Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев

21 июня. – Моя нежная дорогая девочка, я получил вчера вечером твою телеграмму из Гатчины, ты извещаешь о твоем возвращении из Москвы и также о том, что оступилась и оборвала связки, моя бедная, дорогая, маленькая, мне так тебя жалко, что просто и сказать не могу, и так досадно, что меня нет около тебя, я бы мог помассировать твою бедную больную ножку и, вообще, проводил бы день с тобой, и тебе не было бы так скучно лежать. В растяжении, которое у меня также было два раза в жизни, самое главное это компресс и массаж, последний надо делать два раза в день минут по 10–15 и продолжать его очень долго, т. к. это больше всего укрепляет связки. Как это ты ухитрилась сделать, и где, на вокзале? – Джонсону изъявляю свое полное неудовольствие и объявляю строгий выговор за то, что не бдительно печется о моей супруге. – Я знаю, как это ужасно болезненно, но надеюсь все-таки, что боль скоро успокоится, что ехать ты будешь хорошо и, наконец, что тебе не придется долго лежать. – Хорошая ли у вас теперь погода в Гатчине и есть ли белые фиалки? – Я очень рад был узнать из твоего письма, что Юлия Петровича [Гужона] не только освободили от ареста, но даже совсем оправдали (я так понимаю, раз Маклаков был смещен в связи с этой историей). – Я очень жалею всех тех несчастных, которые пострадали от погрома. Хорошо, что Липовка только частью пострадала, что бы сказала дорогая Ольга Сергеевна? – Наташа, нехорошо с твоей стороны мне не верить; раз я тебе обещал не летать, значит, за твоей спиной, никогда этого и не сделаю. Я у них, т. е. у летчиков, был, когда они получили новый аппарат «Voisin», и снимал там фотографии. На днях был воздушный бой. Два немецких аэроплана преследовали одного нашего, причем скорость была на их стороне, кроме того, они оба обстреливали его из пулеметов, а наш отстреливался одним только револьвером. Подлетая к Тлустэ, другой наш летчик поднялся на «Voisin» выручать своего товарища, но впопыхах забыл взять с собой пулемет. Оба немца оказались большими трусами и показали нашим свои удирающие хвосты. Это все происходило поблизости от нас. Батюшка [Поспелов] и Иван А[лександрович] [Кадников] в это время гуляли по шоссе и наслаждались чудным теплым вечером. Дуэль между аэропланами сначала им казалась весьма интересной, но когда начали свистеть вокруг них пули, то решили лучше спрятаться, что и сделали в дренажной трубе под шоссе. Доктор при этом проявил полную панику и летел кубарем по насыпи, а батюшка, не торопясь и смеясь, спустился с дороги, но, так же, как и первый, спрятался на четвереньках в тесной и грязной трубе. – Положительно, в жизни нет трагизма без комизма. – Кувыркалегии телег можно почти всегда избежать, если вовремя остановить машину, надо чувствовать и соображать каждый случай, когда же у шофера этого чутья нет, тогда подобные случаи (как с вами были по дороге в Лисино) будут постоянно повторяться. Как мне досадно, что я не был с Вами в Лисино; странно, что вы нашли так мало ландышей. Лисинским старичкам я написал благодарность за их память. Я надеюсь, что дети продолжают гулять в дворцовом парке и кататься в Зверинце. Живет ли [великая княгиня] Ксения [Александровна] в Гатчине и приезжает ли туда моя мать и как часто? – Я думаю, что можно почти наверное сказать, что немцы до Гатчины не дойдут, мне это кажется совсем невероятным. Ты можешь спокойно и без опасений там устраиваться. Снаряды в большом количестве должны получиться с 1-го июля. Я наверное знаю, что с 1 июня будут выделывать по 2 000 000 снарядов в месяц, значит через недели две вся артиллерия, находящаяся на позициях, получит большое количество снарядов. Затем, насколько мне известно, из Америки вскоре будет получена большая партия винтовок. Про японскую тяжелую артиллерию, кот[орая] прибыла, я тебе писал в прошлом письме, Холин проездом через Киев встретился с японскими офицерами в каком-то ресторане, которые ему это сообщили, так что это факт несомненный. Вот получив все это и влив всю эту силу в армию, я и думаю, что тогда мы должны будем двинуться вперед и снова завоевать все утерянное нами пространство. Я не совсем верно написал, вопрос не в пространстве, а в том, что[бы] разбить армию противника. Вся настоящая война нам показывает, что делают как раз обратно. Все высшее начальство трепещет за отданную пядь земли и не заботится о том, что[бы] в главных местах собирать большой кулак и там обрушиваться на противника; но эта несложная и, казалось бы, разумная мера, до сих пор не применяется. Желают быть сильными по всему фронту, что, конечно, невозможно, и в результате мы почти всюду слабы. Но теперь довольно писать об этом.

23 июня. – Моя душечка родная, от всего сердца благодарю тебя за другое и ласковое письмо, только ты напрасно говоришь, что я правду слушать не люблю и что поэтому надо молчать. Это не так, Наташечка, правду надо всегда знать, и всякая правда сопряжена тесно с справедливостью, и так как я по натуре своей справедливый человек, то всегда выслушаю всю правду и буду благодарен за откровенность; ты не можешь этого отрицать и сама знаешь, что я на своем веку, в особенности за последние годы, многое выслушал и многое вытерпел со всех сторон. В чем не прав, я всегда сознаюсь. Как пример возьму последний случай, т. е. тот факт, что я не приехал на похороны [великого князя] К[онстантина] К[онстантиновича]. – Я по своей совести считал, что не имел нравственного права отсюда уезжать, ввиду того, что так недавно до этого был в продолжительном отпуску, а кроме того, и время неспокойное. Мне же самому было бы несравненно приятнее лишний раз побывать с тобой. Я и не буду спорить и доказывать, что я только прав, а ты и другие, которые не моего мнения, не правы. Я хочу только одно сказать и доказать, т. е. убедить тебя, что когда я что-нибудь решаю, то действую всегда по совести. Поэтому я надеюсь и убежден, что ты всегда будешь мне говорить всю правду, как всегда это делала, не надо только никогда сердиться и портить этим отношение. – От души надеюсь, что твоя ножка скоро поправится, ужасно это досадно и то, что 27-го тебе нельзя будет двигаться. Кроме подножки на автомобиле, наверное, еще виноваты твои каблуки. – Что касается моей неэлегантности за последнее время, то ты сама знаешь, как трудно добиться какого-нибудь толка от портных и сапожников, когда самому не приходится или почти не приходится их видеть и объяснять, что хочешь и как. А кроме того, мы жили за границей, а возвратившись оттуда, я временно носил то старое платье, которое у меня было, а затем пришлось надеть черкеску, которую ты презираешь. В настоящее время я ношу китель и брюки из холста с желтыми сапогами. – Я полагаю, что тебе бы это понравилось, когда мы встретимся, я буду продолжать в этом ходить, т. е. носить это платье. – Все, что ты написала о Москве, мне было очень интересно читать. Из всего этого факта видно совсем ясно, что Юсупов (что и можно было ожидать) как администратор никуда не годится. Жалко бедного Оболешева, который постоянно должен иметь с ним дело. Он мне еще не прислал письма. – Очень благодарю тебя, Ангел мой, за все, что ты мне прислала, во всем видна заботливость, и буду надеяться, та прежняя любовь, которая мне дороже всего на свете. Хинная вода пока не для меня, а для Коки, я же продолжаю аккуратно втирать свой lotion De’queant, но толка, вероятно, от него также никакого не будет. Пожалуйста, пришли мне прочную губку для ванны, от моей почти ничего не осталось. – Я только что проверил в дневнике то, что ты меня просила, но так как ты во всем «Фома не верный» (так в письме, правильно: Фома неверующий. – В.Х.), то я перепишу тебе оба дня: 17-го мая. После завтрака мы прошлись по саду, а в 2¾ ч. они (т. е. Амилахвари и Никитин) уехали. В 6 ч. Наташа, Вяземские, Джонсон, Кока и я поехали в Чиркинский домик… и т. д. Да, кроме того, я помню, что мы оставались дома до чая, пишу дальше: 19-го мая. После завтрака Наташа, Вяземские, Джонсон, Кока и я поехали ко дворцу и нарвали там тюльпанов и нарциссов, затем мы отправились по оранжереям, где сорвали несколько роз… и т. д. – Из этого ты видишь, что 19-го это именно тот день. – Благодарю тебя за присланные фотографии, по сюжетам они очень милы, но действительно снимки не вполне удачные, как будто попал свет на пленки. Ты мне ничего не ответила на мою телеграмму – снималась ли ты у Трунова, но, во всяком случае, сделай мне удовольствие и снимись у Boissonat, мне так хочется иметь твой портрет в низком декольте, как я тебя говорил, и без меха, а то мех все закрывает, сделай это для меня, когда будешь в Петрограде! – Я надеюсь, что это письмо ты получишь 27-го утром, я курьера нарочно не задержал, чтобы он мог в этот день вручить мое письмо. Мне очень больно не провести день твоего рождения вместе с тобой, моя дорогая Наташа. От всего сердца поздравляю тебя и шлю самые лучшие пожелания и чтобы Господь скорее нас снова соединил, и я также надеюсь, что 26 августа я проведу в уютной Гатчине и мы поедем куда-нибудь в лес на пикник. – Извиняюсь за очень [плохо] написанное письмо, но почерк за последнее время что-то ухудшается. Да хранит тебя Бог. Мысленно крещу тебя, моя дорогая нежная девочка, ласкаю и горячо обнимаю тебя, будь здорова.