Год короля Йавана - Кэтрин Куртц

— Для Дерини да… А может быть, и для Халдейнов.

И в этот миг, прежде, чем Джаван даже успел сообразить, что происходит, Карлан схватил его за руку и с силой вонзил иглы в ладонь. Джаван охнул от острой боли, и тут же вспомнил, как таким же образом испытывали другого человека, на берегу запруды, где некий загадочный пророк-креститель предлагал очистить всех, кто пожелает, от деринийской скверны…

Он постарался дышать ровно и спокойно. Карлан извлек иголки, а Гискард сжал его руку в кулак, чтобы не текла кровь, но, сделав лишь пару вздохов, он ощутил, как холод пронзает всю его руку до плеча.

— Гискард, — испуганно прошептал он, когда наплыв головокружения оставил его почти без сил. В тот же миг холод распространился по всему телу, лишая его всех ощущений.

— Проклятье, — пробормотал Гискард, приобнимая короля за плечи, а другой рукой касаясь его лба. — Как же я надеялся, что этого не случится. Постарайтесь отдать мне контроль над своим сознанием, и я покажу вам как облегчить это состояние.

И в тот же миг разумом он потянулся к Джавану, и Джаван не смог бы этому помешать, даже если бы пожелал. Он чувствовал, как защиты его разваливаются, разлетаются в клочья. Волны головокружения и тошноты следовали одна за другой, поглощая его, так что он с трудом мог переносить прикосновение Гискарда. Он попытался воззвать к своим магическим силам, но встретил один лишь хаос. В ушах у него все гудело, так что он не мог слышать ни единого слова, а вся комната закружилась перед глазами. Он зажмурился, чтобы этому помешать, но головокружение не проходило. Он не мог даже попытаться вообразить себе, как может человек, испытывая нечто подобное, продолжать оставаться самим собой.

— Это состояние можно немного сгладить, — достигла его сознания неожиданная мысль. — Разверните потоки энергии вот так… у вас получится!

Каким-то чудом он осознал, о чем ведет речь Гискард, и, кажется почти понял, каким образом сделать то, что от него требуется. Однако часть его сознания скукожилась от невыносимого ужаса, и он осознал, что если когда-нибудь его враги сделают с ним такое, то он пропал.

— Ладно, по-моему, с этим все ясно, — внезапно услышал он голос, и ему пришлось сосредотачиваться на каждом слове, чтобы уловить мысль. — Ну, а теперь будет самое худшее. Карлан…

Сквозь шум в ушах он расслышал приглушенный звон стекла о металл, а затем кто-то с силой запрокинул ему голову и поднес к губам бокал.

— Выпейте, сир, — прошептал ему на ухо голос Гискарда. — Ну вот, еще глоточек. Попробуйте запомнить вкус на языке. Мерашу, если ее подмешают вам в питье, ни с чем нельзя спутать.

До сих пор он думал, что первый прием снадобья был просто ужасен, но теперь он понял, что худшее ожидало его впереди. Он сумел сделать лишь три глотка, но отравленное вино провалилось в желудок расплавленным свинцом. Его тошнило, но он не мог исторгнуть выпитое из себя, ибо это требовало слишком больших усилий. За сомкнутыми веками нарастало давление, жжение… пульсация из простого дискомфорта превращалась в невыносимую боль, которая испепеляла его череп изнутри.

Агония была столь сильна, что он хотел кричать во всю силу своих легких, но кто-то зажал ему рот. Тело его выгибалось, начались спазмы. Он думал, что хуже быть уже не может… но оказалось, что может. А затем стало и еще хуже.

Каким-то самым дальним краем сознания, словно принадлежавшим совсем другому человеку, он почувствовал, что кто-то заставляет его пить некую жидкость, прохладную, стекавшую по истерзанному горлу, точно тающий снег. Он закашлялся, задыхаясь, но кто-то приказал ему глотать дальше, и он не мог ослушаться.

И вот медленно, очень медленно боль начала отступать под напором черных волн забытья, которые постепенно поглощали его сознание, хотя тьма по-прежнему перемежалась вспышками кошмаров, продолжавшихся целую вечность, и лишь затем он наконец с благодарностью погрузился в полную пустоту.

Он пришел в себя несколько позже, и сразу ощутил мучительную головную боль и спазмы в желудке. Огонек свечей казался нестерпимым даже сквозь закрытые веки и лишь усиливал боль. Со стоном он поднял руку, чтобы прикрыть глаза.

Заметив это, кто-то тут же присел на кровать рядом с ним и помог королю повернуться на бок. Даже от этого движения боль еще усилилась, и тошнота наизнанку вывернула пустой желудок. Он скорчился на боку, одной рукой держа себя за живот, другой по-прежнему прикрывая глаза и почувствовал, как кто-то приподнимает ему голову. Тогда он потерял последние остатки власти над собой, и его стошнило прямо в таз, подставленный чьей-то заботливой рукой.

Кто-то вытер влажной тряпицей его рот и лицо, таз тут же унесли. Он вновь рухнул на спину, совершенно ослабев, заставил себя открыть глаза и воззриться на своего благодетеля… И испытал мгновение абсолютной безумной паники, когда взгляд его остановился на черной рясе, украшенной львиной головой — символом монахов Custodes.

— Ну, успокойтесь, — заметил на это знакомый голос, хотя Джаван сперва никак не мог вспомнить имя этого загорелого человека с коротко остриженными волосами и выбритой тонзурой. — Это я, Джесс. С вами все будет в порядке. К несчастью, похоже, вместе с деринийской магией вы унаследовали и наше отвращение к мераше.

Джаван почувствовал необъяснимое облегчение от присутствия Джесса. Никогда прежде он не чувствовал себя так отвратительно, даже когда Тавис заставил его заболеть, чтобы заманить в ловушку Райса. Внутренний голос в этот миг сказал ему, что должно быть, это наказание за смерть Целителя.

— Ну, успокойтесь, — прошептал Джесс, загорелой рукой проводя по его воспаленному лбу. Похоже, он сейчас с легкостью мог читать мысли Джавана. — Не стоит себя винить. Вы тут ни при чем. Вы сделали то, что считали наилучшим. Смерть Райса — это был несчастный случай.

И хотя все эти четыре года он твердил себе совершенно обратное, в этот миг Джаван неожиданно для себя самого поверил этому невозмутимому молодому Дерини, который продолжал шептать ему на ухо обнадеживающие слова и мысленно успокаивать его, проникая в сознание сквозь разорванные в клочья защиты. Затем Джесс помог ему приподняться и напоил чем-то прохладным. Мысленно он продолжал воздействовать на сознание Джавана, изгоняя боль и смягчая воспоминания о пережитых страданиях, и наконец, король погрузился в сон.

Когда он пробудился вновь, уже стояло утро, и золотистые солнечные лучи проникали сквозь открытые балконные двери опочивальни. Он все еще чувствовал слабость, но головная боль слегка уменьшилась. Осталась только глухая пульсация в висках. Джесс ушел, а Карлан выкладывал на стул свежую одежду. Ни словом, ни жестом он не выказал, что помнит о событиях прошлой ночи, и лишь приветственно улыбнулся своему господину. Джаван решил, что Гискард, должно быть, уже позаботился о том, чтобы стереть ненужные воспоминания у Карлана.