Странствие Кукши. За тридевять морей - Юрий Вронский

Глава тридцать четвертая

ВЕЛИКИЕ ЗАМЫСЛЫ СВЕРБЕЯ

Был Свербей некогда набольшим боярином и главным воеводой у погибшего князя Яромира, вместе, бок о бок, шли они по жизни с отроческих лет, пока Яромирова смерть не разлучила их… Ваду Свербей помнит еще совсем крохотной. Князь Яромир души в ней не чаял, для избалованного ребенка не было никаких запретов, – потому, верно, что Вада была младшая в семье и единственная дочь среди сыновей.

Суровый воин невольно улыбается в усы, вспоминая маленькую Ваду. Приходит она, бывало, в покой, где обсуждаются важные дела, влезает к нему на колени и требует сказку. А то дергает за усы или лазит по нему, как по дереву.

Своенравная девочка никогда не надоедала ему. Играя с ней, он чувствовал не меньшее удовольствие, чем играя со щенком или с котенком. Иногда, устав от непонятных взрослых речей, девочка доверчиво засыпала у него на руках…

Немудрено, что, спасшись от смерти, Вада именно к нему прибежала искать приюта и с тех пор скрывается в его усадьбе. Конечно, она могла обратиться и к Оскольду, который несомненно защитил бы ее, ведь, по словам Вады, он собирался, крестившись и окрестив ее, жениться на ней.

Но именно из-за этого Оскольдова намерения Вада и не захотела обращаться к нему за помощью. Напротив, она решила ждать, чтобы Потвора, которая избавилась от Красавы и, как она полагала, от Вады, приняла Крещение, обвенчалась с Оскольдом и стала по греческому закону единственной Оскольдовой женой.

Это как раз то, что нужно Ваде, ведь в таком случае Оскольд не станет больше домогаться ее, когда она объявится. Пусть живет себе спокойно и злодейка Потвора, и ее страшные рабы, если это поможет Ваде избавиться от притязаний Оскольда…

Она призналась Свербею, что пыталась уговорить Кукшу убить Оскольда, но это ей не удалось и на Кукшу надежды больше нет – очень уж его испортили греческие жрецы. Рассказала, что начала было подступаться с тем же к Шульге, однако мало что успела – помешала Потвора…

«В какую красивую и крепкую умом девушку выросла маленькая Яромирова княжна!» – восхищенно думает Свербей. Дерзкие замыслы овладевают его умом. Дерзкие, но и великие. Ему близка и понятна Вадина неугасимая жажда мести, хотя сам он слишком стар, чтобы испытывать такую же страсть. Его сердце жжет другая страсть, она не подвластна возрасту: вкусить из кубка власти!.. Пусть хоть на закате жизни! И Вада может ему в этом помочь…

Почему именно Оскольд, этот безродный находник[193], наглый самозванец, должен узаконить свое княжение с помощью женитьбы на последней киевской княжне?

Как-то раз один сильно захмелевший варяг сказывал ненароком, что Оскольд вышел из простецов, свободных, но бедных… Говорил еще тот варяг, что Оскольд родом с какого-то далекого северного лукоморья, где вечно дуют ветры, лукоморье так и зовется – Ветреное.

Народ на том лукоморье промышляет рыбной ловлей и смолокурением, а земли там толком нет – скалы да камни, и мясо жители видят только по праздникам. Тамошнему народу ничего не остается, как пускаться в разбойничьи морские походы…

А Свербеевы предки не однажды роднились со славным Киевым родом. И все они от века были бояре. Что и говорить, староват он в женихи для княжны Вады, так ведь и Оскольд не юноша! Не худо бы, конечно, иметь заранее Вадино согласие… Но можно и без согласия – старейшины, если понадобится, заставят, не захотят же они вовсе потерять славный Киев род!

Давняя Свербеева мечта о власти с появлением в усадьбе Вады обрела прежнюю силу и новую свежесть. Свербей с надеждой заглядывает в будущее и видит: приплывают заморские послы, видят его с Вадой и спрашивают стражей-отроков[194]:

– А скажите-ка нам, стражи-отроки, кто эта юная прелестница рядом с вашим многочтимым князем Свербеем? Дочь или внучка? Не станем лукавить – ищем мы невесту нашему царевичу, только чаем, что лучше этой девицы нам не сыскать! Не захочет ли ваш повелитель породниться с нашим повелителем?

И ответствуют стражи-отроки:

– Занято, досточтимые заморские послы! То супруга нашего славного князя, любезная его княгиня Вада!

И обмирают заморские послы от восхищения:

– Ах, княгиня ваша настоящая красавица! Но князь-то ваш каков! Истинный властитель смеется над временем!..

До чего сладостная мечта! Однако почему бы ей не сбыться?

Поспешай, Свербей, поспешай, боярин! Немалая помощь прибыла к Оскольду и Диру из Царьграда, хотя несмыслящий вряд ли углядит большую угрозу в трех греческих жрецах… А ты, коли ты смыслящий, не дай угрозе той укорениться, вовремя вырви ее! Промешкаешь – все потеряешь!

Глава тридцать пятая

НОЧНЫЕ ПРЕНИЯ

До епископа Михаила доходят слухи, что иудеи из Жидовского города, он же Щеков город, с недавнего времени усиленно проповедуют по городу свою веру, и кто-то будто бы уже обрезался. Как видно, рассудили они: если уж пришли такие времена, что кияне начали принимать христианскую веру, отчего бы им не принять иудейскую?

Вечерами, когда в церкви нет службы, епископ Михаил ходит в Жидовский город и ведет с иудеями ученые прения, пытаясь склонить их самих к признанию Иисуса Христа. По настоянию князя Оскольда в этих ночных хождениях его сопровождают Кукша и Шульга.

Юноши мало что понимают в спорах о вере, но они, конечно, болеют душой за епископа Михаила, подобно тому, как на ристаниях зрители болеют душой за «своего» наездника или бойца. Свежая молодая память, разумеется, зачерпывает невольно кое-что из этих бесконечных прений, но запомнившиеся обрывки не складываются в целое. Юноши, однако, не сомневаются в правоте епископа Михаила и напряженно следят за ходом поединка.

Старый иудей Исайя с длинной седой бородой и столь же длинными седыми пейсами говорит:

– Бог и в брак не вступает, и потомства не плодит, и совладетеля в Царствии Своем не терпит, вспомни, как Он говорит устами Моисея: «Вы видите, что Я – Господь, и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвлю и Я оживлю, Я поражу и Я исцелю».

– В ответ на сказанное тобой, – возражает епископ Михаил, – будто Он Сам никого не родил, послушай своего пророка и тезку, говорящего со слов Господних: «Я ли, заставляющий других рождать, Сам не могу никого родить?» Это Он сказал о народе, который вновь рождается в Нем через веру.

– Разве Бог мог стать человеком, – отвечает на это Исайя, – родиться от женщины, подвергнуться избиению и быть осужденным на смерть?

Кукше помнится, что нечто похожее говорили и невежественные викинги, а прошлым летом, на тризне, Оскольд выказал большее, по мнению Кукши, понимание христианства, чем этот ученый иудей, сказав язычникам, что не от слабости и не от трусости Бог позволил распять Себя.