Мемуары - Филипп де Коммин

Глава X

Король покинул Пизу, где недолго пробыл[491], и направился к Флоренции. Там ему указали на тот урон, который он нанес флорентийцам, когда нарушил свое обещание и предоставил свободу пизанцам. Те, кому было поручено объясниться с флорентийцами по этому поводу, извинялись, говоря, что король сделал это по недоразумению, и вступили в новое соглашение, о котором я ниже расскажу (а сейчас лишь вкратце остановлюсь на том, как кончил Пьеро Медичи) ; они также договорились о въезде короля во Флоренцию, совершенном им после того, как он оставил гарнизоны в Пизе и в других городах, что были ему открыты.

Названный Пьеро после передачи королю упомянутых мной городов, что было сделано отчасти с согласия флорентийцев, полагал, что король их не будет удерживать и что как только он выедет из Пизы, где ему нечего было делать более трех или четырех дней, то он вернет ее ему. Думаю, что если бы король пожелал провести в ней зиму, то флорентийцы согласились бы, хотя Пиза была им дороже всего, даже Флоренции, не считая их собственных жизней и имущества. Когда Пьеро вернулся во Флоренцию, то встретил там суровый прием со стороны всех, и было это не без причины: ведь он лишил их всей силы и мощи, всего, что они завоевали за 100 лет; казалось, что их сердца предчувствовали будущие беды. И как по этой причине, которая, по-моему, была главной, хотя они никогда об этом не говорили, так и из ненависти к Пьеро, о чем я уже говорил, они задумали вернуть свою свободу, которую, как считали, у них отняли, и решили изгнать его из города, забыв о благодеяниях его предшественников Козимо и Лоренцо Медичи.

Хотя Пьеро Медичи не знал об этом, он тем не менее пребывал в тревоге; он направился ко дворцу Синьории, чтобы переговорить о приеме короля, который находился в трех милях от города. При Пьеро, как обычно, была его охрана; когда он постучался в ворота дворца, то один человек из Нерли, которого я знал, как и его отца (а их было несколько братьев, очень богатых), ему сказал, что войти он может не иначе, как только один; причем этот человек был вооружен. Пьеро немедленно вернулся домой, вооружился и вооружил слуг и дал знать об этом некоему Паоло Орсини, находившемуся на содержании флорентийцев, ибо Пьеро по матери был Орсини и всегда, как и его отец, держал при себе кого-нибудь из этого дома; он решил Сопротивляться, а в случае неудачи покинуть город. Скоро он услышал повсюду крики: «Свобода! Свобода!» – и увидел вооруженный народ. И он, вняв доброму совету, покинул город с помощью Паоло Орсини, и это была скорбная развязка для него, если учесть, что могуществом и богатством он и его предшественники, начиная с Козимо, главы дома, были равны великим государям. Но в этот день судьба отвернулась от него и он потерял и честь, и состояние.

Я тогда находился в Венеции и узнал эти грустные для меня новости (поскольку я любил его отца) от флорентийского посла; если бы Пьеро доверился мне в свое время, то с ним бы не приключилось это несчастье; ведь по прибытии в Венецию я написал ему и предложил заключить соглашение, на которое мне были даны устные полномочия от сенешала Бокера и генерального сборщика, и если бы он согласился на него, то король, к своему удовлетворению, получил бы проход или, в худшем случае, заполучил бы в свои руки Ливорно и сделал бы для Пьеро все, что бы тот ни пожелал. Но он прислал мне насмешливый ответ через того сира Пьеро Каппони, которого я выше упоминал. Флорентийский посол на следующий день передал Синьории письмо от своей Синьории, в котором сообщалось об изгнании Пьеро за то, что он пожелал стать сеньором города с помощью Арагонского дома и Орсини, и излагались многие другие ложные обвинения. И таковы уж злоключения этой жизни, что если кто разбит и бежит, то он всюду встретит одних лишь преследователей, и даже друзья станут врагами, как этот посол по имени Паоло Антонио Содерини, один из самых мудрей людей в Италии: накануне он говорил мне о Пьеро как о своем естественном сеньоре, а потом, по приказу своей Синьории, объявил себя его врагом. но от себя лично он, правда, не сделал никаких заявлений. Через день стало известно, что Пьеро едет в Венецию, а король с большим триумфом вошел во Флоренцию; и тогда венецианцы письменно известили посла, что ему следует покинуть их Синьорию и вернуться назад, воспользовавшись дувшим в это время попутным ветром (я видел это письмо, которое он мне показал); и он уехал.

Два дня спустя приехал Пьеро, в коротком платье, похожем на платье слуги; в Венеции его приняли с большими сомнениями, настолько там боялись не угодить королю. Однако по здравому рассуждению они не могли отказать ему и старались узнать от меня, что скажет об этом король, а пока в течение двух дней держаЛи его за городом. Мне хотелось помочь ему, и никаких инструкций, враждебных ему, я от короля не имел, поэтому я сказал венецианцам, что, как полагаю, Пьеро бежал от страха перед народом, а не от короля. И тогда ему позволили войти в город. Я посетил его на следующий день после того, как он переговорил с Синьорией, которая его хорошо разместила, дозволила носить оружие в городе и содержать 15 или 20 вооруженных слуг; ему оказали большие почести, несмотря на то что Козимо, о котором я говорил, помешал им в свое время овладеть Миланом; но, невзирая на это, к нему проявили уважение из почтения к его дому.

Когда я увидел его, то он мне показался человеком не способным вновь стать на ноги. Он долго рассказывал мне о своей злосчастной судьбе, и я по мере возможности утешал его. Между прочим, он рассказал, что потерял все свое имущество и в довершение этого один его фактор, оставшийся в городе, отказал ему в его просьбе прислать сукно для него самого, его брата и для Паоло Орсини на сумму всего в 100 дукатов. Вскоре он получил через монсеньора де Бресса, ставшего позднее герцогом Савойским, известие от короля, который пригласил его к себе. Король же тем временем уже уехал из Флоренции, как будет ниже сказано.

Глава XI

Сейчас мне потребовалось немного времени, чтобы рассказать об этом Пьеро Медичи, и это достойно удивления, ибо власть его дома продолжалась 60 лет и была столь великой, что больше и быть не может. На следующий день после его бегства из Флоренции король вошел в город, где Пьеро приготовил для него свой дом. Туда заранее прибыл сеньор де Бальзак, чтобы устроить жилье, и когда он узнал о бегстве Пьеро Медичи, то принялся грабить все, что только попадалось ему в доме, говоря, что их банкир в Лионе должен ему большую сумму денег. Среди прочего он взял целый рог единорога [492], стоивший шесть или семь тысяч дукатов, два больших куска от другого рога и много других вещей. Остальные делали то же, что и он. В один из домов города было снесено все самое ценное, и народ все растащил. На долю Синьории пришлись наиболее богатые драгоценности, около 20 тысяч дукатов, имевшихся в наличии в городском банке, много прекрасных агатовых сосудов и такие красивые камеи, что диву даться можно (я их видел однажды), а также около трех тысяч золотых и серебряных медалей весом в 40 фунтов, таких красивых, что, думаю, нигде в Италии больше не было подобных. Все имущество, потерянное им за этот день, стоило 100 тысяч экю.