Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг мое легкое почти без усилий скольжение по водной поверхности было прервано каким-то неописуемо жестким внешним вмешательством, исходящим изнутри пруда. Словно кто-то невидимый попытался втянуть меня в самую его пучину. Заведомо могу сказать, никакого течения там не было и быть не могло, а потому до сих пор не имею ни малейшего представления, что за неведомая сила принялась тянуть меня в водяную толщу. Нежные и прежде мягкие ладошки неожиданно превратились в жесткие щупальца, опутали туловище, словно кокон, тысячами невидимых нитей, не давая сделать малейшего движения.
Не сразу поняв, что происходит, несколько раз дернулся, бултыхнул ногами, думая о забытой кем-то из рыбаков снасти, но вскоре понял, дело в чем-то ином. Не оставалось ничего другого, как мобилизовать весь свой организм и заставить, да, прежде всего, заставить себя верить в благоприятный исход дела. Понимая, что неподвижность моя наступила не от каких-то внешних материальных причин, а через сознание от поступившего в мозг некого сигнала, лишающего возможности к сопротивлению, монотонно убаюкивающему все естество, отсекая постепенно желание плыть, дышать, двигаться. А потому, не желая мириться с происходящим, выкрикнул что-то несуразное и дикое, даже непристойное. И тут же руки принялись молотить воду, как пароходные лопасти, и в несколько гребков я оказался у берега, пополз вверх по склону и обессиленный повалился на траву, не замечая слетевшихся крылатых воздушных кровопийц.
Не знаю, сколько пролежал так, приходя в себя, пока не вспомнил о своих прямых пастушьих обязанностях и поднял голову вверх,
огляделся и не увидел на лугу ни одной из недавно еще резвящихся там телушек. Но меня поразило не только это. День заканчивался! Солнце спешило укрыться за зубчатой гребенкой дальнего леса, посылая мне оттуда световые стрелки, прорвавшиеся сквозь шеренги желтокорых стволов сосен, которые как театральный занавес отделял берег прудка от иного действа где-то там независимо от нас происходящего. Получалось, купание и собственное спасание заняло у меня несколько часов?! Но такого просто не могло быть! И тем не менее приближался вечер, который мне предстояло встретить в полном одиночестве, как неудачному полководцу, потерявшему свое войско на поле сражения. Я же лишился вверенного мне стада в сто с чем-то голов, каждая из которых превышала мое месячное жалованье сторожа. А по совокупности обещало приличный срок в местах, всегда доступных для таких охламонов, как я. И лишь мерин, зацепившись поводом за куст, а потому лишенный способности к передвижению устало отмахивался длиннющим хвостом от кружившей над ним тучи всех видов кровососущих насекомых.
Оделся и вскочил на слабо сопротивляющегося тому мерина, погнал по ближайшим перелескам, надеясь на чудо. Думалось, вот они, телочки мои где-то здесь притаились, решили со мной в прятки поиграть, сейчас вспомнят, что им по расписанию уже обратно в загон положено направляться на отдых. Но нет, чуда, как и положено, явлено мне не было. Хотя там и сям виднелись следы копыт и неизменные визитные карточки в виде круглых лепешек после дневного телячьего пиршества.
Истратив последние силы на бесплодные поиски, повернул обратно к дороге и глазам своим не поверил: мои ненаглядные телочки, как туристы на маршруте, цепочкой степенно вышагивали в сторону деревни! Но прикинув, понял, что их почти в два раза меньше от положенного числа рогатых голов. Рассвирепев, погнал остатки стада рысью в гору, подняв огромнейшее пыльное облако, да так, что пришлось самому спуститься к речке для отмывания начисто запорошенных глаз. Когда поднялся на гору, все мои подопечные уже мирно укрылись в глубине загона, встав головами друг к другу, выставив в мою сторону прутики грязных хвостиков. Для верности закрыл ворота, покрепче привязал к изгороди коня и решил, лучшее из всего, что могу предпринять, это тоже отправиться в свой собственный загон и завалиться спать.
Но какой там сон, когда в голове сидела одна-единственная мысль: что делать? Примерно через час мучительных переживаний услышал протяжное мычание и с фонарем в руках выскочил на крыльцо. В мои ворота уткнулись повинными мордами четверо заблудших подружек, просящихся на ночлег. Отвел их в загон, где они были радостно встречены своими сестрами, пополнив тем самым рекрутские ряды разбежавшегося телячьего войска. Спать мне в ту ночь так и не пришлось, поскольку еще десятка два попытавшихся дезертировать в первый же день моего командования телушек вняли здравому разуму и решили, что лучше встреча с плохим пастухом, чем с хорошим, но голодным медведем. К утру после неоднократных подсчетов, в результате которых число рогатых голов то резко увеличивалось, то уменьшалось наполовину, все же пришел к выводу, что около двух десятков этих самых буйных голов не смогли самостоятельно найти дорогу в родной загон.
Тут передо мной встала очередная проблема: выпускать ли их на волю, тем самым подвергая себя очередной опасности окончательно растерять все, что удалось собрать в злополучный загон; или же скакать по полям в поисках отсутствующих четвероногих? Скажу честно, меня не устраивал ни тот, ни другой вариант, но выхода не было, и пока вразумленные вчерашними скитаниями телушки особо не проявляли желания повторить свои странствия, решил продолжить поиски вообразивших себя партизанами и окончательно потерявших данное им свыше чувство стадности неразумных животных.
Остракизм без абстракции
Печальная реальность ждала меня на другой день в качестве очередной подставы. Верный еще вчера мерин оставил свой пост у изгороди, каким-то хитроумным способом стянув с морды уздечку, которая теперь немым укором свисала с верхней перекладины. И уверен, сделал это он вполне осознанно и злонамеренно, выразив тем самым свое отношение к моему непрофессионализму в качестве пастуха и конечно же никудышного наездника. Если когда-то в древних полисах свое отношение к неудачникам и прочим маргинальным элементам выражали путем их изгнания, то в нынешней ситуации все, что меня окружало, давало понять о своем неприятии ко мне. И отношение свое они выражали не напрямую, а некими намеками в абстрактной форме, истолковать которые можно было как угодно. Но лично мне виделось одно-единственное толкование:
