Оптина пустынь и ее время - И. М. Концевичъ

По обеимъ сторонамъ дорожки, отъ святыхъ воротъ къ скитской церкви, въ начале ея, на одной стороне — направо келлiя о. Нектарiя, а налево — келлiя скитоначальника, старца Феодоая. Направившись къ последнему, я позвонилъ. Выходить келейникъ и проситъ меня войти. Когда я вошелъ, передо мною былъ длинный, очень чистый корридоръ, увешанный всевозможными текстами изъ Св. Писашя, поученш монахамъ и приходящимъ мiрянамъ. Направо была большая комната. Я вошелъ въ нее. Передшй уголъ наполненъ образами, налево у стены большой, кожанный диванъ, надъ нимъ портреты: большой старца Амвроая, лежащаго на кровати, затемъ Варсонофiя, а дальше различныхъ епископовъ и вообще лицъ известныхъ, какъ въ Оптиной пустыни, такъ и въ другихъ обителяхъ. Черезъ короткш промежутокъ времени, ко мне вошелъ старецъ Феодосш, человекъ высокаго роста, съ очень густыми, съ большой проседью, волосами, съ небольшой бородкой и очень красивыми глубокими, вдумчивыми глазами.

Необходимо заметить, какъ я сказалъ раньше, я и здесь, изъ ложнаго опасешя и считая для себя вопросъ о спиритизме уже законченнымъ, приступилъ къ старцу ничего не говоря о своей деятельности по спиритизму, съ вопросами, тесно связанными съ моей литературной и лекцюнной деятельностью.

И здесь я, какъ и у старца Герасима (Прозорливый старецъ — основатель Серпева скита Калужской губ , снова самолично наблюдалъ поразительную силу духовнаго опыта и провидешя старцевъ.

Передо мной былъ человекъ огромнаго духовнаго опыта и широко образованный. Благословляя меня на работу популяризащи хриспанско–нравственной этики, онъ преподалъ мне чрезвычайно много ценныхъ советовъ; снабдилъ меня указашями, которыя, какъ уже я вижу теперь, были такъ необходимы, такъ нужны мне.

А когда я предложилъ ему целый рядъ вопросовъ, касающихся переустроешя моей личной жизни, то чувствовалось, — по крайней мере, у меня осталось такое впечатлеше, — что старецъ какими–то внутренними импульсами проникъ въ мое прошлое, оцЬнилъ мое настоящее и, преподавая советы для будущаго, изъ чувства деликатности, а быть можетъ и сожалешя, не хочетъ касаться больныхъ вопросовъ моей сущцости. Преподавъ мне свое благословеше, онъ предложилъ мне побывать у старца Нектарiя.

Я сначала было отказывался отъ этого; во–первыхъ, изъ опасешя, чтобы не нарушить то впечатлеше, которое создалось у меня отъ этой беседы, а во–вторыхъ, опять–таки, въ силу указаннаго выше разъяснешя преподобныхъ отцовъ Варсонофiя Великаго и iоанна, что переспрашивать по два раза старцевъ объ одномъ и томъ же, равно, какъ и переходить отъ одного старца къ другому не следуетъ; ибо, въ первомъ случае, старецъ, несомненно, говоритъ по наитаю свыше, а во второмъ примешивается работа разсудка.

Темъ более, что я изъ беседы старца Феодоая, по его ответамъ на чрезвычайно сжатые вопросы; на вопросы, въ которыхъ хотя я тщательно обходилъ все, что касается моей бывшей постыдной деятельности, этотъ широко развитой, озаренный благодатною силою Христа умъ далъ мне то, что не могъ дать простой человекъ.

И я былъ умиротворенъ, пораженъ и изумленъ.

Но старецъ Феодосш, какъ будто, даже настаивалъ на томъ, чтобы я непременно побывалъ у старца Нектарiя.

— Знаете, если вы даже побудете на порожке у этого великаго, по смирешю, старца, то и это, кроме Божьяго благословешя, ничего не дастъ вамъ.

Я решилъ исполнить то, на чемъ настаивалъ старецъ.

Перейдя черезъ дорожку, я направился къ подъезду старца Нектарiя. Позвонилъ. Передо мной тотчасъ же отворилась дверь. Когда я вошелъ въ корридоръ, я увидЬлъ много мужчинъ, сидевшихъ и стоявшихъ, очевидно, въ ожидаши старца.

Необходимо заметить, что въ это время былъ особенно большой наплывъ посетителей у старцевъ, поэтому, какъ говорится, все было переполнено. Келейникъ провелъ меня въ особую комнату, где я селъ въ ожидаши о. Нектарiя.

Я ожидалъ очень недолго. Черезъ каия–нибудь 10–15 минутъ я услыхалъ, какъ въ передней все зашевелились. Всталъ и я, приблизился къ двери, и вижу, какъ, направляясь ко мне, идетъ старецъ, человекъ очень невысокаго роста, въ такомъ клобуке на голове, въ какомъ обыкновенно пишется и рисуется старецъ Амвросш.

Это былъ старецъ Нектарш.

Благословивши всехъ, онъ подошелъ ко мне, и со словами: «пожалуйте», ввелъ меня въ свою келлт.

Точно такая же обстановка, какъ и въ келлш старца Феодоая: иконы, портреты, направо большой, старинный развалистый диванъ, накрытый чехломъ. Неподалеку столикъ, на которомъ лежать несколько книгъ духовной литературы. Старецъ Нектарш усадилъ меня на диванъ, а самъ селъ со мной рядомъ въ кресло.

По виду старцу Нектарiю нельзя дать много летъ. Небольшая бородка почти не изменила своего природнаго цвета.

Странное впечатлеше на посетителей производятъ глаза старца, въ особенности во время беседы. Они у него очень маленыае; вероятно, онъ страдаетъ большой близорукостью, но вамъ часто кажется, въ особенности когда онъ сосредоточено вдумывается, что онъ какъ–будто впадаетъ въ забытье. По крайней мере, таково было мое личное впечатлеше.

Въ то время, какъ старецъ Феодосш вырисовывается въ вашихъ глазахъ человiжомъ живымъ, чрезвычайно скоро реагирующимъ на все ваши личныя переживашя, — о. Нектарш производить впечатлеше человека более флегматичнаго, более спокойнаго и, если хотите, медлительнаго.

Такъ какъ посещеше этого старца послужило окончательнымъ разрешешемъ всехъ моихъ переживашй, я постараюсь по возможности точно воспроизвести смыслъ моей беседы съ нимъ.

— Откуда вы изволили пожаловать къ намъ? — началъ медленно, тихо, спокойно говорить о. Нектарш.

— Изъ Москвы, дорогой батюшка!

— Изъ Москвы? ..

Въ это время келейникъ старца подалъ ему чай и белый хлебъ:

— Не хотители со мной выкушать стаканчикъ чайку? Дай–ка еще стаканчикъ!.. — обратился онъ къ уходившему келейнику.

Я было началъ отказываться, говоря, что ему нужно отдохнуть. Что я не смею нарушать его отдыха. Но батюшка, очевидно, вовсе не имелъ въ виду отпустить меня, и, со словами: «ничего, ничего, мы съ вами побеседуемъ», — придвинулъ ко мне принесенный стаканъ чая, разломилъ на двое булку и началъ такъ просто, ровно, спокойно вести со мной беседу, какъ съ своимъ старымъ знакомымъ.

— Ну, какъ у васъ въ Москве? — было первымъ его вопросомъ.

Я, не зная, что ответить, сказалъ ему громкую фразу:

— Да какъ вамъ сказать, батюшка; все находимся подъ взаимнымъ гипнозомъ.

— Да, да… Ужасное дело этотъ гипнозъ. Было время, когда люди страшились этого дЬяшя, бегали отъ него, а теперь имъ увлекаются… извлекаютъ изъ него пользу… И о. Нектарш въ самыхъ популярныхъ выражешяхъ, прочиталъ мне целую лекщю, въ самомъ точномъ смысле этого слова, о гипнотизме, ни на одно мгновеше не отклоняясь отъ сущности этого учешя въ его новейшихъ изследовашяхъ.

Если бы я пришелъ къ старцу, хотя бы второй разъ, и если бы я умышленно сказалъ ему, что я — спиритъ и оккультистъ, что я интересуюсь, между прочимъ, и гипнотизмомъ, я, выслушавши эту речь, могъ бы съ спокойной душою заключить, что старецъ такъ подготовился къ этому вопросу, что за эту подготовку не покраснелъ бы и я, человекъ вдвое почти моложе его.

— … И ведь вся беда въ томъ, что это знаше входитъ въ нашу жизнь подъ прикрьтемъ, какъ буд–то, могущаго дать человечеству огромную пользу…

— закончилъ о. Нектарш.

Въ это время отворилась дверь, вошелъ келейникъ и заявилъ: «батюшка, васъ очень дожидаются тамъ».

— Хорошо, хорошо, сейчасъ, — проговорилъ старецъ, а затѣмъ, немножко помедливъ, продолжалъ, обращаясь лично ко мнѣ:

— А вотъ еще болѣе ужасное, еще болѣе пагубное для души, да и для тѣла увлечете — это увлечете спиритизмомъ…

Если бы въ этой келлш, гдѣ перебывалъ цѣлый рядъ подвижниковъ–старцевъ Оптиной пустыни, раздался сухой, металлическш, знаете, — бываетъ иногда такой, въ жарые лѣтше, тньскте, грозовые дни, — раскатъ оглушающаго удара грома, онъ бы не произвелъ на меня такого впечатлѣшя, какъ эти слова Боговдохновеннаго старца.

Я почувствовалъ, какъ у меня къ лицу прилила горячая волна крови, сердце начало страшно усиленными ударами давать знать и головѣ, и рукамъ, и ногамъ, и этому дивану, и, даже кажется, самому старцу, о своемъ существоваши. Я превратился въ одно сплошное внимаше. Замеръ отъ неожиданности. И мой, привыкшш къ подобнаго рода экстравагантностямъ, разсудокъ, учтя все тѣ физюлогичесые и психологичеоае импульсы, которые мгновенно дали себя знать при первыхъ словахъ старца, сказалъ мнѣ: «слушай, это для тебя».

И, действительно, — это было для меня.

А старецъ продолжалъ:

— О, какая это пагубная, какая это ужасная вещь!

Подъ прикрыттемъ великаго христтанскаго учешя и появляется на спиритическихъ сеансахъ, — незаметно для человека, — онъ, сатана, сатанинскою лестью древняго змiя, заводить его въ такте ухабы, въ тактя дебри, изъ которыхъ нѣтъ ни возможности, ни силъ не только выйти самому, а даже распознать, что ты находишься въ таковыхъ. Онъ овладеваете черезъ это, Богомъ проклятое дЬяше, человеческимъ умомъ и сердцемъ настолько, что то, что кажется неповрежденному уму грѣхомъ, преступлешемъ, то для человека, отравленнаго ядомъ спиритизма, кажется нормальнымъ и естественнымъ…