Культ Ктулху (сборник) - Коллектив авторов

– Видите, мистер Хасрад? – сказал, наконец, Флетчер, разбивая чары безмолвия, сковавшего, казалось, весь дом. – И что вы об этом думаете?

Алан с трудом отвел взгляд от окна. Все его тело напряглось, лицо за эти несколько секунд избороздили морщины тревоги и сомнений, столь чуждых его энергичной, восторженной натуре.

– Я не знаю, что об этом думать, – признался он. – Пока не знаю. Ввиду очевидной силы ветра, это, пожалуй, самое поразительное явление, которое я видел на своем веку. А что будет, если я выйду наружу?

Бледное, исхудалое лицо Флетчера вмиг стало еще бледнее. Он нервно пригладил седые волосы, а тонкие губы скривились в мрачную улыбку.

– Даже не пытайтесь. Вспомните старика Кейна, вдову и скотину в полях. С человеком у этой штуки разговор короткий. Если прошлый опыт меня не обманывает, мы с вами в полной безопасности за этими стенами.

Он подошел к окну и опустил шторы, тут же скрывшие с глаз слепо вьющиеся щупальца.

– Когда это все началось? – спросил Алан, возвращаясь в кресло.

– Насколько я помню, недель пять тому назад, – ответствовал профессор.

Лицо его в резком электрическом свете выглядело напряженным и усталым. Алан погрузился в тревожное молчание.

– Я вряд ли знаю, что вам сказать, доктор Флетчер, – наконец изрек он. – Хотя первым моим побуждением, сразу после того, как я увидал этот гибельный туман во всей красе, было заставить вас уехать отсюда подальше, пока проблема каким-то образом не будет решена.

– У меня и самого точно такое же ощущение. Я бы еще пару недель назад уехал… – Тут у Флетчера в голосе проглянула горячность, необычная для его обычно спокойной манеры выражаться. – Но дело в том… видите ли, у меня есть самые серьезные основания полагать, что за происходящее в некотором роде несу ответственность лично я. Подозреваю, что это мое проклятое неуемное любопытство спустило с цепи наш кошмар – ужас, об истинной природе которого никто до сих пор не имеет ни малейшего понятия. Вот почему я не решаюсь просто взять и уехать. И по этой же причине я не тороплюсь доверяться властям – даже если в итоге это и принесло бы больше пользы, чем вреда. Расскажи я им правду – даже ту скудную, что мне на самом деле известна – об ужасной погибели, что рыщет в ночи по округе, и они тут же запрячут меня в соответствующее учреждение. То, что здесь происходит, слишком неправдоподобно, слишком невероятно, чтобы любой нормальный человек мог принять это как факт.

Но вам я расскажу все. Я читал о ваших встречах с адскими сущностями – вы один из крайне малочисленной когорты специалистов, способных подать мне авторитетный совет по поводу наших местных проблем. Они варятся у меня в голове уже целых пять недель, и мне определенно пойдет на пользу рассказать о них человеку, которому я могу доверять. Понимаете, я уже попробовал намекнуть тому самому моему кузену, медицинскому эксперту… – он так на меня посмотрел, что я тут же оставил эту затею и постарался свести все к шутке! И все равно он сказал, чтобы я попроще относился к жизни и не давал воображению совсем уж распоясаться.

Некоторое время Флетчер молча глядел в огонь и лишь затем продолжил.

– Мистер Хасрад, с душевным трепетом я жажду услышать ваше мнение. Дело в том, что я убежден: мы имеем дело с живым ужасом, спавшим и скрывавшимся от людей на всем протяжении письменной истории, который ныне пробудился и объявил войну всему человеческому роду, – с тварью ужасной и мерзостной, проведшей в состоянии полужизни бессчетные эоны, и пробужденной назойливым любопытством беспечного дурака – вашего покорного слуги. Вы, должно быть, думаете, что я совсем ку-ку, не так ли?

Алан слабо улыбнулся внезапному сленгу в устах университетского профессора.

– Но, поверьте, это единственный возможный ответ. Частично дедукция, конечно – я на самом деле ничего не знаю о его прошлом наверняка – но я вам сейчас расскажу о том, при каких обстоятельствах нашел его и, к величайшему моему прискорбию, выпустил на свободу.

Он вперил взор в мерцающие угли – все, что осталось от почти прогоревших дров, – и подбросил в слабеющий очаг еще одно небольшое полешко. Трубка у него в руке уже была мертва. По гостиной расползался неуютный холодок.

– Вы спрашиваете, что я обо всем этом думаю, – промолвил внезапно Алан, переводя взгляд с гипнотически вздыхающих углей на изможденное лицо профессора. – Должен признать, что ваши умозаключения, по всей вероятности, верны.

В конце концов, фантастическая идея, пришедшая ему в голову ранее, могла оказаться совсем не такой невозможной, как сперва показалось. Теперь она разворачивалась в весьма реальную и весьма гибельную вероятность.

– Я увидел достаточно, чтобы прийти к выводу: на свободу определенно вырвалось нечто, находящееся за пределами всех человеческих познаний. Но… расскажите мне остальное. Что, по-вашему, такое этот туман и как так вышло, что вы несете ответственность за его присутствие здесь?

Флетчер задумчиво натолкал табаку в крошечное отверстие, еще оставленное в трубке нагаром, и принялся мерить шагами вытертый ковер.

– Что он такое, мне неизвестно, но я уверен: перед нами явление совершенно неестественной природы – возможно, форма жизни, сотворенная в эпоху детства Земли, которая должна была благополучно сгинуть задолго до наступления каменного века. Ни археология, ни палеонтология тут не компетентны, от них помощи ждать нечего.

– Возможно, – вставил Алан, – она даже не земного происхождения. Скорее всего, это какое-то невыразимое космическое зло из иной, неизвестной нам части вселенной.

Доктор Флетчер остановил свой беспокойный бег и медленно кивнул.

– Может, и так. После увиденного я готов поверить во что угодно. Я просто не знаю. Но как я нашел его, я рассказать могу. Обстоятельства позволяют предположить, что оно было заперто в своей каменной тюрьме очень-очень давно и находилось там до тех самых пор, пока я непреднамеренно не взломал запоры и не дал ему ускользнуть.

Это случилось немногим больше месяца назад, во второй половине дня – прелестного, дремотного дня бабьего лета. Я всегда интересовался геологией – сделал ее чем-то вроде хобби, для времени, свободного от чисто палеонтологической работы. Так вот, в тот день я забросил свою текущую книгу – погода стояла такая чудная, что было просто грешно сидеть взаперти – и отправился побродить по округе с геологическим молоточком.

Я уже обошел половину болота, что раскинулось тут, за домом, и как раз взбирался на заросший кустарником утес, откуда открывается вид на Мискатонскую реку по другую его сторону, когда зацепился ногой за какой-то корень и скатился по склону до половины вниз. С этого-то все и началось. Я проломился сквозь густые кусты в скрывавшееся за ними устье пещеры. Совершенно типичная для этих мест формация – такие встречаются здесь сплошь и рядом, но эта так заросла снаружи, что я и не подозревал о ее существовании.

Если бы только судьба схватила меня за ноги и не дала войти внутрь! Но ничего подобного не случилось, и я проник сквозь дыру в скале в грот, куда нога человека наверняка не ступала уже многие тысячи лет – если ступала вообще! У меня с собой в рюкзаке был большой фонарь: я достал его, осмотрел потолок и пол и стал продвигаться постепенно к задней стене, выстукивая там и сям выходы породы по стенам. Это была самая обычная разновидность гранита, но очень старая – камень, можно сказать, незапамятной древности.

Откуда-то сверху сочилась вода, стекала по пустой стене и падала на пол пещеры с нескончаемым кап-кап-кап. Я специально упоминаю этот факт, чтобы объяснить произошедшее дальше. Я сделал еще один шаг к стене, неудачно поставил ногу на скользкий, усыпанный мелким щебнем пол, и поскользнулся. Лодыжка у меня подвернулась, я отчаянно замахал руками в попытке удержать равновесие, исполнил полупируэт и рухнул всем своим весом об заднюю стену. Локоть мой прошел через нее, словно через оконное стекло! Вероятно, вода, струившаяся сюда долгие эоны, истончила стену до толщины бумаги. Фонарик, к счастью, уцелел. Я кое-как встал, стараясь не обращать внимания на пострадавшую лодыжку и локоть, и посветил в образовавшуюся в стене дыру – размером она была где-то с мою голову. Просунув туда руку с фонарем, я увидал похожую на келью комнату, всего в десять квадратных футов; оттуда в главную пещеру вытекал затхлый, мертвый воздух.