Живой Журнал. Публикации 2011 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зачем "Ошибочно, далее, полагать, будто" — это хорошо если платят построчно, но зачем этот усложнённый язык в частном, частном, частном письме?
Зачем тут про фиванские врата? Для подтверждения мультикультурности? Торунь — это город, кочевавший из Польши в Пруссию и обратно несколько раз и известный тем, что в нём родился Коперник. То есть, торуньский астроном — это Коперник, Коперник постулировал гелиоцентрическую систему, и из этого производится солнечный эстетизм. Ну хорошо, гелиоцентрическая доктрина-система абстрактна (впрочем, почему — абстрактна? И почему именно в солнечном эстетизме?). И как применились ей плавающие-путешествующие? Это ведь очень сложный вопрос — если речь идёт о навигации, конечно. Не сказать, что до Коперника не было навигации по небесным светилам. То ли читатель хочет поживиться плодами навигации, то ли литература — читателем.
В общем, Аркадий, не говори красиво.
Но главной проблемой становится смысл этого абзаца — если "Литература пишется не для читателя", если это акт общения с высшими силами, то отчего писать критику непонятное письмо. Акт общения с Богом свершился, ему никто не мог помешать, к чему упрёки сторонних лиц в непонимании?
Я учился в Литературном институте и вынес оттуда три фразы (это довольно много, некоторые не вынесли и этого). Одна из них была о том, что писатель не имеет права оправдываться и "дообъяснять" свои тексты. Это очень мудрое правило — в таких случаях писатель всегда выглядит комично и жалко. Любой писатель и всегда.
Меж тем длинные периоды типа — "Высказывания Ваши, а Вы давно и твердо держите свою линию, коробят меня пренебрежительным отношением к прозе, впрягшейся в обновление поэтических форм, наиважнейшую в речи работу, без которой литература «не излучает» и только лишь корчит посмертные бодрые рожи с серийных обложек — полюбуйтесь-ка на фаюмский портрет. Речевым промыслом свершается путь в незаказанном направлении, для пущей торжественности именуемый литературною эволюцией, и огорчительны нападки на слово, отовсюду теснимое — ладно бы рынком, монстру по штату положено выглодать скучную плоть несогласных, но теми, с кого бы полфразочки в одобренье защиты…" — удивительно беззащитны. Они будто бы страшный сон Годунова-Чердынцева, который пишет критику Мортусу оправдательное письмо.
Но, если и так, то в письме взят чрезвычайно неудачный тон. Именно тот тон искусственной интеллектуальности, что был ужасен в прозе.
Конечно, любые творческие декларации имеют право на существование — но тут не декларация, а что-то бессвязное, очень ранимое, искусственное, личное.
Как ни крути, будь я близким мёртвому писателю человеком, бы не стал этого печатать ныне.
Однако мне, сидящему посреди ночной Москвы, этот безжалостный к своему автору текст оказался очень полезен.
Жизнь жестока, литература трансформируется, стили трещат и ломаются как лёд.
Время смывает книги и их авторов.
Ты поминутно понимаешь, что мир равнодушен к твоим буквам.
Надо смотреть на это с отчаянным спокойствием, без жалоб.
Извините, если кого обидел.
23 июля 2011
История про неприятные сюрпризы
Постель наполнена мелким речным песком.
Чорт! Где я был ночью и отчего не помню своего отсутствия?
Извините, если кого обидел.
23 июля 2011
История про стаканы
14, 12, 20, 28 — и это неполный ряд, разумеется.
Вспомнил былое благодаря посту periskop.su.
Надо сказать, что я несколько раз писал о гранёных стаканах в разных изданиях — коротко писал и писал пространно.
В результате я должен сказать одно — загадок в истории гранёного стакана больше, чем точных знаний. Да и вопрос "Скока граней?" сродни вопросу о том, сколько должен быть рост и вес у красивой женщины. Поиск точного числа сродни желанию пройти под радугой.
Однако на этом пути мы можем узнать много нового, если только не окостенел ещё живой интерес.
А то ведь наш обыватель каков — у него в голове связка "стакан" — "Мухина". Он как заслышит слова "гранёный стакан", так сразу выпучит глаза и выпалит: "Мухина!". "Му-хи-на!" Да так и остолбенеет.
Потому как скажи ему: "Птица!", так он радостно закричит "Курица!".
А скажи "Поэт?" получишь в ответ: "Пушкин!"
Так вот никаких документов о роли Мухиной в судьбе гранёного стакана не наблюдается — только воспоминания родственников и ворох недостоверных газетных статей, в которых журналисты выпучивают глаза не хуже обывателей.
Образ советского гранёного стакана возник с унификацией производства в середине XX века. То есть, если раньше человек помнил, что в разных столовых и рюмочных, в трактирах и кабаках была разная посуда, то тут в каждое заведение общественного питания, а то и в каждый дом пришли миллионы и миллионы схожих стаканов.
А так-то гранёные стаканы известны в стеклоделии давно. Был, по слухам, стакан Ефима Смолина, который царь Пётр Алексеевич хватил оземь, да тот стакан, на радость мастеру, и не разбился.
Контр-адмирал Дыгало пишет: "Еще задолго до официального появления кают-компании на кораблях 1-го и 2-го ранга Российского флота имелись наборы отличной столовой и винной посуды, «дабы не ударить лицом в грязь, буде придется принимать иностранных гостей». Составной частью этих наборов, изготовлявшихся бессчетными купеческими мануфактурами, были, естественно, стеклянные стаканы — малопрозрачные, темно-зеленого бутылочного тона, которые расписывались эмалевыми красками, и более дорогие, декорированные тонкой гравировкой прозрачные бесцветные кубки Императорского хрустального и стекольного завода. Вся эта посуда во время штормов билась в неимоверных количествах, ибо зафиксировать ее гладкие формы на столе было почти невозможно. Правда, помогла русская смекалка: моряки во время качки застилали столы мокрыми скатертями (это применяют и сейчас), однако круглые по форме стаканы и кубки скатывались со стола и бились даже в этом случае. От удручающих трат казну избавил один из мастеров Императорского стекольного завода, который изготовил первый в России граненый стакан. Апробацию новшества российский император произвел самолично, откушав из него полынной водки. Он нашел, что «стакан осанист и по руке в пору». От своих нынешних собратьев первый русский граненый стакан отличался большой вместимостью, толстыми стенками и зеленоватым оттенком. Возможно, это обстоятельство привело к тому, что в народе, несмотря на постоянное обновление разговорного языка, водка сохраняла за собой былинное название зелена вина
