Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства - Владимир Михайлович Зензинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы ночевали всегда у воды, у какой-нибудь речки или ручейка; с вечера разводили большой костер, который к утру выгорал. Спали около огня, прижавшись с Мурашко друг к другу спиной и укрывшись одним одеялом.
Под головами у нас были подушки от седел, как и полагается во всех классических путешествиях по диким местам. По большей части за все время нашего путешествия шел дождь. Мы были в пути в этой тайге около месяца, из него я насчитал не меньше двадцати дождливых дней. Под конец путешествия начало становиться по ночам холодно, и утром мы замечали, что оставшаяся с вечера вода в котелке для чая замерзала, трава была покрыта инеем – было уже начало сентября. Все ночи в пути мы проводили под открытым небом, у нас не было даже палатки – но удивительно, что физически мы чувствовали себя превосходно: ни разу не схватили даже насморка!
Прав Гончаров, который, в сентябре 1854 года проделав в таких же условиях этот путь – от Охотского моря в Якутск, говорил о климате Якутской области: «Здесь замерзнуть можно, а простудиться трудно»… Днем, в редкие солнечные дни, нас немилосердно кусали комары, мошки и другой гнус. А о том, сколько было этого гнуса, можно судить по тому, что наши белые лошади (якутские лошади по большей части белой масти) казались всегда серыми – так густо они были покрыты комарами; и если проведешь ладонью по лошади, ладонь делалась сейчас же красной от крови раздавленных комаров. Всадник с лошадью ехал как бы в облаке из этого гнуса. Лошади покорялись своей участи и брели, опустив вниз голову и лишь обмахиваясь хвостами. Мы спасались от комаров сетками, закрывавшими, как чехлы, наши головы.
От дождей все реки – а их пересекать пришлось бесчисленное множество – раздулись. У некоторых мы должны были пережидать один-два дня, чтобы вода спала. Помню такой эпизод. Мы подъехали к широко разлившейся бурной реке, помню ее звучное имя: Джаргатталах. Наш проводник решительно отказался переходить ее вброд. «Я человек старый, – заявил он, – воды боюсь».
И отправился искать брода вверх по течению. Не знаю, какая муха меня укусила – мне не хотелось делать дальнего обхода. «Что мы, не эсеры разве?» – воскликнул я и легкомысленно направил свою лошадь в реку. Мурашко двинулся за мной. Я знал, что не надо слишком пристально смотреть на воду – может закружиться голова. Знал также, что надо лошадь держать всегда против течения и переправляться через реку вверх по течению, а не вниз – иначе вода может забить лошадь, умчать ее вниз, и тогда лошадь перестает сопротивляться и отдается течению…
С ужасом я скоро почувствовал, что ноги лошади не достают больше каменистого дна – она поплыла. Я делал все доступное в моих силах, чтобы голова лошади была направлена вверх по течению, но вода уже залила седло. Криками и ударами я подбодрял лошадь, слышал среди шума воды, как сзади меня кричал Мурашко. Это был жуткий момент. Но, видно, наш час еще не пришел! После долгого барахтанья в воде и напряженных усилий лошади – я чувствовал ногами, как напрягалось все тело лошади, – передние ноги ее коснулись дна. Мы были спасены! Но мы были мокры до последней нитки. К счастью, день был жаркий, солнечный. Здесь же, на речных камнях, мы разделись донага и расстелили на горячем берегу белье для просушки. Часа через два к нам присоединился наш огоннёр, неодобрительно качая головой. Он благоразумно перебрался через найденный им вверху брод.
Реки и речки, густой кустарник, через который трудно продраться и ветви которого хлещут по лицу, болота, тянущиеся по несколько верст, причем кажется, что бредешь по какому-то бесконечному озеру. Выжженные леса, камни, ущелья, скалы. Всего неприятнее были кочки! Огромные пространства покрыты высокими кочками, по которым лошадь перебирается, как слон в цирке по бочкам, – это очень опасный путь, потому что, сорвавшись, лошадь может сломать себе ногу. Сколько раз мы падали – иногда прямо в воду, сколько раз ударялись в густом лесу коленами о деревья – физиономии наши распухли от комаров и ветвей, через которые приходилось продираться и которые немилосердно хлестали нас.
Но никогда за всю дорогу мы не падали духом. Это путешествие было так интересно! Какие чудесные картины мы видели: то это были небольшие горные перевалы и живописные ущелья, то необозримые поля, покрытые густыми кустами пахучего багульника, то нависшие над головами скалы, поросшие желтым, рыжим, красным мхом.
Лес по преимуществу состоял из лиственницы – этого универсального сибирского дерева, которое так чудесно горит, попадались группы высоких тополей в лощинах, осина, на горных кряжах – карликовые кедры с созревающими шишками, из которых мы выколупливали орехи, изредка встречалась и береза. Осень приближалась с каждым днем – и раскраска деревьев становилась все ярче: лес из зеленого становился пестрым – желтым, красным, малиновым, золотым.
Меня спросят: а как же вы питались? На это я отвечу, что никогда в жизни не было у меня такого изысканного стола, как за этот месяц путешествия по тайге. Для охотника это был настоящий рай! Куропатки, рябчики, утки, тетерева-глухари… И все это в неограниченных количествах.
Утками мы пренебрегали (их трудно потом доставать из воды), куропаток презирали (их было слишком много и они скоро надоели – да и глупая птица: слишком маленькая!), на рябчиков не хотелось тратить много времени, потому что они очень ловко прятались – прижмется неподвижно к сучку, смотришь на него и не видишь. А главной нашей пищей были тетерева-глухари, которые в России считаются редкой, почти заповедной птицей и которую там можно найти лишь в северных лесах.
Здесь же ее было сколько угодно! Наше путешествие продолжалось от
