История русской армии. Cлавные военные традиции российских и советских полководцев - Сергей Павлович Андоленко

преданность царю, символу родины, до поры до времени сдерживала народный гнев. Он был над классами, нередко карал «господ», порой даже становился их жертвой, но царя не стало, и не осталось никаких причин терпеть над собой власть «белоручек».

Казалось, отмена крепостного права в 1861 г. выкорчевала корни крестьянской ненависти. Но нет. Готовится новый, последний выплеск этого разрушающего чувства. Он станет самым жутким, несправедливым и бесчеловечным. Этот всплеск не пощадит ни невинных, ни благодетелей народа, ни молодых, ни старых, ни женщин, ни детей, обезглавив нацию. В это время начинается крестный путь русского офицерства. В некоторых полках они низведены до положения париев. Разумеется, ни о каком подчинении солдат приказу, уважении и речи не может быть. Оскорбления и угрозы становятся общим уделом. В одних полках офицеров изгоняют, в других их арестовывают. Офицера, навлекшего на себя «священный гнев народа», могут убить. Но, как ни странно, поведение солдат бывает самое непредсказуемое. Например, в бывшей императорской гвардии если в 1-м стрелковом полковник убит солдатами, а из 4-го изгнаны офицеры прибалтийского происхождения, то в Семеновском полку между рядовыми и офицерами братское сотрудничество. Никаких серьезных инцидентов не отмечено и в Преображенском, самом аристократическом полку гвардии. Когда советская власть разрешит солдатам избирать своих командиров, все эти князья, графы, бароны и потомственные дворяне будут подтверждены в своих должностях. Но такие случаи все-таки являются исключением. В своей массе офицера плотным кольцом окружает ненависть. Она тем более несправедлива, что тот почти всегда очень скромного, часто крестьянского происхождения. У офицера остается три возможности: следовать за солдатом по революционному пути, дождаться окончания войны, чтобы выступить против новой власти с оружием в руках, или, разочаровавшись во всем, покончить с собой.

Отрекаясь, император назначил главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, но против этого назначения выступил Совет. Главнокомандующим утвержден Алексеев. В июне его сменит Брусилов, который через месяц передаст должность Корнилову. 1 апреля Алексеев собирает командующих фронтами, чтобы обсудить обстановку. Вывод единодушен: «Армия поражена опасной болезнью. На офицеров ведется травля, в войсках брожение, учащаются случаи дезертирства. Снижение боеспособности таково, что о возобновлении активных операций не может быть и речи». В начале апреля немцы ищут слабые места в наших боевых порядках. Линзинген атакует на Стоходе, к северо-востоку от Ковеля. Он без труда одерживает верх, а огромное количество пленных изумляет противника. Однако немцы даже не представляют себе степень разложения русской армии. «По моему мнению, — пишет Гофман, — революция сильно ослабила моральный дух и боевые качества этой армии, тем не менее в случае нашего наступления мы не можем рассчитывать, что русские отступят без боя. Конечно, они станут обороняться»[201].

15 мая Алексеев, генералы Драгомиров, Гурко, Брусилов и Щербачев отправляются в Петроград, чтобы напомнить правительству о его ответственности за сложившееся положение. «Нам казалось, — говорит Алексеев, — что революция принесет моральное обновление, подъем духа и победу. Мы ошиблись. Она обнажила самые гнусные инстинкты. Интересы родины и ее будущее никого больше не интересуют. Армия на краю пропасти». А Гурко продолжает: «Армия разлагается. Родина в смертельной опасности. Вы должны нам помочь. Разрушить легко, но, если вы сумели разрушать, умейте также и восстанавливать!» Через несколько дней правительство публикует «Декларацию прав солдата» и смещает Алексеева.

Наступление Керенского

На встрече союзников, состоявшейся в феврале 1917 г. в Петрограде, на весну было намечено наступление русских войск. Но уже 25 марта Алексеев обратился к правительству: «Мы приняли на себя определенные обязательства. Сегодня речь идет о том, чтобы, не теряя лица, отложить их исполнение или окончательно от них отказаться». Но Керенский хотел бы скрыть слабость русских войск. Он умеет воодушевить своим красноречием солдатские массы. Их нужно убедить в необходимости перейти в наступление для защиты революции, которой угрожает Вильгельм II. Для достижения желаемого результата он разворачивает бурную деятельность. Определенную часть электората ему удается убедить. В то же время командование, смотрящее на многие вещи более реалистично, формирует ударные части из добровольцев. Принятая мера привела к тому, что армия недосчиталась лучших воинов, но она позволила незамедлительно реагировать на случаи разбоя и неповиновения. Это, в конечном счете, позволило предпринять наступление. К сожалению, эти лучшие части будут уничтожены неприятелем. В своей массе солдат больше не желает слушать об активных действиях, в частях из рук в руки передаются тысячи листовок[202]. Операция превосходно подготовлена командованием, войска обеспечены всем необходимым снаряжением и боеприпасами[203]. Основная задача лежит на Юго-Западном фронте, войска которого должны вести наступление на Львов. Остальные должны поддерживать его отвлекающими ударами.

1 июля после интенсивной артиллерийской подготовки 7-я и 9-я армии переходят в наступление. Прорыв обеспечили ударные части, но пехота следует за ними неохотно. Очень скоро, несмотря на усилия офицеров, она поворачивает назад. Некоторые полки возвращаются на исходные позиции под предлогом, что «артиллерия слишком сильно разрушила немецкие траншеи и в них невозможно закрепиться». 6 июля наступает черед идти в бой 8-й армии. И здесь ударные части прорывают германский фронт, поддерживаемые пехотой. Калиш взят, войска доходят до Галича, захвачены 36 тыс. пленных и более 100 орудий. Это крупный успех. Но германские резервы контратакуют. Численность ударных частей катастрофически тает в боях, а пехота обращается в бегство. «Русские уже не те», — отмечает Людендорф. И пораженная Россия читает в газетах: «На всей протяженности Юго-Западного фронта наши войска, забыв свой долг, бегут». 19 июля германцы начинают контратаку на всем протяжении фронта. Она сопровождается массовым бегством с поля боя русской пехоты. Ни мольбы офицеров, ни вмешательство кавалерии, ни артиллерийская поддержка не могут исправить ситуацию. Там и тут происходят трагические случаи. Так, 300 офицеров 126-го пехотного полка и 2-й Финляндской стрелковой дивизии, подчиненные которых отказались сражаться, объединяются и бросаются в штыковую атаку на врага. Они ищут смерти и находят ее.

Толпа солдат, потерявших человеческий вид, совершает бесчисленные зверства: истребляет офицеров, грабит деревни и города, насилует женщин и детей. Центральный комитет 9-й армии телеграфирует в Петроград: «Наступление превращается в беспрецедентную катастрофу, угрожающую гибелью революционной России». «На полях, которые уже нельзя назвать полями сражений, — пишет генерал Корнилов, — царят ужас, позор и бесчестье, каких русская армия не знала с момента своего создания».

На других фронтах обстановка не лучше. 21–23 июля Северный фронт предпринял отвлекающую атаку. Из шести дивизий, выделенных для ее проведения, соглашаются идти в бой только две. «36-я пехотная дивизия легко захватывает первые две линии