову вниз и, увидев вокруг себя разливанное море воды, он только прыснул со смеха. Засмеялся и лежащий на соседней койке парень с перевязанной рукой, засмеялась и прибежавшая на шум медсестра. Не смеялась только уборщица, поскольку ей никогда не приходилось видеть в больнице людей ночующих под потолком.

Накануне выписки его навестил Вронский. Явился неожиданно, во время тихого часа. Привёз фрукты, шоколад, хорошее вино. Шутил, сыпал свежими анекдотами, но смотрел на него так, как смотрят здоровые атлеты на неисправимо изуродованного калеку. Илья это заметил, но вопросов лишних не задавал, и внешне веселился от души. После ухода приятеля он заметил на тумбочке пакет, содержимое которого его удивило. Кроме выглаженной одежды там лежали и его документы, которые он не видел с той поры как сдал их в строевую часть, перед отправкой на Колыму.

– Вот спасибо за заботу, – обрадовался Илья, – рассовывая их по карманам пиджака. Завтра прямо из госпиталя выйду полноценным человеком. И одежда опрятная и документы на месте. Не нужно будет специально этим вопросом заниматься.

Он, естественно, не стал просматривать выданные ему документы, поскольку внешне они выглядели точно так же, как и когда он их сдавал. Маленькая оплошность. Излишняя доверчивость. Но расплата за неё пришла несколько позже, примерно через месяц.

К себе на службу Хромов вернулся только через восемь дней после этого не совсем обычного пробуждения. Худой, украшенный багровым крестообразным шрамом над переносицей, он появился в кабинете генерала ровно в 9.00, как и было положено по внутреннему распорядку. Увидев мрачного, как грозовой фронт, майора, Борис Евсеевич торопливо поднялся и указал рукой на стулья у небольшого журнального столика, появившегося после недавней перепланировки.

– Присядь-ка сюда, Илюша, – как можно более дружелюбно сказал он, видя, что его помощника буквально трясёт от сдерживаемого негодования, – поговорить нам с тобой надо.

– Благодарю за любезное предложение, – ответил Илья, даже и не трогаясь с места, – но я здесь по несколько иному поводу. Прошу вас принять мой официальный рапорт об отставке.

Он сделал два шага вперёд и положил на стол лист бумаги с заявлением, над которым трудился чуть ли не полночи.

– Понимаю твои чувства, дружок, и твой гнев мне понятен тоже, – Борис Евсеевич даже остановился на полпути к столику и, недобро поигрывая желваками, склонил голову. Но отпустить тебя прямо сейчас не могу. Нет, нет! – вскинул он ладони, как бы предупреждая возможные возражения. Ты только не гони лошадей, послушай лучше меня, старика. Как никак опыта у меня побольше, и плохого я тебе не посоветую. Да сядь же ты, наконец!

Чуть не насильно усадив Хромова в кресло, Пасько тяжело плюхнулся на стоящую рядом небольшую кушетку.

– Илюша, Илья Фёдорович, – заворковал он, вынимая откуда-то из-под стола початую бутылку армянского коньяка «Ахтамар» двенадцатилетней выдержки, – ты войди и в моё положение. Я понимаю, что тебе пришлось не сладко…

Илья вытер платком выступивший болезненный пот со лба и возмущённо фыркнул.

– Ваши-то проблемы, товарищ генерал, мне вполне понятны. Я вам не враг, и тем более не противник. Но поймите и меня. Есть же предел человеческому терпению. Вы весь год, прямо как нарочно, направляете меня туда, куда… вернее откуда, шансов вернуться живым и здоровым практически не было. Ясно, что это являлось составной частью моей работы, но в результате всех этих безумных приключений я абсолютно ничего, кроме трудностей в семейной жизни и бесчисленных ранений не имею. Ровным счётом ничего! Меня всё так же держат здесь за полного «болвана», мною всё так же затыкают непонятно откуда возникающие проблемы, меня всё ещё водят как лошадь в «шорах» по какому-то безумному и бесконечному кругу… Всё, терпение моё лопнуло, я устал. Это виданное ли дело, приехать на какой-то неведомый колымский прииск, и тут же проснуться в госпитале у метро Щукинская! Вы сами-то можете мне сказать, где я был в промежутке между этими двумя событиями? А?

– Нет, – односложно выдохнул генерал, – не могу. Собственно, именно это-то я и хотел у тебя выяснить в первую голову.

– У меня?!!! – вскочил в запальчивости Хромов. Ну, знаете ли! Да это вообще ни в какие ворота не лезет. То есть вы на полном серьёзе хотите сказать, что несколько месяцев не имели обо мне никаких известий?

– Совершенно верно, не имел, – ловким движением налил ему Пасько полстакана. Но если ты думаешь, что мы тебя не искали, то ты ошибаешься. Поиски, правда, были поначалу не очень удачны, – слукавил он, – но результат-то налицо. Во всяком случае, я вижу тебя перед собой вполне живого и… почти здорового.

Он осторожно пододвинул коньяк ближе к Хромову.

– Ты, брат, прежде чем возмущаться, давай прими-ка сначала это лекарство от всех болезней.

Дождавшись, когда тот залпом выпьет предложенную порцию, Борис Евсеевич без промедления налил ему ещё, сбивая, таким образом, слишком агрессивный настрой своего помощника.

– Ну, ты сам-то подумай хоть минутку, глупая твоя голова, – придавил он своей мощной ладонью лежащую на подлокотнике руку Ильи, – куда же ты сейчас пойдёшь? Но ты же видишь, какая ерунда кругом творится? Видишь, какая в стране обстановка складывается? Таких как ты вояк по России тысячи бегают, как бездомные «бобики», без работы и перспектив на будущее.

– Не наблюдаю я ничего! – в свою очередь напряг горло Илья. Откуда я могу что-нибудь наблюдать, когда я уже два года в руки не брал газет, а телевизор видел только издалека, да и то в основном в выключенном состоянии. Я даже не знаю, какая в стране власть сейчас, и какие по рукам ходят деньги! Только успеваю сдать остаток командировочных в одних бумажках, так мне выдают новые, в каких-то других купюрах. Нет уж, лучше пойду в кооператив какой-нибудь, буду там одноразовые шприцы делать!

– Я вижу, ты совершенно непреклонен, – наконец сдался генерал, – что ж, имеешь право. Но всё же я надеюсь, что в последней просьбе ты мне не откажешь, по старой дружбе. Ты не думай, – убеждённо воскликнул он, – вопрос в принципе несложный. Дела чисто кабинетные.

– Знаем мы ваши кабинетные дела, – более расслаблено улыбнулся наконец-то выговорившийся майор, – наверное, опять на очередной курорт попросите прокатиться, с очередной девушкой позагорать.