Филумана - Валентин Шатилов

Песок же продолжал катиться на восток. И сейчас на его пути оказался наш военный лагерь. Не было ветра, который бы наметал песок, не было уклона, по которому он бы мог скатываться. Но песчинки прибывали и прибывали.

Вот белесый прибой лизнул порог дома, из которого мы вышли, вот песчаная волна, вспучившись неведомым образом, захлестнула первую ступеньку. Но дальше подниматься не стала. Зато язычок белесой косы завернул за угол дома и принялся методично – одну за другой – покрывать огородные грядки, выкопанные и приготовленные для весенних посадок.

– Так ведь и без урожая можно остаться, – посочувствовал князь Василий. – Нелегко вам, великий князь, придется, если угодья песком засыплет!

– Еще хуже придется, если эти угодья некому будет обрабатывать, – вслух подумала я.

– Что ты имеешь в виду? – обернулся Михаил.

– Антов, которые стали беспомощны, как малые дети. Или как старики.

– Да что ж это все против нас! – в сердцах воскликнул Михаил.

И замолчал.

Я оглянулась в тревоге. Но не увидела вокруг ни одного князя или лыцара – сплошь стояли только ртутно-синюшные утопленники. Такие же, как Михаил. Такие же, как я сама..

Защита сработала – ведь враг входил в крепость! Она-то сработала, но неведомые оккупационные войска все так же неспешно и планомерно занимали захваченную территорию…

Единственным местом, где мы могли поговорить без скафандров, оставалась кабина Камаза. Видимо, его броня ка-менно-булыжникового вида на самом деле являлась гораздо более надежной, чем все гранитные стены и земляные валы, за которыми пытались укрыться человеческие полки – что наши, что царовы.

Мы проехались на Камазе – все людское в округе было деморализовано, рассеяно и пребывало в прострации.

Пешие господа в поблескивающих скафандрах одиноко и неприкаянно бродили среди дремотно сидящей и лежащей прямо посреди песка армии. Господа лишились даже лошадей, на которых могли бы ускакать в далекие дали от этой катастрофы – лошади тоже ложились в песок и лишь изредка мотали гривами, всхрапывая и как бы отбиваясь от мух. Несуществующих мух – насекомые тоже исчезли. Как и птицы.

Вся, еще вчера незыблемая, мощь человеческого мира оказалась, будто по мановению волшебной палочки, уничтожена, рассеяна. Лишь песок – таинственный и скромно шуршащий 'песок пустохляби – торжествовал победу.

– Эх, не того врага мы уничтожили… – пробормотал Михаил, направляя Камаз обратно в наш лагерь.

– Ты думаешь, наш главный враг – пустохлябь?

– А чего тут думать?! Заморочил нам голову цар, надул в уши, что не будет приказов зеленого источника Божьей воли– не будет и власти нечисти. А о том не подумал, что свято место пусто не бывает – придет другая власть и другая нечисть. А теперь цар тоже небось ходит где-то в своем скафандре – кричит, зовет! Да никто его не слышит. Кому он теперь нужен? Государь без государства…

– Это не он, это я во всем виновата, – убежденно возразила я. – Должна же была сообразить!..

– А что ты могла, когда само царово величие тебе приказывало?

– Подумать могла. Головой поработать. Своей, а не царо-вой, которая и так была загружена выше крыши всяким ненужным хламом, что сыпался в нее без разбору! А с задерганного, самоуверенного подростка, который только и привык, что сидеть на троне под балдахином, – что с него взять?

– Он – пар, – неуверенно покачал головой Михаил, – Кому как не ему?..

– Мне! – выкрикнула я со слезой. Добавила тише: – Мне… Хотя… Меня ведь тоже – и запугали, и задергали… Ребенком шантажировали, бактериологической войной… Да еще этот компьютер дурацкий! Не мог толком объяснить! Ну и что, что на мне допуск программиста в виде Филуманы!…

– Так это компьютер виноват! – наконец понял Михаил.

– Да и он не виноват… – грустно не согласилась я. – Что он? Отвечал на заданные вопросы… Честно, как только и может компьютер. Исчерпывающе. Но конкретно. Только на вопрос. Ни вправо, ни влево…

– Значит, никто не виноват! – подвел итог Михаил, – Это просто судьба.

Я уткнулась ему в плечо и разрыдалась.

За день мы успели объехать не только Кравенцовское княжество, но и побывали в пограничных – Турском, Сурожском, Скарбницком.

Везде одно и то же. Белое полотно песка затягивало поля и леса своей ровной, чистой простыней. Будто закрывали зеркало в доме, где лежал покойник. И не было препятствий для этой тихо шуршащей пелены – ни горы, ни реки не останавливали песчаной оккупации.

Там же, куда пустохлябь еще не дошла, было не намного лучше. Проезжая, мы видели опустошенно замерших, заранее капитулировавших людей. И редкие, ртутно поблескивающие фигурки бывших господ. Часто они и сами сидели в прострации, подобно своим подданным.»Или же метались между ними, размахивая руками, что-то крича и приказывая. Неслышное, неважное, необязательное…

Помочь мы никому ничем не могли и только скользили мимо. Наблюдая, собирая информацию – зачем? Кому она могла пригодиться?

Уже под вечер, проскочив через Скарбницкое княжество, мы заглянули в Угнанское княжество, в хоромы князей Окин-фовых.

Пройдя по пустым залам, где так давно пировали, празднуя вокняжение Якова, поднялись в его покои. Там он и сидел– в затянутой сумерками горнице, за пустым дубовым столом. Как и мы – в скафандре. Руки подпирают тяжелую, без единой мысли голову, взгляд бездумно устремлен за окно, в гаснущий день. А тоскливая мысль в этой голове только одна: может быть, это последний день княжества?

Я прикоснулась к его плечу.

Яков вздрогнул, поднял глаза, сказал:

– А, княгиня…

И вновь отвернулся.

Я его слышала – через его мысли. Как и раньше. Моя коммуникативная способность никуда не делась. Я всех слышала – если было что слышать. Но только когда человеческие мозги производили что-то помимо идиллической умиротворенности. Которая была так близка к умиранию…

Вот и унылые слова Якова я слышала. Ответить не могла. Но тем не менее сказала: – Идем, князь.

И потянула его за руку, поднимая с насиженного места.

– Куда вы меня, зачем?.. – попытался возмутиться он, беззвучно открывая рот.

– Там узнаешь! – так же беззвучно ответила я, вытаскивая его из-за стола.

Около нашей автомобильной глыбы, на которую Яков воззрился с понятным удивлением, я приказала: – Залезай! – и для убедительности махнула рукой, указывая направление.

Но Яков топтался на месте, не понимая, чего от него хотят.

Пришлось моему супругу показать ему маршрут.

Глядя вслед Михаилу, исчезнувшему в толще неподъемной каменюки, князь угнанский сообразил, наконец. Опасливо пощупал рукой впереди себя – предплечье наполовину исчезло, погрузившись в гранитные бугры. Отдернул руку, потом решился, полез вслед за великим князем.

В кабинке Камаза места было только на двоих, и, когда из свода каменной крыши показалась еще и моя голова, Яков поспешно отодвинулся к самому краю, испуганно втиснувшись в холодный камень. Михаил тоже подвинулся, так что я оказалась на теплом полу, плотно зажатая между двумя мужчинами. Но деваться было некуда – очень уж мне хотелось поговорить с нашим Яковом. Может быть, даже попрощаться – что нас ждет впереди-то?

– Ну вот, сбылась твоя мечта – можно умирать, – сообщила я ему вместо приветствия.

Скафандров не было, Яков меня прекрасно услышал Но не поверил. Так непохоже было на меня поздравлять его с приходом долгожданной смерти!

– Все ведь на грани умирания, – пояснила я. – Мы проехали штук пять княжеств, включая твое, – кажется, пришла пора причащаться.

– А где вот это?.. – невпопад спросил Яков, тыча себе в лицо. – Которое такое… Синее…

– Скафандр? Забудь. Пока ты здесь – он тебе не нужен. Он спрятался. Поговорим лучше о всеобщей смерти, которую ты так ждал.

Яков пошевелился, стараясь не очень давить на меня, но каменный выступ слишком уж упирал ему в ребра.

– Вы как будто обвиняете меня в том, что творится вокруг! – недовольно пробурчал Яков.

– Обвиняю? Конечно! Должна себя обвинять, но обвиняю того, кто под руку попался. Тебя вот. Могу позволить себе эту маленькую человеческую слабость? Пока ты жив, и, значит, мне есть кого обвинить!

– Ну, обвиняйте, – безучастно согласился Яков. Полежал. Вспомнил, заинтересовался' – А почему вы должны себя в этом обвинять? Разве это не Божья кара? Наш приходской батюшка сказал – Божья. И даже волхв, который недалеко тут живет, под порог приплелся. Стонал и выл, говорил, что конец света наступает. Это еще когда с меня эта гадость синяя, этот морок проклятый время от времени спадал. Потом-то я и не слышат, что он там кричал.

– В том-то и беда, дорогой мой Яков, что это как раз я своими, можно сказать, руками этот конец света организовала.

– Великая княгиня приказала перестать работать компьютеру, который держал в узде Киршагову пустохлябь, – пояснил Михаил.-А тут еще вулкан, видно, потормошил ее. Вот она и озверела. Начала все вокруг песком засыпать. А до кого пока песком не дотянулась, так тех просто всякой воли лишила. – Великая княгиня? – поразился Яков. – Нет, пустохлябь, – отмахнулся Михаил. Я поспешила рассеять возникшее недоразумение. – Яков удивился, что ты меня назвал великой княгиней, – объяснила я мужу.