Покрывало ночи - Сергей Раткевич

— Ты зачем это делаешь? — спросила она, когда чудовище протянуло к Керано свою ужасную когтистую лапу.

— Я их ем, — объяснило чудовище.

— И… его? Его — тоже… съешь? — прошептала ведьма.

— И его съем, — ответило чудовище.

— Тогда и меня бери, — сказала ведьма. — Тогда и меня тоже съешь. Я не хочу одна.

— И тебя съем, — пообещало чудовище, подхватывая их обоих и бросая в огромный карман.

Флейта сжалась, ожидая падения на мертвые тела, но никаких мертвых вокруг не было. Она упала в душистое сено.

И Керано был рядом.

Живой. Спящий. Живой?! Быть не может?! Живой?!!

Живой!!!

Правда живой, дышит! Улыбается даже!

Живой…

А еще рядом было чудовище. Оно уменьшилось в размерах и выглядело вполне симпатичным. Вовсе даже не чудовищным, просто слегка ужасным — но не слишком. Вполне терпимо. Правда-правда.

— Вы тут отдохните пока, — сказало чудовище. — Мне остальных проведать надо. Они дальше упали.

— Они… тоже живы?! — смеясь и плача от счастья, спросила юная ведьма.

— Все, кого я съедаю, становятся живыми, — ответило чудовище и ушло.

Керано потянулся и открыл глаза.

— Как долго я спал… — сказал он с легкой рассеянной улыбкой.

А в следующий миг они уже обнимались — и не только. Может быть, широкая кровать в королевском дворце Канхагета и была удобнее и мягче, но в обыкновенном стогу сена тоже совсем неплохо. А если еще подумать, стог-то как раз очень даже необыкновенный. Другие стога у чудовищ в карманах не валяются.

Едва маги бросились к своим порталам, Облачный Всадник исчез. Исчезла и бывшая с ним огненная конница. Когда последний портал захлопнулся, и убивать стало некого, Линард поднял голову и мрачно посмотрел на остатки своей армии.

— Этих… всех убили? — глухо спросил он.

— Всех. — ответил Герцог Седой, вытирая меч о черный плащ последнего убитого им мага. — Всех, кого успели.

— Нет, — выдохнул Линард. — Не всех еще.

И уже дрожавший у всех на устах победный ликующий клич замер, побледнел и растаял. Армия смотрела на своего предводителя, не узнавая его. Это был не Линард. Кто-то другой, чужой, далекий, страшный взирал на них из запердельного высока. И мысли его были далеко. В этих мыслях не было ни победы, ни радости. Огненный смерч клубился в них, не зная пощады, не ведая сострадания. Он лишь замер на миг, решая — куда шагнуть дальше, что еще опустошить, уничтожить на своем пути.

— Не всех еще, — повторил бывший полководец, превратившийся одним Богам ведомо во что. — Не всех.

Герцог Седой смотрел на него со страхом. Горе словно бы выжгло древнего полководца изнутри. Но сухая оболочка не осыпалась. Пламя, выжегшее душу, продолжало бушевать, питаясь такой запредельной яростью, что человеку было не под силу даже смотреть на это. Так кем же он стал, этот несчастный, если на него даже и поглядеть-то боязно?!

— Там. На Щите Оннера, — сказал Линард. — Маги. Живые.

— Ученики, — отмахнулся Герцог Седой. — Отпустим. Пускай на других страху нагонят.

— Маги, — повторил Линард. — Живые.

Его меч произвел движение вспарывания живота.

— Маги, — еще раз повторил он и гигантским шагом двинулся в сторону холма.

Герцог Седой не собирался участвовать в резне несчастных учеников. Как и все его бойцы, он презирал убийство побежденных.

«Безоружных и беззащитных не бьют.» — фраза эта в том или другом варианте есть во всех воинских кодексах и заветах. Герцог Седой всегда свято придерживался этого правила. Он не собирался участвовать в резне — но не мог отказать Линарду в праве совершить то, что тот почитал должным. Или все-таки… мог? Мог — и быть может, даже был должен?! Но как остановить то, на что даже смотреть боязно? Как заступить дорогу самому Богу Войны? Как?! Герцог Седой решил остаться, надеясь, что воины последуют его примеру. Решил остаться… и обнаружил себя вдохновенно шагающим следом за Линардом, покрикивающим на своих людей, а меч в руке описывал точно такие же круги как и меч Линарда.

Обвалив частокол, Линард взошел на холм и уставился на груду едва живых магов, все еще возлежащую на Щите Оннера. Теперь, когда их учителя и командиры частью были мертвы, а частью сбежали, они стали понемногу приходить в себя. Некоторые даже выползли из общей кучи и делали робкие попытки подняться. Линард воздел меч и…

— А ну стой! Ты что это?! — кто-то маленький и нахальный выпрыгнул, казалось, из под самых ног Линарда. — Ты это что, а?! Ты это что себе удумал?!!

— Убивать, — ответило существо, с каждой минутой перестающее быть Линардом. — Убивать магов.

— Ах, магов убивать?! — голос гнома был до того ехидным, ядовитым и яростным, что воплощающееся Божество дрогнуло. Дрогнуло… и остановилось. Воплощение замерло, не пройдя и полдороги.

— Тогда с меня начинай! — ярился гном. — Я — тоже маг!

— Я не помню тебя, — растерялось Божество, и воплощение дало первую трещину.

— Вот! — обвиняюще воскликнул гном. — Вот! Такова твоя благодарность! «Я не помню тебя!» — кривляясь, передразнил он. — Магов он убивать собрался. Значит и меня, так ведь?! А кто-то клялся обедом меня накормить! Обещал поваром ко мне наняться!

— Обедом? — переспросило нечто, уже больше похожее на Линарда, чем на Бога Войны. — Обедом… но ведь ты умер… а я не жрец, не шаман, я не умею готовить для мертвых.

Герцог Седой почувствовал, как его отпустило, и то же почувствовали все прочие воины. Со вздохами облегчения они убирали мечи в ножны, а стрелы в колчаны.

— Ты умер, — горько повторил Линард, глядя на гнома, и последние искорки божественности погасли в его глазах. Теперь в них была только боль. Обычная. Человеческая. — Ты умер… и Керано… и…

— Я жив! — возразил гном. — И я не видел здесь мертвых. Только эти перепуганные мальчики. — Гном кивнул на сползшихся в кучку учеников магов. — Но они вполне живые — по крайней мере, пока ты не изрубил их на мелкие кусочки.

Ученики магов, дрожа, теснились и жались друг к другу. Их дом — непобедимая армия — исчез, в одночасье рухнул, их мир распался на куски… а вокруг бродили победители, суровые и страшные люди, которые могли сделать с ними все, что угодно.

— Ты жив… — Взгляд Линарда прояснился. Он посмотрел на жалких дрожащих учеников магов. — Я собирался их всех… Боги, какой кошмар!

— Именно, — кивнул гном. — Только совершив нечто кошмарное, человек становится Богом. Потому что быть Богом — это не благо для человека. Быть Богом — это не особое право за особые заслуги. Быть Богом — это не величайшая удача и не страшная беда. Быть Богом… это даже не преступление. Это наказание. Это плаха, растянутая в веках, Линард. И ты едва на нее не взошел. Одним словом, чтобы действительно быть Богом, нужно им родиться. А человек должен оставаться человеком. Так же как эльф эльфом, а гном гномом. И храни нас Истинные Боги от мерзейшего из соблазнов!