Лев Толстой: Бегство из рая - Павел Басинский

Но главное — рукописи! Каждая строчка гения не должна исчезнуть! С конца 1880-х годов и до конца жизни Толстого Чертков систематически копирует всё, что выходит из-под пера писателя. Он настойчиво просит дочь Л.Н. Марию, которая становится секретарем отца, переписывать все новые рукописи Л.Н., включая дневники и письма, и посылать копии ему. С весны 1890 года он прямо обращается к Толстому с просьбой передать дневники для копирования и извлечения из них мудрых мест для «Свода» мыслей Толстого, который он задумал. Но дневники Толстого, как верно заметил его последний секретарь В.Ф.Булгаков, «это весь человек без утайки». Таким образом Чертков начинает претендовать на всего Толстого, «без утайки».

Но опять-таки будем справедливы. Толстой и сам был заинтересован, чтобы Чертков распоряжался его дневниками и письмами. Его очень согревала идея Черткова составить «Свод» его мыслей. «То, что вы хотите делать с моими письмами, мне очень желательно… — пишет он В.Г. 8 апреля 1890 года. — То, что я писал хорошего, нужно мне самому и даже более, чем другим. Ведь всё хорошее не из меня исходит, а проходит только через меня».

Наконец, он сам в начале знакомства с В.Г. передал ему свой дневник 1884 года, где, в частности, содержались злые отзывы о жене и старшем сыне. Много лет спустя он вспомнит об этом, спохватится и затребует дневник назад. Но Чертков уже размножит его и будет хранить у себя и у своего друга по конногвардейскому полку Д.Ф.Трепова, московского обер-полицмейстера, ас 1905 года — генерал-губернатора. Поразительно! Один из самых интимных дневников Толстого хранился у начальника московской полиции в то время, как за Толстым велась постоянная слежка, а «толстовцы» ссылались на Кавказ и в Сибирь, отправлялись в дисциплинарные батальоны.

С 1885-го по 1888 годы Толстой регулярно не вел дневник. Но с 1889 года он начинает писать его систематически. Чертков прекрасно понимает — и справедливо! — какую важную часть наследия Толстого представляют эти записи. И вот весной 1890 года он просит Л.Н. передать ему все дневники на хранение. Предполагалось, что дальнейшие записи будет аккуратно пересылать В.Г. Мария Львовна.

И Толстой опять легко соглашается, «…я решил переслать вам и мои две тетради дневников. Вы возьмите, что нужно. Но больше, больше просевайте».

21 апреля 1890 года в Ясную Поляну приезжает И.И.Горбунов-Посадов, литератор, «толстовец» и сотрудник Черткова в «Посреднике». Его задача — взять у Л.Н. и привезти Черткову в Петербург рукопись «Послесловия к „Крейцеровой сонате“». Вторая задача, более важная, — это забрать тетради дневников Л.Н. Но Толстой дневники неожиданно не отдает. Он пишет Черткову: «Я решил не посылать их вам. Ваня расскажет причины».

Причина была одна — жена. Узнав, что ее муж собирается передать дневники Черткову, она возмутилась и решительно воспротивилась этому. Она не хотела отдавать супруга, со всеми интимными тайнами, в руки В.Г. И конечно, была по-своему права. Ведь среди этих тайн были и «надрезы», которые происходили в семье. Обретая дневники, Чертков получал в руки компромат на жену Толстого.

Еще в июле 1885 года, находясь в Англии, Чертков прямо советовал Л.Н. бросить семью. С.А. об этом письме не знала, иначе гроза разразилась бы раньше 1887 года.

Чертков писал: «…приготовьтесь слышать вещи неприятные, я хочу говорить без оговорок и смягчения, потому что думаю, что так следует, мне это диктует любовь. Вы говорите, что живете в обстановке, совершенно противной вашей вере. Это совершенно справедливо. И потому вполне естественно, чтобы у вас по-временам являлись планы убежать и перевернуть всю семейную обстановку. Но я не могу согласиться с тем, что это доказывает, что вы слабы и скверны. Напротив того, сознание в себе возможности стать в случае нужды совсем независимым от окружающей обстановки, направить свою фактическую жизнь по совершенно новой линии, доказывает только присутствие силы. И… убежать или перевернуть жизнь — в моих глазах вовсе не такие действия, которые сами по себе были бы вперед предосудительны. Христос так сделал и увлекал других именно по этому пути».

За вязким, затемненным стилем В.Г., которым отличаются все его письма, проступает беспощадная к семье Толстого логика его мысли. Если вы, Лев Николаевич, претендуете на место явившегося на землю Иисуса Христа, а вы имеете полное право на это претендовать, оставьте «мертвым хоронить своих мертвецов», бросьте свою семью!

Не получив в апреле 1890 года от Горбунова дневников Толстого, Чертков не успокоился на этом и в мае отправил в Ясную нового агента, своего управляющего на хуторе Ржевск Матвея Чистякова. Видимо, этот приезд вызвал раздражение у самого Толстого. Он пишет в дневнике: «Приехал Чистяков. Всё о дневниках. Он, Чертков, боится, что я умру и дневники пропадут. Не может пропасть ничего. А нельзя послать — обидеть…»

Обидеть — то есть обидеть жену. Но и обижать В.Г. ужасно не хочется. Тем более что Чистяков привез ему портрет Гали — интимный знак внимания и тонкий намек на толстые обстоятельства.

В ответном письме Толстой рассыпается в извинениях. «Мне очень жаль, что не могу послать вам дневники. Я тогда необдуманно написал: не говоря о том, что это нарушает мое отношение к этому писанию, я не могу послать, не сделав неприятное жене или тайну от нее. Это я не могу. Чтобы загладить свою вину не сдержанного обещания, буду выписывать вам, как вот начал, и посылаю… Дневники же не пропадут. Они спрятаны, и про них знают домашние — жена и дочери. Пропасть ничего Божье не может. Я верю».

Вряд ли Черткова могли утешить слова Л.Н., что его жена знает, где спрятаны дневники. Скорее это должно было напутать его. И напрасно. Судя по дневнику С.А., именно с 1890 года Толстой начинает прятать свои дневники от жены. Ей приходилось тайно находить и переписывать их по ночам.

Допустим, С.А. была ревнивой и подозрительной женой. Но и дочь Мария в 1890 году начинает роптать. Роль чертковского «агента» ее отнюдь не устраивает. К тому же она замечает, что хотя отцу и льстит внимание Черткова к его наследию, но слишком настойчивые домогательства к рукописям мешают ему чувствовать себя свободным.

Летом 1890 года она посылает Черткову два письма, в которых отказывается делать выписки из писем и дневников отца. «Вообще мне неприятно делать эти выписки, стыдно вмешиваться в духовное, самое сокровенное его Божье дело. Я не прошу его делать отметки. Он сделал тогда, я их допишу, а больше просить не буду, думаю, что ему это неприятно». В другом месте она пишет: «Я уверена, что он не хочет, чтобы кто-либо читал эти дневники, пока он жив».

Вдобавок и сам Толстой в письме к Черткову ясно выразил свою позицию. «Не сердитесь на меня, милый друг, но поймите, что это не то что тяжело, но парализует духовную деятельность, парализует знание того, что это сейчас спишется и передастся. Не говорите мне разные доводы, а просто, любя меня, влезьте в меня, что и есть любовь, и откажитесь от этого, и не говорите, что это кому-нибудь лишение и вам неприятно, и мне будет очень радостно. Я же вам буду писать чаще. Я и теперь часто думаю сам для себя и думаю: вот это надо написать Черткову».