Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина

что острей её чувствует, однако, постоянно высмеиваемый цыганами, приучается стоически её переносить. Он никогда не болеет обычными детскими болезнями, но бывает подвержен сильным простудам. У него чуткий нос, острое в темноте зрение, тонкий слух. Он дичится других детей и любит проводить время в одиночестве, перебирая камушки или рисуя на песке узоры, или просто бегая по лесу, словно зверёныш.

Юных вилктаков не женят, как других цыган, в двенадцать или тринадцать лет. Сначала дожидаются, пока вилктак не «вылупится», словно бабочка из куколки. Это происходит в четырнадцать-пятнадцать лет. Вилктак становится мрачен и беспокоен; в этот период за ним надобно пристально наблюдать. Он непременно попытается убить себя, обычно выбирая для этого яд или утопление, или же взрезая себе жилы на руках. Благодаря своей натуре, умирает он не сразу, долго мучаясь. В это-то время и необходимо ему влить в рот горячую кровь человека или другого вилктака. После этого агония перейдёт в тяжёлую болезнь, от которой он оправится и станет настоящим вилктаком. Но и тогда его не женят, а отдают в учение другому вилктаку, старее пятью или десятью годами. Ученье длится четыре или пять лет. Только когда учитель объявляет своего ученика взрослым, тот начинает жить и охотиться отдельно. Тогда ему подбирают пару. Это редко обычная цыганская девушка (или юноша), поскольку вилктак становится для них уже старым, потому и ищут в пару другого вилктака.

Вилктаки с трудом уживаются вместе. Даже муж и жена часто живут в разных палатках, встречаясь только для продолжения рода. Детей обычно отдают на воспитание родственникам, начиная с пяти-шести лет. Жёны охотятся наравне со своими мужьями, и потому им дозволяется надевать во время охоты мужскую одежду.

Вилктаки питаются обычной человеческой едой, и во всех своих привычках мало отличаются от других цыган: едят много мяса, спят до полудня, бодрствуют ночью, с удовольствием пьют молоко. Однако они живут наполовину в царстве живых и наполовину в царстве мёртвых, и, чтобы удержаться в мире живых, им приходится постоянно разыскивать упырей, упокаивать их и поедать их кровь. Для этого они подстерегают упырей у их могил, дожидаясь, пока восходящее солнце лишит их силы. После этого они очень быстро отверзают гроб упыря или проникают в склеп, и отрезают ему голову. По счастью, кочевой образ жизни цыган спасает вилктаков от голода, который бы настиг их после умерщвления всех упырей в округе.

Выпив раз упырской крови, вилктак может прожить около месяца или двух. Затем, если он не найдёт ещё, вилктак начинает слабеть, ослабевает настолько, что не может принять и обычной пищи, и погибает в мучениях.

В странах, которыми управляют христианские монархи, вилктаки, вместе с другими цыганами, скрываются, словно разбойники; крестьяне знают об их существовании и приписывают им всё, что говорится в народных сказках о волчьих оборотнях. В христианских же краях, порабощённых мусульманами, вилктаки предлагают свои услуги славянам совершенно открыто и не только поддерживают свои силы, но и кормят своей работой всех родственников. Благодаря своей природной гибкости и грации, они также считаются отменными танцорами и жонглёрами и хорошо зарабатывают на гуляньях и праздниках.

Часто вилктаки погибают до срока в открытой драке с упырём. Однако и избежавший такой схватки вилктак не заживается на этом свете. Природа их такова, что в возрасте около тридцать или тридцати пяти лет, иногда и раньше, их начинает одолевать одна и та же мучительная болезнь, и через месяц или два с её начала они погибают. Болезнь эта такова: от неё у вилктака слабеют члены, начинают ныть и болеть жилы и кости, мутнеет в глазах, перестаёт усваиваться сначала хлеб, потом мясо, потом вываренные овощи, наконец, и молоко с кровью, которую им добывают из сострадания другие вилктаки. Больного преследуют видения, он бормочет и скулит, издавая звуки, похожие на звериные. Дыхание становится частым, кожа — бледной, сердце бьётся слабо и быстро, на лбу выступает пот, и вилктака трясёт, как в лихорадке. Иные больные начинают плешиветь или терять зубы. Всё заканчивается тем, что вилктака по нескольку часов скручивает сильной болью, так, что он извивается, изгибается и громко кричит. Наконец, он умирает. Цыгане никогда не обрывают эту агонию милосердным ударом, поскольку считают убийство, особенно же цыгана, большим грехом. Надо сказать, что по этой же причине у цыган так много детей, за что их всегда порицают крестьяне западных земель, оставляющие себе одного или двух отпрысков. С другой стороны, жизнь цыган так сурова, что нельзя знать, выживут ли дети до конца зимы или умрут почти все сразу. Полагаю, поэтому они всегда оставляют детей с запасом. Что касается уверений крестьян, что цыгане воруют и пожирают христианских детей, то все наблюдения за этим племенем показывают, что цыгане питают отвращение к людоедству такое же, как к убийству цыгана или вилктака, зато нередко за вознаграждение соглашаются принять в табор незаконное дитя, плод блуда женщины высокого происхождения, которых им отдают так же, как деревенским бабам. Однако, в отличие от крестьянок, у цыган эти дети умирают реже и потому сильно бросаются в глаза. Цыгане выучивают их шпионить и воровать и потом засылают туда, где не могут присутствовать сами, в качестве своих лазутчиков и связных. Трудно сказать, чья доля хуже: незаконного младенца, умершего до того, как успел согрешить, или того, что выращен цыганам и грешил всю свою жизнь, пусть даже не людоедством».

Последнее предложение в духе католических умствований несколько выбивает меня из колеи, но затем я вспоминаю, что уже в Средние Века существовали евреи-«выкресты», вроде Спинозы. Должно быть, автор труда был одним из таких крещёных евреев, каким-то образом не оборвавших связей с миром иудейских тайнокнижников.

Непонятно только, как он мог проводить наблюдения за цыганским племенем в естественных условиях и при этом не нарваться на нож. Средние Века — довольно мрачная страница в истории цыган Европы.

«Ребе *** из *** полагает, что причиной смерти вилктаков в возрасте раньше естественного человеческого является магия крови, доставшаяся им от предков и родителей-упырей, указывая на сходство болезни вилктаков с болезнью, от которой погибает упырь, растерзав себе подобного. По видимости, родство с упырями делает их убийство смертельным для вилктака, но только гораздо медленней, словно яд, принимаемый в течение многих лет малыми дозами и постепенно подтачивающий и изнуряющий человека. Увы, нет никакой возможности проверить это предположение, поскольку, чтобы добыть кровь упыря, вилктаку приходится его убить. Уже несколько лет я лелею мечту поставить опыт, уговорив одного из вилктаков отказаться от охоты, а другого