Мурманский сундук - Юрий Любопытнов

— Смотри, смотри! — дотронулась до Саши соседка и тотчас отдернула руку, и смутилась, и замолчала.

Саша повернулся к ней.

— Журавли летят, — показала она рукой в небо.

Саша всмотрелся. Над пустынными коричневыми полями летел журавлиный клин. Птицы летели не высоко и были видны взмахи их крыльев. На машине все замерли, прекратили разговоры и вглядывались в голубое небо.

— Потянулись в тёплые края, — вздохнул Коля Мячик.

Казанкин пропел:

Летят перелётные птицы

В осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны,

А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна…

Не нужно мне солнце чужое,

Чужая земля не нужна…

— Красиво летят, — сказал Саша соседке.

— Очень красиво, — отозвалась она. — Я часто вижу, как над нашим домом пролетают журавли, и думаю: вот ещё один год прошёл и на один год мы стали старше.

— А ты где живёшь? — спросил Саша и почувствовал, как забилось сердце.

— Недалеко от пекарни, где раньше поле было.

— У строящегося хлебозавода? Так это недалеко от меня. А что же я раньше тебя не видел?

— А я тебя видела. Ты на лыжах в прошлом году катался у речки с горки…

— Катался, — удивился Саша. — Но тебя не видел.

— А я маленькая была. Это за лето выросла, — рассмеялась Валя.

Журавли становились всё меньше и меньше, ровнее стал казаться их клин. Но вот он превратился в точку и пропал в небе.

Приехали на место. Машина остановилась на дороге, в седловине, и все спрыгнули на землю. По бокам расстилалось бескрайнее поле. Картошка была выпахана, и круглыми пятачками белела на влажно-коричневой земле, как рассыпанные бусы. Колосов показал участок, который надо было убрать.

Борозды были длинные. Они из ложбины поднимались вверх и пропадали за бугром, где сходилась земля с небом.

— С километр будет, а то и больше, — принёс весть Мишка, ходивший проверять длину борозд.

— А ты уже испугался? — спросила бойкая женщина, озорно взглянув на Никонорова.

Тот сплюнул через зубы, но ничего не ответил.

— И сколько таких борозд нам надо пройти? — спросил Коля Мячик.

— На каждого по борозде, — ответил Колосов.

Он поискал глазами в толпе и, отыскав Ермила и Лыткарина, сказал им:

— Вон на поле, видите в середине, куча корзин. Сбегайте, принесите, сколько сможете. Слетайте, сынки!

Саша с Ермилом пошли за корзинами. Ермил шёл широко, размахивая длинными руками. На земле оставались отчетливые следы рифлённых подошв.

На поле была тишина. Вдали за перелеском полуостровком, вбежавшим на пашню, как игрушечный, размером не больше спичечной коробки, двигался трактор с плугом. Звука мотора не было слышно, но виднелся синий дым из трубы. Дым оседал к земле, и некоторое время плыл, растекаясь, за трактором, а потом пропадал, сожранный воздухом.

Пока Саша с Ермилом ходили за корзинами, борозды были распределены. Раздав корзины, они встали на оставшиеся две. Остальные выбирали клубни, обогнав Ермила и Лыткарина шагов на двадцать.

— Отстали мы, — сказал Саша. Ему не хотелось отставать, тем более при Вале.

— Наверстаем, — ответил невозмутимо Ермил и бросил первые картошины в пустую корзину.

Корзина была тяжелая, сырая, с прессованной землей на дне. Даже пустую её тяжело было возить по полю.

Земля была твёрдая, было много больших комов, которые приходилось разбивать руками, а когда это не помогало, то и ногами.

— Мы их догоним, — неожиданно весело сказал Ермил, посмотрев на поле, где работали женщины. — И перегоним, — добавил он.

Саша повернул голову. Впереди мелькнула фигура Вали. Она оглянулась и, увидев, что Лыткарин смотрит в её сторону, помахала рукой. Она была повязана красным платком, и он был для Саши, как ориентир, как маяк в пустынном море.

Вскоре они догнали Никонорова, работавшего в паре с Колей Мячиком.

— На буксир берём! — задорно крикнул им Саша.

— Рано ещё хвастать, хмырь болотный, — прокричал в ответ Никоноров и принялся усердно выбирать клубни.

Некоторое время они двигались наравне, не обгоняя. и не отставая друг от друга.

— Идём ноздря в ноздрю, — кричал Мишка, словно смотрел на ипподроме лошадиные бега. — Держись в седле, жокеи фиговы!

Однако запала ему надолго не хватило. Он с Мячиком безнадёжно отстали, и скоро сиротливо виднелись в поле, как два утлых судёнышка, брошенные на произвол судьбы.

Саша смотрел, как выбирает картошку Ермил, и старался ему подражать. Ермил не кидал в корзину по одной картофелине. Он успевал работать двумя руками. Успевал очистить ненужную грязь. Его руки с растопыренными сильными пальцами, словно зубья бороны прочесывали землю.

Когда он работал, лицо его преображалось. Оно теплело и озарялось внутренним непотухающим светом, расправлялось, исчезали складки на лбу, на щеках, светлели глаза и становились чище.

Минут через пятнадцать они догнали Казанкина с какой-то девушкой. Васька подмигнул Саше, поправляя рукой съехавшую кепку:

— Вперёд вырываетесь?

Сашу охватил азарт соревнования. Он швырял землю направо и налево, не разгибаясь. Ныла спина, но он старался не замечать этого. Он видел Валин взгляд, когда обгонял её с подругой. В глазах заметил восхищение.

— Не торопись, — увещевал его Ермил. — Береги силы. Быстро устанешь.

Около часа дня Колосов объявил перерыв на обед. Стали собираться на краю поля в небольшом редком лесочке с кочками и пеньками. Раньше кем-то был разложен костер, и теперь Мишка принёс полное ведро картошки и высыпал в угли.

Саша столкнулся с Валей у болотца, куда она шла мыть руки, а он возвращался обратно.

— Здорово вы нас обогнали, — рассмеялась она, взглянув на него. В её глазах Лыткарин заметил лучистую теплоту.

Он зарделся.

— Я чего. Это Ермил, как лось…

— И ты хорошо работаешь, — похвалила она. — Я видела. Закончишь раньше, поможешь нам с Тамарой? — кокетливо попросила она.

— Конечно, помогу, — не задумываясь, пообещал Саша.

На обед расположились кучно: кто у костерка, кто подальше, группами по два-три человека. Развертывали взятые из дома припасы. Коля Мячик вытаскивал из костра печёную картошку и наделял всех желающих.

Васька сидел на коряжине, сдвинув кепку на затылок, и, пощипывая струны гитары, напевал незатейливую мелодию.

Восседая на разостланном плаще и доедая картофелину, Колосов говорил ребятам:

— Если Прошин с Лыткариным удержат первенство, отмечу их в приказе. Хорошо работают, с огоньком. А тебе надо подтянуться, — обернулся он к Никонорову, — правильно говорят, видать птицу по полёту. Вот и тебя видно, что ты за птица — болтаешь много, а работаешь на двойку.

Бойкая женщина сидела невдалеке от Мишки и подтрунивала над ним. Мишке было неприятно, но он не отмахивался от неё, а только хмурился, очищая горячую картофелину. А женщина говорила:

— А этот рыжий, когда ехали, все обнимал меня, чтобы не растрясло, а сейчас скис. Поотстал на борозде. Может, напарник у тебя слаб, давай поменяется?

— Ну что пристала, — вяло отмахнулся Никоноров. — Не привык я картошку выбирать…

Саша сидел с Валей неподалеку от костра. Костёр затухал. В его середине дрова прогорели, и пепел сизой плёнкой обволакивал головешки. Едучий дым тонкими нитками поднимался вверх.

— Я слышала, вы девочку в сарае нашли? — спросила Валя Лыткарина.

— Было дело.

— И что с ней теперь?

— Отвели к бабушке…

Они замолчали, глядя на синий дым. По обочине поля, сверкая мокрыми рубчатыми колёсами, прокатил, подпрыгивая на ухабах, «Беларусь», обдав близкий лес запахом гари. В кабине сидел молодой парень.

— На танцы ходишь? — спросила Сашу Валя.

— Редко. Мы посменно работаем.

— А мы в одну.

— Вам проще. А ты ходишь?

— Тоже редко. Дома сижу. Или в кино хожу. Гулять люблю.

— Я тоже.

— А ты где гуляешь?

— Люблю на речку ходить. С обрыва такие дали видны…

— Давай встретимся…

— Давай. А когда?

— Можно завтра.

— Хорошо.

Колосов доел свой обед, вытер губы платком и провозгласил, вставая:

— Кончай перекур! Подъём! Часа на два осталось. — Он посмотрел на устало поднимающегося Никонорова и добавил: — Ленивым на все шесть.

12.

Как и загадывал, Колосов сходил к начальнику цеха Родичкину. Тот обещал заняться ремонтом красного уголка и даже сказал, что хорошо, что Колосов об этом вспомнил, а то у него, у начальника, до этого руки не доходили и добавил:

— Директор приказал, чтобы самодеятельность была.

Привезли необходимый материал, и скоро под куполом церкви, на так называемом втором этаже, закипела работа. Настелили пол, покрасили стены и повесили занавес, отгородив невысокую сцену.