Драконий Катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

А голоса звучат громче. Я начинаю их понимать.

— Он отторгает магию, вождь. Я не могу залечить эти раны.

— Тогда не будем ждать положенного времени. Отправим его в синее пламя прямо сейчас, пока он еще в сознании.

— Не стоит, вождь… Сейчас он зверь. Пламя может не принять его.

— Не тебе решать, шаман. Бледнокожий не издал ни звука под стрелами осадных луков. Он достоин встречи с пламенем в любое мгновение.

— Как скажешь, вождь.

— Я сказал.

Старый, который с косточками, водит ладонями, одна над другой, а между ними расцветает язычок Страшной Смерти. Все в степи знает — огонь несет только гибель. Но огонь старика странен — он того же цвета, что и его кожа. Синий огонь разгорается в его руках, принимая форму копья. Пламя струится в его пальцах, дрожит и течет. Что-то кричит пахнущая лесом, ей вторит разъяренный рогач. Только усталая, измученная змеехвостая молча роняет слезы, пряча их в каплях дождя. Не надо меня оплакивать… Я еще не отправил на ту сторону Врагов.

Синее пламя вонзается в глаза, заполняя мир живой лазурью, от которой кровь закипает в жилах. И боль проклевывается в каждой клеточке тела… Как же их много, этих ростков! Как же их мно…

Глава 5

ЦВЕТНЫЕ ЗВЕЗДЫ ВО ТЬМЕ

…го! Я превратился в текучее пламя цвета багрового заката, а вокруг бушевала синяя стихия. Она принимала странные формы. Напуганный зверь во мне спрятался, дав волю разуму. Никакой боли больше не было. А рядом со мной возникали настоящие полотна из лазурного огня. То я стоял посреди чудовищно изуродованного леса сапфировых деревьев, то над пропастью, стены которой стелились синим туманом, то на улице пустынного города. Все было соткано из живой лазури. При этом странное пламя не давало жара.

Я поднес к лицу свои руки и уставился на текучую плоть, сплетенную из язычков привычного желтого огня. Странность происходящего заставила напрячься. В ответ синий мир стал пульсировать. Показалось, что ко мне принюхиваются. А затем синее пламя стало приближаться. Пространство начало нагреваться, но жар совершенно не беспокоил — тело словно купалось в этом тепле. Синева окружила меня плотной сферой и застыла. А затем нанесла чудовищный по силе удар, от которого содрогнулся весь мир. Спасла меня текучесть нового тела. Огонь расступился, пропуская сквозь себя синие лезвия. Лазурь вновь застыла, сияя небесными переливами — от полуденной белесой голубизны до насыщенной предночной синевы.

Второй удар показал всю тщетность попыток проигнорировать силу синего пламени. Теперь это была паутина. Жгуты спеленали меня так плотно, что не было ни единой возможности пошевелиться. И два пламени стали растворяться друг в друге. Сполохи зеленого огня побежали по моим рукам и ногам, расплетая тенета. Все тело засветилось яркой зеленью…

Загорелось с яростной болью все. Я закричал от ужаса, чувствуя, как осыпаюсь пеплом в никуда. Остатков самообладания хватило, чтобы сообразить: синее пламя не желает смешения. Оно хочет пожрать меня, не оставив и следа. Опомнившись, я начал кромсать лазурь своими раскалившимися руками. От моих движений в окружающей синеве стелились зеленые нити. И они не растворялись среди синих потоков! Синева отторгала зелень.

В какой-то момент пространство стало почти фиолетовым, ощетинилось шипами и жадно накинулось на меня, отрывая оранжевое пламя по лепесткам. Каждый рывок сопровождался свирепой болью. Я же понял, что ничем не могу защититься от этого съедения заживо. Но можно попробовать удрать. Мир вокруг принял очертания морского берега, и я превратился в рыбу… Которую тут же попробовала сожрать чудовищная зубастая тварь. Попробуйте выжить, когда сам воздух грызет ваше тело! Когда вода кислотой разъедает кожу, аромат цветущей сирени буквально въедается в глаза, отчего бьет болью по всему телу. Когда каждое движение сдирает с вас клочья плоти…

Но я жил, сопротивлялся и не давал синему пламени закончить убийство. Топливом для огня моей плоти служили сердце, душа, сознание и чувства. Гнев, ярость, страх, радость, горе — все пошло в ход. И они не выгорали — напротив: чем сильнее меня пожирала живая лазурь, тем ярче разгорался огонь. Синева все реже растворяла в себе зелень нашего слияния. Вокруг стелился хоровод лоскутков пламени цвета молодой травы.

В какой-то момент все застыло. И начался совершенный кошмар. Ускользающим от чудовищной боли сознанием я понял, что просто растворяюсь в этом страшном огне. Я ничем не мог защититься, тогда как синее пламя способно как атаковать, так и сохранять себя. И стал ОЩУЩАТЬ… Плоть жидкими нитями расползалась в синеве, плавилась, становилась частью живого хищного бога-огня, бога-владыки.

И однажды, спустя бесконечную смерть, я понял, что могу пошевелиться. Весь этот нереальный мир вобрал меня в каждую пылинку, каплю, сквозняк. Расплавленная звезда боли начала остывать, превращаясь в нечто совершенно другое. Лазурный мир содрогнулся, я же уверенно потянул на себя языки синего пламени. Они стали глиной в моих невидимых руках. И постепенно меняли цвет с холодной лазури на теплую зелень. И вот уже вокруг темная пустота, а передо мной — зеленая звезда, похожая на пушистый одуванчик. Это был я собственной персоной… От такого открытия разобрал веселый смех, взметнувший космы звезды тысячами шелковых нитей.

Странное симпатичное настроение охватило меня, заставив протянуть руки пустоты к зеленой сфере. Пламя легко поддалось пальцам. Зелень сбивалась в какую-то неопределенную пока форму, а я гадал, что бы мне хотелось слепить. Постепенно огонь стал похож на человека. Две руки, две ноги, голова без лица, две пары огромных крыльев… Я поморщился. Ну их на фиг, всяких серафимчиков. Быстренько переделав фигуру, удовлетворенно кивнул сам себе и замер. Вашу мать! Зелененькая и с хвостом — это же Лайсси. И чего меня на ней переклинило? При мысли о змеехвостой в сердце потеплело. Хорошо, что с ней ничего фатального не сделали. Остальное можно пережить. А вот ограм бошки-то надо оторвать за произвол. Посмели протянуть лапы к нагайне. Да и ко всем нам.

Внутри проснулось беспокойство. Это все, конечно, замечательно, но как теперь вернуться? Шальная мысль ворвалась в голову. Руки вновь протянулись к зеленой плазме и принялись лепить то, что должно помочь мне выбраться из этого странного мира. Через час, или год, или век мое новое тело красовалось в пустоте зеленым совершенством. Войдя в него, я для проверки пошевелил руками, ногами, крыльями… И сорвался в стремительный полет, разрывая границы реальностей. А в недрах сердца вновь зашевелился Зверь.