Год короля Йавана - Кэтрин Куртц

Кэтрин Куртц

Год короля Йавана

Наследники святого Камбера — 2

Карта Гвиннеда

Пролог

Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои.

Ранним утром в июне темноволосая девочка, которой было поручено присматривать за голубями, вскарабкалась по приставной лестнице и, осторожно пригнувшись, выбралась на плоскую крышу донжона. Местные жители считали эту старую квадратную каменную башню на пологом холме необитаемой. Подступы к ней повсюду заросли густым колючим кустарником, и вид у укреплений был такой, будто они развалятся от первой же хорошей бури.

Однако если бы людям довелось узнать, что, в действительности, творилось в недрах этой башни, они были бы весьма удивлены. Юная Шона Мак-Грегор и ее голуби имели к этому самое непосредственное отношение. Несколько дюжин серых птиц важно расхаживали, ворковали и чистили перышки в специально сооруженных клетках. Сощурившись на ослепительно-белый диск солнца, Шона убрала выбившиеся из косы пряди волос. В воздухе не было ни ветерка, и зной уже делался невыносимым. Обычно ночью птицы не прилетали, но сегодня их появилось целых две. Вот они — расхаживали по парапету, клевали зерна и перекликались с голубями в клетках…

Стараясь не делать резких движений, десятилетняя девочка осторожно подобралась поближе. Вскоре опытные маленькие руки уже прижали к груди первую птицу и нащупали шнурок, которым к ее лапке был привязан небольшой деревянный цилиндр. Темные глаза девочки расширились, когда она прочитала короткое послание. Затем, сунув его в карман, она отправила птицу в клетку к остальным голубям и принялась охотиться за ее спутницей.

Второе послание в точности повторяло первое. Несомненно, его отправили, чтобы убедиться, что хотя бы одно из них достигнет адресата. Перегнувшись через парапет башни, Шона отыскала взглядом своего любимого старшего брата, который во дворе следил сейчас, как конюх выгуливает крупного гнедого жеребца, — великолепное животное, которое казалось совершенно не на своем месте в столь убогом окружении… Второго голубя она просто выпустила, не тратя времени на то, чтобы отворять для него в клетку, и бросилась вниз по лестнице, глотая слезы. Внизу во дворе сын объявленного вне закона графа Эборского был полностью поглощен заботами о своей новой лошади. Джесс Мак-Грегор, потомок воинов, и сам прирожденный солдат в свои неполные двадцать лет, был невысок ростом, но крепко сложен. Золотистые искорки сверкали в глубине карих глаз, от взгляда которых мало что могло укрыться. Летнее солнце покрыло бронзовым загаром его оливковую кожу и высветлило длинные каштановые волосы, которые он завязывал сзади в хвост. Сейчас на нем была светлая полотняная рубаха с длинными рукавами, расстегнутая у ворота, и кожаные штаны для верховой езды.

Обращаясь к своему собеседнику, рослому бородатому мужчине в фартуке кузнеца, он указал мозолистой рукой на передние ноги жеребца.

— Смотри, видишь, он все равно идет неровно.

— Да, верно, — согласился кузнец. — Попробую еще раз переделать эту подкову. Но если опять не выйдет, то скоро уже не останется копыта, чтобы ее прикрепить.

— Ладно, сделай как получится, — отозвался Джесс. — Спасибо, Нед.

Кузнец взял у конюха поводья и отвел лошадь обратно в конюшню, а Джесс заметив какое-то движение у подножия башни, поспешил обернуться и в тот же миг хрупкая фигурка в мальчишеской одежде, с растрепанными черными волосами бросилась к нему в объятия.

— Эй, Шона, дорогая, свет моей жизни, что случилось? — спросил он, заметив, что она плачет.

— Две птицы сегодня утром, — ответила она, утирая слезы рукавом. — И обе с одним и тем же посланием. Он умирает, Джесс.

Мгновенно напрягшись, брат на миг прижал ее крепче, утешительно погладил по голове, затем, взяв два клочка пергамента, направился обратно к башне и устремился в подземный ход.

Из башни проход вел в последний бастион объявленного вне закона ордена Святого Михаила, хотя михайлинцы сами давно уже прекратили свое существование как организация. Двадцать лет назад это подземное убежище служило штаб-квартирой Дерини Камберу Мак-Рори и его друзьям, которые помогли сместить короля-Дерини Имре Фестилла и восстановили на троне Гвиннеда Синхила Халдейна. После смерти Синхила четыре года назад убежище вновь стало центром подпольной борьбы для людей и Дерини, которую на сей раз возглавил сын Камбера Джорем. Старший сын и наследник короля Синхила, которому еще не было двенадцати лет, когда он взошел на престол, так и не смог избавиться от влияния сановников-регентов, правивших Гвиннедом до его совершеннолетия. Законы, которые заставили принять юного Алроя в первый же год правления, разожгли и подхлестнули неприязнь к Дерини и к их магической власти, обвиняя чародеев во всевозможных злодеяниях. Именно это заставило Джорема, Джесса и их собратьев уйти в подполье и начать борьбу за восстановление равновесия.

— Две птицы сегодня утром, — без предисловия объявил Джесс, врываясь в библиотеку, где сидел за работой Джорем. — С одним посланием, и это совсем не то, что нам хотелось бы услышать.

Джорем бросил беглый взгляд на поданные ему листки и с тяжелым вздохом откинулся в кресле.

— Увы, этого следовало ожидать, — заметил он. — Садись, садись… Я надеялся, что мы протянем до конца лета, но… — Он пожал плечами и покачал головой. — Ладно, значит, придется действовать прямо сейчас. Ты перешлешь послание Анселю?

Джесс кивнул, вытирая пот со лба мозолистой рукой. Даже здесь, глубоко под землей, было душно и в воздухе ощущалась жара. И сам Джорем, всегда такой подчеркнуто опрятный, сегодня расстегнул ворот своей черной рясы.

Джессу до сих пор было странно видеть его в черном, а не в синем, как он привык. Но с тех пор, как был уничтожен орден михайлинцев, Джорем все чаще носил обычную священническую рясу. Впрочем, вряд ли что-то можно было назвать «обычным», говоря о Джореме Мак-Рори. И хотя сейчас ему было уже за сорок, и большую часть времени он проводил за книгами, за разговорами и за подготовкой их планов, все равно Джорем попрежнему выглядел тем, прежним воином-рыцарем, готовым в любой момент ринуться в битву. Как и всегда, ряса сидела на нем аккуратно, точно влитая, и черный цвет ее резко контрастировал с серебристо-золотыми волосами. За последние годы седины в них прибавилось, но он по-прежнему стриг волосы коротко, как перед сражением, и на макушке выбривал небольшую тонзуру, по обычаю михайлинцев, словно напоминание, большей частью для самого себя, что в душе он по-прежнему оставался воином. Взгляд голубых глаз оставался все таким же зорким и проницательным, но теперь их окружала сеточка тонких морщинок. Их не было в прежние времена, когда он был помощником и секретарем своего знаменитого отца.