Мужчина в полный рост (A Man in Full) - Вулф Том

— Они будут тебя убить, бра! Моккай-чай-мертвяк!

— Ты хочешь сказать — убьют это бренное тело? Пусть делают то, что считают нужным, а я поступлю по-своему. Разве я утверждал когда-нибудь, что бессмертен?

Несколько секунд Пять-Ноль изумленно молчал. Потом вздохнул.

— Илли у тебя башие лакасы, — «или у тебя яйца большие», — илли ты съехать с катушка, как Шибздик. «Эдо бренное тело», да? Ты у меня не сходить с ума, Конрад. Второй хатник съехай с катушки — буммай, чувак!

Началась тука-тука-тука-тука-тука-тука, ночная перкуссия на маленьких самодельных бонго, стаканчиках из-под мороженого. Раздались ритмичные постукивания по койкам, и голос Пупырышка объявил:

— А теперь… прямо из театра «Аполло»… города Нью-Йорк… рэп-мастер Эм-Си…Нью-Йо-о-орк!

Может быть, это только игра воображения, но Конраду показалось, что восторженные крики на этот раз звучали угрожающе, что по всему блоку прокатилось злобное улюлюканье, пока Динамик издавал горлом басы. Рэп-мастер Эм-Си Нью-Йорк — перед глазами у Конрада тут же встало мрачное видение в пиратской бандане — начал как всегда:

Эй, дрянь, у тебя что, дыра — копилка,у тебя что, жопа — драгметалл?

На этот раз вопли над проволокой грохнули сразу, и в них слышалась настоящая жажда крови, а припев — «Давай, сука, давай!» — выстрелил мощно, но почти тут же сменился нетерпеливым скулежем, словно заключенные уже знали, что скажет сейчас рэп-мастер, и не могли дождаться его слов.

Немного басов Динамика, и рэп-мастер Эм-Си Нью-Йорк продолжал:

Если кто-то вздумал залупаться,Он узнает, как у нас тут вонять!Пусть он сходит помыться, братцы,Ему будет полезно малость пососать!Мелкий педик должен знать свое место!Переделаем его из Конрада в Кейтси!Слышь, вонючка, булки раздвигайИ…

Братки даже не стали ждать рэп-мастера — хором грянули припев. Спертый воздух над бетонными стенами взорвался оглушительным:

ДАВАЙ, СУКА, ДАВАЙ!ДАВАЙ, СУКА, ДАВАЙ!ДАВАЙ, СУКА, ДАВАЙ!ДАВАЙ, СУКА, ДАВАЙ!

Конрад лежал на койке, сердце бешено колотилось. Он закрыл глаза и попытался представить Карла, Кристи и Джил — все что осталось у него за пределами этой мрачной вселенной, где люди низводят себя до уровня животных. Карл, Кристи… Конрад больше не мог вызвать в памяти их черты… не мог даже мысленно увидеть их лица… лишь два маленьких расплывчатых образа с венчиками светлых волос. Джил… перед глазами больше не было красавицы Джил, которую он полюбил когда-то. Конрад не видел ее лица. Он видел только хмурые брови, их злой излом. Представил тело Джил и хотел было почувствовать, физически ощутить свою любовь к ней… но ничего не получалось. И все равно, думал он, слушая, как колотится сердце, как скрежещут вентиляторы и носится над проволокой похабное улюлюканье, все равно ведь он передал Карлу и Кристи искру Зевса. Конрад еще раз попробовал представить себе Карла и не смог. На глазах выступили слезы. Когда-нибудь сын станет мужчиной, но прежде кто-то должен рассказать ему, что это значит.

Конрад перевернулся на живот и свесил голову с койки:

— Пять-Ноль!

— А, бра?

— Обещай мне одну вещь.

— Какуй, бра?

— Что бы завтра ни произошло, напиши об этом и отправь моей жене.

— Напишить?

— Да, напиши обо всем. Обещаешь? Начиная с сегодняшнего дня, с того, как Ротто подошел ко мне, и так далее. Пять-Ноль, я хочу, чтобы сын знал. Пусть знает — я не трясся здесь, причитая и жалуясь. Это важно, Пять-Ноль. Обещаешь?

— Да, брата, обещаю. Только помний, глана дела — спакойна. Только не сходить у меня с ума, Конрад. Ты мне это обещай.

— Не волнуйся, я не схожу с ума. Голова у меня сейчас ясная, как никогда.

Конрад снова перевернулся на спину. Сердце отчаянно стучало, но он вдруг почувствовал, как напряжение постепенно отпускает тело и мускулы расслабляются. Даже сердце застучало ровнее. Глубоко и ритмично дыша, он постарался представить саму свою… сущность… как она раскрывается, раскрывается, раскрывается… всеми порами, всеми мышечными волокнами, нервными окончаниями, камерами сердца и легких, точкой в солнечном сплетении… Энергия шла толчками от сердца к нежной коже под ногтями, на мочках ушей, у корней волос, и вдруг Конрад увидел под веками яркий свет.

— Зевс! Пошли мне любое испытание, какое пожелаешь! — Он не хотел произносить это вслух, но с губ все-таки сорвался хриплый шепот.

Снизу Пять-Ноль прошептал в ответ:

— Э, братка, ты у меня с ума не сходить. Ты же мне обещать!

ГЛАВА 20. Армия Мэй

«Кр-р-кр-р-кр-р-кр-р-кр-р-р-р…» — надрывались под крышей вентиляторы, но напрасно. В блоке по-прежнему царили жара и духота, хотя времени уже было — сколько? — час ночи, два? Конрад смотрел в потолок сквозь проволочную решетку. В тусклом свете верхних лампочек по стенам двигались огромные силуэты охранников, отчего все вокруг приобретало какой-то бредовый оттенок. «Тр-р-ш-ш-ш тр-р-ш-ш-ш… — кто-то спустил воду в унитазе, — бульк-бульк-бульк-бульк…»

— Сколько можно?.. — простонали с другой стороны.

Человек пять или шесть храпели так громко, с такой усталой обреченностью, что можно было собственным телом ощутить их изнеможение. Оно перекатывалось из камеры в камеру вместе с разноголосыми всхрапами.

Но этим еще повезло… по крайней мере им удалось заснуть. Команде Ротто — тоже. Да и сам Ротто, где бы он ни был сейчас, наверняка дрых. Они копили силы для завтрашней схватки. Они не пялились в душную темноту с неистово бьющимся сердцем, измотанным беспрестанной тревогой, тре-во-гой, тре-во-гой, тре-во-гой…

Конраду было так жарко, что липкий пот тек с подмышек по бокам, по рукам, скапливался под подбородком. Пришлось снять рубаху и остаться в одних штанах, как Пять-Ноль на нижней койке, как практически все остальные в бетонном блоке, хотя Конрад не хотел оказаться раздетым в момент возможного нападения. Не могут же отморозки ворваться в камеру посреди ночи? Или могут? Эти твари изобретательны — делают зеркала из одноразовых стаканчиков, кинжалы из книжных обложек… находчивость извращенных умов не знает границ.

Никогда еще Конрад не чувствовал такой опустошающей усталости. Как он хотел погрузиться в спасительное забвение сна! Он уже начинал уплывать туда, уже тонул, тонул, тонул, и вдруг словно какой-то часовой в самом центре мозга выталкивал его обратно в сознание. Пот скапливался в бровях, усах, щетине на подбородке, раздражал кожу. Конрад рассеянно прошелся пальцами по усам, отжимая влагу… совсем как на складе «Крокер Глобал»… усы там замерзали, посверкивали инеем… ноль градусов по Фаренгейлу… Конрад закрыл глаза… представал себя в морозильной камере с серыми цинковыми стенами… верхняя ячейка, Л-17, он пытается стащить с нее огромную картонную коробку мороженой свинины, из ноздрей вырывается пар… Том смотрит на Кенни и говорит: «Есть новость хорошая и есть плохая…» А? Что? Он опять вздрогнул. Сердце так и бухало, он весь покрылся испариной. Но в бетонной коробке блока было по-прежнему спокойно.

Конрад стал думать о детях… о Джил… она будет с ним, она не исчезнет, она придет в воскресенье… Он закрыл глаза. Двушка, тесная, убогая гостиная… нет, он в гараже… дверь открыта… стройная юная фигурка на пороге… но это не Джил. Это «мала шалю»… начес на голове, яркие тени на веках — как грабитель в маске… черная майка так низко спускается, что сбоку видны маленькие грудки… Девушка улыбается, идет к нему… Грудки касаются его голой кожи…

Томп! Томп! Томп! Томп! Томп!

Конрад отреагировал мгновенно — тут же перевернулся на живот и посмотрел на пол. Кто-то стучал снизу, словно ручкой метлы или швабры! Какой-то толстой палкой!

Томп! Томп! Томп! Томп! Томп!

Но ведь под полом ничего нет, никакого подвала, бетонная плита лежит прямо на земле. Парни Ротто! Подкоп! Сейчас ворвутся!

Томп! Томп! Томп! Томп! Томп!

Двухэтажная койка начала раскачиваться и вихляться. Из-под пола долбили все сильнее, все громче. Верхние лампочки вдруг погасли. Конрад увидел лунный луч в потолочных окнах — луч качался. Смолк скрежет вентиляторов, и в то же мгновение раздались оглушительный треск и лязг, словно чья-то гигантская рука срывала со стен мостки охранников, сминала металлические койки, отдирала трубы от унитазов. Посыпались крики:

— Блядь, что за блядская хрень!

— Пупырышек, бля, ты где?

— Э! Охрана! Я в это дерьмо не играю!

— Э! Арментраут, бля! Дай свет!

— Вы что, бля, не слышите?!

— Mira! Terremoto![30]

— Блядь!

— Блядь!