Русская сказка. Избранные мастера - Коллектив авторов

class="p1">Ну, тут прислуга вся бежать к Овсянникову, рассказали, што Колю арестовали и увезли — прямо в подштанниках из спальни. Тот заскочил к нему, выскочил, и айда по начальству! Такую горячку запорол: — «Што он мог сделать, не воровал ничо, не разбойничал!»

Тогда Костентин Павлыча жена узнала, што его посадили в тюрьму в какую, идет в маскарад, одеватся генералом, берёт себе бумаги такие, што, значит деризор по тюремным делам. В таку то тюрьму едет, в таку то тюрьму, — добиратся, где этот Овсянников сидит. Пошла по всем камерам: добиралась, добиралась, доходит до одиночки. «Кто это сидит?» спрашиват ду́ха. «Это Овсянников сын!» — «Вы отойдите», говорит духу. «Вы за што арестованы?» — «Так и так», говорит: «и сам не знаю за што. Утром только встал, еще не одевался, только-пошол было оправляться, меня так в одних подштанниках и забрали; сам не могу определить за што». — Тогда этот самый генерал; снимат часы, перстень и говорит: «Тебе эшафот присудили, смёртная казнь будет. Вот тебе часы и перстень, надень на себя, когда поведут тебя казнить». А часы были именные Костентина Павлыча и перстень его же. Передала ему это все, и сама уходит. Уходит, садится в экипаж и уехала. Заежжат по дороге, куда ей надо, маскарад бросила и отправлятся домой, как бытто не её дело.

Вдруг представляется дело в ту саму тюрьму: такой-то Овсянников, стольки-то лет, осужоный на смертную казнь. На полевым суде должен быть казнен в двадцать четыре часа. Вывели туда на площадь Овсянникова и государь приехал и князья, сенато́ры приехали, графы́ — весь город их знат. Приносют доску, готовили висилицу. Полевой суд читат приговор: осужон за заговор на государя (нельзя же было его по таким делам судить). Ну а часы на ём именные и перстень, и обращатся он тогда к судьям: «Господа судьи, я никуда не ходил, за што я должо́н смерть принять изнапра́слина?» Зуби́лся он перед смертью.

Тогда закричал ему Костентин Павлыч: «Ты не знаешь, про то начальство знат! Ну читай ему кафермацию!» Тут и священник. Грехи отпущать ему подошел, а он повернулся, к чорту его послал. Ну, тут два столба кленова да перекладина соснова, скамейка, и яма тут жа вырыта; сымают с его тюремну одёжу, и палач надеёт ему холстову рубаху, смотрит — часы именны, Костентина Павлыча Романова; взглянул на праву руку — перстень его же. Он опешил. «Скрывай его!» кричит Костентин Павлыч. «Не могу, ваше высочество, фамилию вашу скрывать, заслуги ваши! Так што прошу осмотреть, не могу казнить!»

Выходит тут к ешафоту жена его и говорит перед всеми: «Ах ты, негодяй, негодяй! не стыдно глазам твоим, за свою жану хотел казнить человека неповинного». Наговорила ему всяких приятностев, ушла в народ. Констентин Павлыч от сраму такова провалился бы лучше: пал на извощика и уехал. Приехал домой, жены нету. «Уехала», говорят: «тем часом».

Сел на тройку, айда ее догонять. Гнал, гнал — ее и след простыл. На одном постоялом дворе узнал — жена там. Кто то ему шепнул. Стал спрашивать, как бы ему из женского полу разжиться; приходит к ей эта женщина, — так и так, говорит. Надела маску, и вот пошла у их беседа. Дама такая знатная, пышная да белая, повернула хвостом — доклад сделала. Забыл Костентин Павлыч и жену свою — на груди на белой заснул. Утром просыпатся, а ей уж давно нет, и записку написала, оставила. «Хорошо», говорит: «тебе, сукину сыну, со своей жаной гулять, а других за это на смерть посылать!» Ну он, как ошеломленный: «Неужели», говорит: «она, сволочь, могла со мной проспать?»

Ну дальше я забыл, — не помню што уж там было.

35. ПРО ДОЧЬ МЕНЬШИКОВА И ПЕТРА ПЕРВОГО

У Меньшикова дочь красавица была. И был садовник при доме, уж пожилой человек. Меньшиков просил его посмотреть за Лидой, когда она на прогулку выходит. Этот садовник проходил Петроградом и встречается с Петром Первым — императором. «А, постой-ка приятель! Ты где служишь, каким солдатом?» — «Служу у графа Меньшикова, ваше императорско величество!» — «А, постой-ка, друг, я давно встречи ждал с тобой: расскажи, как Лида у Меньшикова, куда ходит на балы? Как бы мне свидаться с ней, поиметь знакомство?» — «Не знаю, как, ваше императорско величество: строго блюстя́т родители ее, и я приставлен смотреть, когда она по саду прогуливатся». — «А ты мне помоги, я тебя награжду, и могу на свободу тебя отпустить, что ты вот доживешь до старости и уедешь домой». — «Не знаю, ваше императорско величество!» — «Не знаешь ты, когда Лида ходит гулять?» — «А на закате она ходит — говорит — купаться в бассейн». — «А как она там, затворяется на крючок, али так, просто?» — «А не знаю, ваше императорско величесто!» — «Если завтра можно будет ее увидать?» — «Я не могу вам объяснить, императорско величество, а только вы следите сзаду сада; я калиточку не запру, а штобы мне не наделать шуму, я удалюсь; а вы там заходите и делайте, как вам надо!» — «Ладно», говорит: «я тебя награжду» (графы, первые шишки были по сеноту).

Ну, тогда Петр день, два караулил; Лида купалась, а все у ей бассейна была заложена на крючке; и только на третий день она очень разгорелась; гуляла по саду, забегает в бассейну и забыла запереть. Только разделась, как он — хлоп к ней! дверь на крючок. Она скрестила руки и говорит: «Што вы, император, делаете?» — «Я ничего не делаю!» — «Да разве можно такое похабство над девушкой?» — «Ну што, тут ничего такого нет»... кладет ее на площадку...

Встает уходить. «Нет, постой», говорит: «император не уходи, и ты теперь искупайся со мной!» Ну, он не противился: разделся, залез в бассейну. Она достает из кармана его именные часы и перстень: «Вот, император, если у меня родится сын, — ему часы, если дочь — то перстень». — «Што ты», говорит Петр: «да это позор будет мне и тебе, как узнают!» — «Тебе — не знаю, а мне не позор: уж я наплевала отцу в бороду!» — «Ну, што ж», говорит Петр: «пусть по твоему!» — «Так вот, император, часы и перстень для памяти». — «Ну, до свиданья, не сердись на меня, што я тебя укараулил». — «А раз ты мог такой момент словить, то што