Новая царица гарема - Георг Борн

Был уже вечер. К этому времени разноплеменные бродяги, сошедшиеся в Константинополь, подобно ночным птицам, оставляют свои дневные убежища и отправляются блуждать по городским улицам, выжидая удобного случая для грабежа или убийства. Вечерняя заря мало-помалу бледнела. Вместе с отлетом летучих мышей мошенники тоже вышли на свою ночную работу, употребляя день для сна. В это время какой-то мужчина в темном кафтане шел по дороге к вышеупомянутому убежищу всевозможных хороших и дурных бесприютных горемык. Красная повязка наподобие чалмы обвивала его голову. До развалин было еще далеко, когда под развесистым платаном он увидел лежащего человека. Человек этот, по-видимому, спал. Внешность его испугала бы всякого: с первого взгляда можно было узнать в нем разбойника. Судя по его рябому лицу и беспорядочной одежде, это был грек. Казалось, человека в красной чалме влекло к этому бродяге, он толкнул его, как будто хотел что-то сказать. Но тот, очевидно, страшно опьяневший от опиума, ничего не чувствовал и даже не пошевелился. Только незнакомец хотел повторить свою попытку разбудить его, как вдруг вблизи что-то зашевелилось, чего он прежде вовсе не заметил. Под толстым стволом платана сидел какой-то старик, поджав под себя полуобнаженные ноги, с голыми руками и плохо прикрытым туловищем. На голове у него была надета широкая грязная чалма. Чудное впечатление производило сильно загорелое от солнца, морщинистое лицо его, обрамленное длинной, белой как снег бородой, ниспадавшей на худощавую, костлявую грудь. Смуглые руки и ноги его были поразительно худы, но в то же время сильны и крепки. На шее у него висела цепочка с мощами, а ниже – дудка. Возле него в траве лежали свернувшись семь или восемь змей, головы которых почти касались голого тела старика. Неподвижно, как восковая фигура, сидел он, прислонившись спиной к дереву. Он только тогда шевельнулся, когда человек в красной чалме вторично хотел толкнуть спящего бродягу.

– Не делай этого, – сказал он, – грек убьет тебя, если ты теперь его разбудишь.

– Как, ты укротитель змей? – спросил тот, и при звуке его голоса все еще зоркие глаза старика так быстро и живо скользнули по нему, как будто он узнал этот голос и хотел удостовериться в личности этого человека.

– Я египетский укротитель змей Абунец и вчера ночью удостоился чести заставить танцевать моих змей в гареме всемогущего султана всех правоверных, – отвечал старик подошедшему к нему ближе незнакомцу.

– А что, милость эта наполнила твои карманы? – спросил он. Укротитель змей промолчал.

– Я так и думал, – продолжал незнакомец, посмеиваясь, – гофмаршалы, начальники евнухов, слуги и весь штат поглощают столько денег, что ничего не осталось на твою долю. Я знаю все. Ты бедняк, я это вижу.

– Да, господин, я беден, очень беден, – отвечал укротитель змей, опустив голову.

– Отчего же ты не можешь сам себе помочь? – продолжал тот. – Ты ничего не достаешь, во дворце богачей не получаешь даже назначенных тебе денег: их берут себе гофмейстеры и слуги. Иначе и быть не может. Если и ты не будешь брать, ты умрешь с голоду вместе со своими змеями. Но скажи мне, не проходил ли или не проезжал ли здесь сейчас верхом молодой эфенди?

– Молодой знатный господин?

– Да, на руках у него дорогие перстни, карманы его туго набиты золотом.

– Нет, сударь, такого пока еще не видел.

– Так он еще придет.

– Ты ждешь его?

– Я хочу предложить ему свои услуги.

– Так, так. Но что нужно молодому эфенди здесь, в Хебдомане? – заметил старый укротитель змей. – Не слугу же намерен он отыскивать?

– Да, правда твоя, старик, плохо пришлось бы ему тогда. Здесь в развалинах он ищет одну девушку с мальчиком.

– Турчанку?

– Да, и очень красивую.

Старик отрицательно покачал головой.

– Нет, сударь, здесь не видел. Но в Скутари видел я вчера прелестную турецкую девушку с десятилетним мальчиком.

– Это они! – воскликнул Лаццаро. – Их-то и ищет молодой, богатый эфенди. Скажи ему это, когда он вернется из развалин, может быть, он даст тебе бакшиш.

– Кажется, ты хочешь поступить к нему в услужение?

– Разумеется. Дай сначала ему пройти, чтобы мне встретиться с ним у развалин. Обратись к нему, когда он пойдет обратно.

– Но, поступая к нему в услужение, ты наверно скажешь, что я видел девушку и мальчика в Скутари.

– Зачем? Надо же и тебе что-нибудь заработать.

– Ах, ты очень добр! – воскликнул старый укротитель змей. – Абунец два дня уже ничего не ел.

– Ну а что, если он ничего тебе не даст? – с язвительной усмешкой спросил его тот. – Делай что хочешь, меня это нисколько не касается, он богатый эфенди.

Старик осторожно и робко осмотрелся кругом, не слышал ли кто этих слов.

– Ты очень добр, – сказал он затем, понизив голос. – Ты хочешь доставить кое-что старому Абунецу. Я думаю даже, ты еще что-нибудь прибавишь, если… – прибавил он совсем тихо, – если я верно понял тебя.

– Понял или нет, делай что хочешь. Кто от своей честности умирает с голода, тот ничего лучшего не заслуживает. Какие еще у тебя, старик, сильные ноги и руки, я думаю, ты справишься с любым молодым парнем. Далеко ли еще до развалин?

– Не очень.

– Ладно. Мы потом вернемся сюда, старик, – сказал человек в красной чалме, потом поклонился укротителю змей и снова вернулся на дорогу.

Он поспешно пошел по направлению к развалинам, где здесь и там стояли и лежали девушки, женщины и мужчины. Подойдя ближе, он услышал шум и брань. Все бросились к тому месту посмотреть, чем кончится крупная ссора между цыганом и турком.

Лаццаро, – человек в красной чалме был он, как уже, наверное, отгадали читатели, – по-видимому, хотел сначала убедиться, не нашли ли Реция и Саладин себе убежища в развалинах.

У входа в них, вся сгорбившись, сидела на корточках старая цыганка.

Лаццаро подошел к ней.

– Уходишь ли ты каждое утро вместе с другими в город или остаешься здесь? – спросил он ее.

– Я не могу больше ходить, господин, я всегда здесь, – отвечала горбатая старуха.

– Не приходили ли вчера или сегодня новые бесприютные искать здесь убежища?

– Да, сударь, целая толпа пришла сегодня ночью.

– Не было ли между ними девушки с мальчиком?

– Ты говоришь о женщине с ребенком на руках?

– Каких лет был мальчик?

– Не старше четырех лет.

– Нет, я говорю не о том, я спрашиваю о…

На этом самом месте разговор их был прерван. На дороге Лаццаро увидел принца, без проводника приближавшегося к развалинам. Он был в европейском костюме, с чалмой на голове. Хотя платье его и было из лучшей материи, но ничто не обличало в нем его высокого звания, тем более что он шел пешком. Однако по рукам его, обтянутым перчатками, можно было угадать в нем знатного турка.