Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн

противников, особенно на передвижников. Сомов же и другие художники выступали вне журнала со своими картинами, находя в журнале поддержку и воодушевление и создавая для журнала вещественную основу и опору Они регулярно устраивали выставки своего объединения, причем первая состоялась еще в 1898 г.

В 1899 г. вышел первый номер журнала. Далее он выходил регулярно до 1904 г., когда военные трудности пресекли финансирование и журнал закрылся. Но он выполнил свое назначение: движение передвижников заглохло. Выставки же «Мира искусства» еще продолжались и в 1906 г., а затем ту же традицию продолжили другие группы — «36», «Союз Русских Художников».

Сомов своими картинами, можно сказать, формировал на практике художественную традицию «Мира искусства» в живописи. Бытовому жанру «передвижников» он противопоставил ретроспективный жанр — естественное для него увлечение бытом придворного мира XVIII века — эпохи рококо и ампира, с их куртуазным стилем, с фигурами дам в кринолинах и светских кавалеров в париках. В ярких красках этого мира художник находил красоту и гармонию, отсутствующие в неприглядных серых буднях своего времени. Современность же этим картинам придавал ироничный взгляд художника, сознающего, что это лишь инсценировки, декорации, картинки. Тут есть двойная критика: современности за ее серость и прошлого за его нереальность и несбыточность.

Многие из этих картинок изображают галантные сцены, эротику, иногда на грани непристойности. Сценки эти согреты искренними и наивными чувствами. Но сентиментальность в этих сценах соседствует с гротеском, восхищение — с сарказмом. Эти сценки особенно поразили воображение современников, отравленных цинизмом декаданса, и Сомов приобрел известность прежде всего как творец этих галантных сцен и эротического искусства. В годы первой русской революции, когда либерализация режима на некоторое время сделала свободным распространение эротических изображений в книжной графике, известность Сомова как мастера такого искусства вышла за пределы России, и он получил заказ на иллюстрирование «Книги маркизы» Франца Блея — дорогого собрания эротических литературных произведений предшествующих веков. Книга вышла в 1907 г. в Берлине. Цензура все-таки вырезала некоторые сомовские иллюстрации (например ту, где женская рука тянется к восставшему «приапу»).

Рисунки К. А. Сомова к «Книге Маркизы». 1918 г.

Между тем Сомов был мастером не только этих сцен, но и портретов. Ему принадлежат портреты ряда выдающихся деятелей русской культуры — Вячеслава Иванова, Блока, Добужинского, Бенуа, Лансере, Рахманинова, многих видных женщин того времени.

4. Портрет Кузмина

Портрет М. А. Кузмина

работы К. А. Сомова. 1909 г.

Известно два сомовских портрета Михаила Кузмина, поэта, почти не скрывавшего свою гомосексуальность. Оба писаны в 1909 году, оба представляют поэта в красном галстуке, на обоих один и тот же ракурс головы, и даже очертания рубашки и куртки одни и те же. Только на одном, где преобладает гуашь, куртка окрашена в синий цвет, а на другом, сделанном преимущественно акварелью и цветными карандашами, она оставлена без окраски. Это, конечно, варианты одного и того же портрета, и даже если тот, на котором куртка не окрашена, является подготовительной штудией к тому, на котором она окрашена, все же он получился лучше. Лицо на нем занимает больше площади и выполнено с большей чистотой и выразительностью. Огромные библейские глаза поэта, полуприкрытые тяжелыми веками под приподнятыми бровями, отливают ртутным блеском и смотрят испытующе и призывно, а губы сложены легко, будто вот-вот откроются не для стихов, а для поцелуя. В то же время лицо остается жутковатым, загадочным и неприступным.

Этот портрет имеет длительную предысторию. Еще 6 октября 1905 года, в разгар первой русской революции, Кузмин между описаниями своих любовных приключений с парнем из низов Гришей Муравьевым и филиппиками против жидов, сеющих смуту, записывает в дневнике свое пожелание познакомиться с Сомовым и «смешную мысль, чтобы он написал мой портрет». 10 октября они встретились у Нурока, знакомство состоялось, и Кузмин читал свой роман «Крылья». После этого Сомов ловил всех на улице и говорил, в каком он восторге от романа.

В апреле 1906 они встречались у поэта Вячеслава Иванова.

«Сомов писал его портрет, — записывает Кузмин в дневнике. — Редко человек производит такое очаровательное впечатление, как Сомов, все его жесты, слова, вещи так гармонируют, так тонки, так милы, что самый звук «Сомов» есть что-то нарицательное». Потом встретились у Нувеля. «… я прочел Сомову дневник, он говорил, что он — ahuri [ошеломляющий], что это бьет по голове, говорил, что, кроме интереса скандала, некоторым он мог бы быть толчком, и даже <исправлением?> … что впечатление дневника бодрящее, что чувствуется любовь к жизни, к телу, к плоти, никакого нытья» (ДК5: 133, 136).

Затем начались регулярные собрания у Ивановых, где друзья их — писатели и художники — образовали неформальное общество «гафизитов», т. е. поклонников средневекового персидского поэта Хафиза, воспевавшего радости любви. Все приняли древние имена (Кузмин — Антиной, Сомов — Аладдин, Вячеслав Иванов — Петроний, жена его Зиновьева-Аннибал — Диотима и т. д.), переодевались в маскарадные костюмы, переходили на ты и, устраивая в гостиной палатки, как бы восточные шатры, возлежали в них, беседуя за вином, обнимаясь и целуясь. Сомов был костюмером и разливал вино. Кроме того, он отлично пел, и Кузмин отмечает, что у него полный, несколько меланхолический голос.

На очередной встрече у Ивановых

«я стал делать смесь из вина, сначала белое с Мюскатом, красное с Мадерой, в обе подливал Peach Brandy [персиковый бренди], потом выжимал апельсина и даже подбавлял Кюммель, вообще что-то невообразимое. Сомов стал пьянеть, но был еще мил, перешли на французский, потом на итальянский, потом на английский». «Петроний» (Иванов) стал гово рить, что я влюблен в Сомова и т. д. A force d’en parler [в силу этих слов*], я кончу тем, что влюблюсь в него. Я заметил, что это невозможно». Но Петроний возразил: «С Сомовым? гораздо возможнее, чем ты думаешь. Я могу это очень легко устроить. Ты не дождешься, чтобы Аладдин сам что-нибудь предпринял». Кузмин «был несколько froisse [уязвлен]» и отмел предложение: «Ты хвастаешь, зная, что я этого не захочу» (ДК5: 148).

На деле захотел, но без посредничества Иванова.