Королева Виктория - Филипп Александр

Викторию коробило, что бедняки часто несли наказание за провинности в десятки раз менее серьезные, чем те, что совершали представители благородного сословия, оставаясь при этом безнаказанными. Напрасно в своих письмах она просила Берти «подавать хороший пример и не оказывать покровительства никому из этих одиозных персонажей!».

Мэри Понсонби признается позже, что Виктория и Альберт были куда ближе к простым людям, чем к собственным придворным. Королева требовала от всех своих внуков, как прежде от своих девятерых детей, чтобы они за руку здоровались со слугами. В своем Бальморальском замке она устраивала ежегодный бал гилли, который обычно заканчивался всеобщей попойкой. Ужин там подавали через два часа после начала праздника, и к этому времени многие слуги уже едва держались на ногах. То тут, то там слышался звон разбитой посуды, часть блюд с трудом добиралась до стола, а сомелье[100] лили вино мимо стаканов. Виктория делала вид, что ничего не замечает.

В этом, 1868 году она опубликовала «Страницы из дневника о нашей жизни в горах Шотландии», иллюстрированных ее собственными рисунками, это был тот самый дневник, который она вела во время своих экспедиций по краю, где они были так счастливы. Книга изобиловала смешными рассказами о бальморальской прислуге, о ее достоинствах и недостатках, в том числе и о пристрастии к виски, над которым королева слегка подтрунивала. Общество борьбы за трезвость, своего рода архипуританская секта, выразила свое возмущение по этому поводу и потребовала убрать из книги все упоминания об употреблении спиртного. Королева категорически отказалась это сделать. Она наоборот собиралась показать всем, что английская государыня разделяет и любит простую жизнь своих подданных, принадлежащих к самым низам общества.

Силой и бодростью своего духа скромные шотландцы выгодно отличались от знати, думающей лишь о развлечениях. И первым среди них, естественно, был Джон Браун, несравненный и благородный гилли, которого приблизил к себе еще Альберт. Она уподобилась писателю Томасу Хьюзу, который в своей книге «Том Браун» на четырех страницах восхвалял всех безвестных Браунов, составивших славу Великобритании. Она пошла даже дальше, противопоставляя «Джон-Браунизм» «Джон-Булизму»[101], доброту первых — высокомерию вторых.

Пятьдесят тысяч экземпляров «Страниц» разошлись в две недели, желающие приобрести книгу буквально рвали ее друг у друга из рук. В США количество проданных экземпляров было в два раза больше. Успех ее книги, наивность которой вызывала улыбку у аристократов и возмущение у ее детей, укрепил Викторию в собственной правоте.

В конце февраля 1868 года лорд Дерби, с трудом передвигавший ноги, ушел в отставку. Дизраэли был приглашен в Осборн и получил предложение занять освободившееся место главы правительства. Леди Пальмерстон и салоны вигов кипели от возмущения: «Идея назначить премьер-министром еврея вызывает у нас невыразимое отвращение». А королеве эта идея пришлась по вкусу. В отличие от Альберта у нее не было ни религиозных, ни расовых предрассудков: «Он поэт, романтик и рыцарь. Когда он преклонил колено, чтобы поцеловать мне руку, которую нежно взял в свои, он произнес: со всей силой моей верности и преданности». Популярный писатель, он осыпал королеву литературными гиперболами и вел себя с ней, как с коллегой по творческому цеху. «Мы, писатели», — бросал он ей, сопровождая эти слова своей восточной улыбкой. Но у него практически не было времени на то, чтобы предаваться сладостному заигрыванию с государыней. Гладстон внес на рассмотрение парламента проект закона об автономии англиканской церкви в Ирландии.

Увы, лидер вигов был совершенно не похож на обаятельного Дизраэли. Он мнил себя посланником Бога, подвергал себя самобичеванию за греховные мысли, а к политике постоянно примешивал религию. Одной из идей тщеславного Гладстона было наставить на путь истинный проституток, наводнивших Лондон. Каждый вечер, выйдя из здания парламента, он направлялся в пользующиеся дурной славой городские кварталы и читал бесконечные нравоучения несчастным полуголым женщинам. Порой демон одолевал его, и этот колосс поддавался искушению плоти. Но, последовав за женщиной в ее каморку, он вдвойне начинал мучиться угрызениями совести. Маленький крестик, нарисованный в его дневнике, означал, что он испытал искушение, кнут — что поддался этому искушению, а затем в наказание подвергал себя более жестокому, чем обычно, самобичеванию.

Виктория терпеть не могла это лицемерное пуританство. Ее возмущало, что Гладстон пытается «разжечь старые сектантские распри». У лидера вигов была амбициозная цель положить конец неравенству в Ирландии между англиканской церковью, которая объединяла меньшую часть местного населения, но пользовалась поддержкой центральной власти, и католической церковью, которая имела многочисленную паству, но не признавалась английской короной и отвергалась ею как папистская.

В начале мая правительство Дизраэли оказалось в меньшинстве при голосовании по этому ирландскому вопросу. Вместо того чтобы самому уйти в отставку, премьер-министр распустил палату общин, как глава правительства он имел право назначить досрочные выборы. И состояться они должны были в ноябре, после парламентских каникул.

А королева проводила свои «весенние каникулы» в Бальморале, она использовала эти последние недели, чтобы сполна насладиться общением с Дизраэли. Она послала своему премьер-министру в подарок примулы и получила от него в ответ письмо с благодарностью, которое он продиктовал своей жене Мэри-Энн, та была старше него на двенадцать лет, и он женился на ней, богатой вдовушке, из-за ее денег. У Мэри-Энн был красивый дом рядом с Гайд-парком, она, не моргнув глазом, гасила все долги своего «героя» и до трех часов ночи ждала его возвращения из клуба или парламента. А когда обессиленный премьер-министр появлялся наконец дома, его ждали ярко освещенные комнаты, разожженный камин в гостиной и графинчик хереса на серебряном подносе. «Господин Дизраэли страстно любит цветы. А полученные им примулы показались ему вдвойне ярче и благоуханнее благодаря той благословенной руке, что осыпала его дождем всех этих весенних сокровищ», — написала Мэри-Энн королеве, которая тут же узнала цветистый стиль своего премьер-министра, чья супруга скорее славилась глупой болтовней.

В июле в Англии установилась невыносимая жара. За лето она унесла более двадцати тысяч жизней. Виктория проинформировала Дизраэли, что собирается отправиться в длительное путешествие. Она уже три года готовилась к поездке в Швейцарию, в горы с их покрытыми вечными снегами вершинами, которые ей восторженно описывал еще Альберт и которые она давно мечтала увидеть собственными глазами. Сейчас там находился ее сын, принц Артур, со своим гувернером майором Элфинстоном. Еще в июне в одном из своих писем Вики интересовалась у матери, верен ли слух о ее предстоящей поездке. Та ответила: «Доктор Дженнер порекомендовал мне ее. Я сказала об этом лишь двум или трем людям. Я не собираюсь никого принимать, чтобы не переутомиться и не расстроить себе нервы, как это было во время моего пребывания в Розенау».