Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II - Яков Иванович Бутович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обращусь теперь к впечатлениям, вынесенным из осмотра этого завода.
Производителей в заводе было четыре.
Зяблик 5.08¾ (Красавец – Западня), гнедой жеребец, р. 1890 г., завода Е.В. Шибаевой. Имел неплохую призовую карьеру, рекорд показал в четырехлетнем возрасте в Киеве, то есть на очень тяжелом ипподроме. Рекорд Зяблика впоследствии побил знаменитый терещенковский Вулкан. Зяблик не был хорош по себе. У него были весьма характерные отметины – на губах и вокруг глаз розовые пятна. Я склонен приписывать это влиянию кого-либо из предков Красивого-Молодца. Как производитель Зяблик оказался неплохим жеребцом: он дал двадцать пять призовых рысаков, среди которых Байбак 2.231/8, Жених 2.25, Мирта 2.25 и Обнова 2.236/8.
Адмирал 2.23¾ (Догоняй – Аврора), серый жеребец, р. 1896 г., завода Д.А. Кулешова. Адмирал был очень костист, имел хороший верх, превосходную колодку, но шея у него была груба, а голова маловыразительна. Это была дельная лошадь, и только. Тринадцать его детей выиграли около 35 000 рублей, резвейшими были Бабушка 2.21 и Мститель 2.23.
Кир 2.24, вороной жеребец, сын знаменитого Беркута завода князя Л.Д. Вяземского. У меня о нем помечено: «Чрезвычайно прост и не заводчик». Он действительно ничего не дал хорошего в заводе.
Карабинер 2.22¼ (Калач – Мечта), р. 1894 г., завода герцога Г.М. Лейхтенбергского. Жеребец выдающегося происхождения, с сильным течением крови кожинского Потешного, ибо его мать Мечта – дочь знаменитой Метёлки, что от Потешного. Рост Карабинера равнялся четырем вершкам, масть его была серебристо-белая, и он был типичен именно для линии Потешного. Карабинер оказался недурным производителем: пятнадцать его детей выиграли 35 000 рублей, резвейшим был Брус 4.493/8.
После производителей Чунихин показал на выводке молодежь. Лучшие экземпляры были от Карабинера. Очень хорош был также золотисто-гнедой Раб, сын Зяблика и известной Радужной 5.18 завода Борисовских. Молодежь в целом произвела на меня неудовлетворительное впечатление: лошади были недоразвиты, мало работаны и плохо кормлены. Я с грустью сказал об этом Чунихину. Он покраснел и ответил: «Хорошо сознаю, но ничего не могу поделать с хозяином, на корма скуповат! Стану настаивать – либо сократит, либо вовсе прекратит завод. Теперь-то он уже поостыл к лошадям. Приходится мириться и молчать!» – «Да, это участь многих заводов и трагедия орловского рысака», – сказал я ему в ответ.
Было уже поздно, и мы решили смотреть заводских маток в табуне. Табун, по обыкновению, увлек меня, и я забыл о времени. Когда я спохватился и посмотрел на часы, нечего было и думать поспеть к поезду, так что пришлось ночевать в Курске.
Перепёлкинский табун произвел на меня приятное, ровное впечатление. Там не было «аховских» кобыл, то есть таких, которые приковывали бы все внимание, а затем долго после отъезда держали бы вас под своим очарованием. Но кобылы были дельные, хорошо и со вкусом подобранные. Я это сказал Чунихину и поздравил его с удачной заводской работой. Он стал благодарить и заметил, что, когда была жива Бианка, давшая им стольких превосходных лошадей, она была именно такой кобылой, которая всех приводила в восторг.
Итак, Н.Ф. Перепёлкин не кормил своих лошадей и завод вел весьма примитивно. Писать об этом было неудобно. Чтобы показать это читателю, приведу выдержку из моего письма к С.Г. Карузо. Письмо было написано под свежим впечатлением от осмотра перепёлкинского завода и не предназначалось для печати. Это письмо попало обратно ко мне вместе со всем архивом Карузо. Вот выдержка из него: «…был в Курске у Перепёлкина; осматривал белого Карабинера, сына знаменитой Мечты. Лошадь мне очень понравилась, хотя и имеет серьезные недостатки: положинку в спине и безусловную сырость скакательных суставов. Завод Перепёлкина содержится как и большинство наших заводов, то есть примитивно, а главное, все лошади поголовно худы… Ну как при таком содержании вывести орловского рысака, который бы бил метисов!»
Несмотря на такое содержание, лошади завода Перепёлкиной бежали недурно. С 1 января 1901 года по 1 апреля 1912-го они выиграли 98 344 рубля 50 копеек. Этот выигрыш падал на шестьдесят три лошади, из чего ясно, что многие лошади завода появлялись на ипподромах. Лучшими были Жених 2.25, Наушник 2.241/4, Обнова 2.236/8, Шутник 2.25, Братина 2.25, Брус 4.493/8 и Барометр 2.147/8. Некоторую роль играли и кобылы, рожденные в этом заводе. Так, от Беглянки (Зяблик – Балка) родилась Бабушка 2.20, от Затеи (Тенистый – Задумчивая) – Аза 2.191/8, от Няни (Тенистый – Награда) – Наследник 2.194/8 и т. д.
Я считаю, что если из завода Перепёлкина могли появиться такие высококлассные рысаки, как Барометр и Аза, то этим завод был всецело обязан Серёже и тому подбору кровей, который он сделал. Кровь, несмотря на все неблагоприятные условия, способна творить чудеса!
Когда мы вернулись в Курск, Чунихин ни за что не хотел оставить меня в гостинице и повез прямо в дом Перепёлкина. Хозяин меня встретил радушно, посмеиваясь, сказал: он знал, что я увлекусь лошадьми и к поезду не поспею, а потому приготовил для дорогого гостя обед. В гостиной находился скотоподобный человек – как оказалось, купец из Дмитровска, захолустного уездного городишки. Он приехал купить лошадь, которую давно торговал.
За обедом, тяжелым, сытным, но вкусным, речь шла главным образом о лошадях, и Перепёлкин очень интересовался моим мнением о его рысаках. Говорить откровенно, да еще при покупателе, было неудобно, а потому я, похвалив завод вообще, не стал останавливаться на отдельных лошадях и ни слова не сказал о содержании завода. Под конец обеда у дмитровского купца, которому Перепёлкин все время подливал вина, зашумело в голове – и он счел момент наиболее подходящим для покупки лошади.
Торг начался. Я присутствовал при этой уморительной сцене. Купец мерекал в породе, почитывал Лодыгина, как он мне с важностью пояснил, а потому вступил в пререкания с Серёжей о достоинствах породы покупаемой лошади. Перепёлкин вел хитрую политику: покуда Серёжа и купец пререкались о предках Телескопа, он не забывал рюмки покупателя. «Что ты нахваливаешь мне Телескопову породу? Подумаешь, от Нурредина, невидаль какая! Дрянь дрянью, одного мелкого
