Сегодня - позавчера. Трилогия - Храмов В.

  - Держись, Медведь, - прошипела трубка, - сейчас они тебя выдавливать будут.

  Это понятно. А народу у меня осталось - кот наплакал. Кстати, где он?

  Создать сплошной линии обороны не получиться, создали очаги сопротивления - группа человек в 5-7 с пулемётом занимает удобную для обороны позицию. В пределах огневого контакта - следующее гнездо. Позади них - ещё одно.

  В захваченных зданиях разместил "гарнизоны", тут же начавшие забаррикадироваться.

  До рассвета, под обстрелом, отправили на тот берег раненных, подвезли боеприпасов и сухпая. Нам передали два ПТР с патронами. У меня нашлись и спецы, попавшие в "шурочку" из бронебойщиков.

  Лихорадочно закреплялись. НП себе я оборудовал в самом близком к реке здании, с разрушенным бомбой правым крылом. Тут был мощный подвал. В подвале организовали склад, перевязочную и "последний рубеж обороны". Здесь же моя группа - промокший насквозь Кот, Иван, Брасень с двумя своими "братками", Прохор, связисты и наводчик-корректировщик. В резерве - десяток бойцов с двумя трофейными пулемётами. Это мой резерв - группа оперативного реагирования.

  В правом здании, по версии корректировщика, "Путейский" - гарнизон в четырнадцать человек при четырёх пулемётах, под командованием сорокалетнего бывшего бригадира-железнодорожника. Как он удивился, когда я спросил, сколько лет он в пути.

  - Откуда знаешь?

  - Походка. Ты лет пятнадцать щебень и шпалы топтал.

  - Двадцать пять. Бригадир пути. С началом войны призвался на восстановительный поезд, попал в окружение, в плен, бежал, вышел к своим - теперь здесь.

  У меня он стал взводным. Теперь руководил обороной правого дома.

  В левом - восемнадцать человек при пяти пулемётах - два Максима, два ДП и один - МГ. Во главе - бывший ротный старшина Школьник, за пьянку и рукоприкладство к собственному ездовому угодивший ко мне. У меня он тоже взводный. Третий взвод, самый крупный - почти пятьдесят человек - раскидан по всему плацдарму. Командует бывший старший сержант, командовавший пулемётной ротой после гибели ротного и давший роте приказ на отход. Людей спас, сам здесь. А не надо было пулемёты и миномёт бросать! Вывел бы - глазки бы и прикрыли, что без приказа - приказ просто не дошёл. А за потерю пулемётов спрашивают всегда строго. Где их брать-то новые? Тульский оружейный завод больше не выпускают оружие. Обустраивается где-нибудь в Ижевске. Когда он даст стране вал? К осени?

  - В укрытие! - заорал я и сам сбежал в подвал. Мины стали рваться на нашем плацдарме, дивизионные пушки ударили по позициям миномётных батарей, по дивизионным - немецкие пушки, по ним - наша корпусная артиллерия, а к огневым корпусных пушек вылетели лапотники. Земля заходила ходуном от сотрясений мощных взрывов.

  - Они нас с землёй перемешают! - закричал один из подручных Брасеня, но тут же от мощного удара в ухо отлетел к стене.

  - Будь мужиком, сдохни достойно, - рявкнул ему бледный Брасень, растирая отбитый кулак.

  Самое для меня противное на войне - обстрелы и бомбёжки. Сидишь, трясёшься и гадаешь - твой - не твой. Хуже нет. И ничего сделать не можешь. Это надо пережить. А время при этом так медленно тянется!

  Кажется, стихает. Побрёл к выходу.

  - К бою!

  Немцы полезли сразу со всех сторон. Нас поддерживали огнём с восточного берега, иначе бы не удержались - немцы, как тараканы, кишили в развалинах, упорно лезли на нас. Их поддерживали две самоходки. Эрзацы наверное, не "штуги" - силуэт высокий, пушка длинная, корпус открытый сверху и сзади. Самоходки вперёд не лезли, издалека долбили, но потом отошли - когда наши накрыли их по наводке старлея Феди. Взрывы легли рядом, я видел. Следующий залп одну бы точно сжёг, но самоходчики не стали рисковать - попятились и скрылись. Они ещё не раз обстреливали нас, но Федя был начеку и позже одну из самоходок уничтожили прямым попаданием. Вторая больше не показывалась.

  Атаку отбили, нас опять обстреляли, фрицы опять полезли. Мы их опять положили, они нас опять обстреляли. И так несколько раз. С каждым разом они ближе и ближе, а нас всё меньше и меньше.

  - Ну, что, командир, удержимся? - проорал мне в лицо Брасень, скалясь. Он бегал с опергруппой отгонять фрицев от "Школы" - левого дома. На лбу у Брасеня - белая полоса чистой кожи, всё остальное лицо в грязи от кирпично-цементной пыли.

  - Если они ничего нового не придумают - удержимся!

  А они придумали - нанесли мощный удар пехотой меж "школой" и "путейским", прямо на "берлогу" - на мой КП. Взвод сержанта-пулемётчика лёг почти полностью. Отбились гранатами, а потом в рукопашку. Немцев секли с флангов "гарнизоны", оставившие первые этажи. Враг усеял трупами весь плацдарм.

  Но и это было ещё не всё. Они ударили вдоль набережной, несмотря на плотный огонь с восточного берега, отрезав нас от берега и друг от друга. Мы оказались изолированы в трёх зданиях, но и немцы залегли и попрятались. Пат. Ни мы не можем головы поднять, ни они.

  - Только бы они штурмовики не прислали!

  Немцы бегут? Сглазил!

  - Все вниз! В подвал! Бегом! Воздух!

  И этот противный вой сирен! Ненавижу! Бах! Бах-бах! Ба-бах! С потолка сыпется мусор, пыль, летят куски штукатурки. Неужели нас накрыло?! А если выход завалило?! Вот что такое паника!

  - А-А-А!!!

  Бах! Бу-бух!!!

  И звенящая тишина.

  - Рота! Встать! Перекличка!

  Слышу, как будто в уши ваты напихал, но слышу. Пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать! Отозвались даже раненные.

  - За мной!

  Протискиваюсь в выход - завалило до пояса. Нашего здания больше нет. Стоят клыки полуобвалившихся стен, всё тонет в пыли.

  - Цепью! В атаку! Ура!

  Бегу в сплошной пыли туда, где был "путейский". Натыкаюсь на бредущего бойца. Наш! Живой, оглушен!

  - Прохор!

  Дальше пошли оглушенные немцы. Стреляю, прислонив ствол пулемёта к серой груди немца. Кровь брызгает в лицо. Ребята лупят прикладами.

  "Путейский" похож на "берлогу" - обломки стен. Левого крыла здания нет, но есть большая воронка. Уцелели перекрытия правой части здания. Там уже сверкает пулемёт. Ему-то видно, он выше пылевого облака.

  Бежим к "школе". Её нет. Бомба легла точно. Пробила все перекрытия, взорвалась в подвале. Никто не выживет. Тут, на обломках, встречаем немцев. Вернее, обрушиваемся на них, как селевой поток. А они-то думали, что всё - позиция взята. В короткой, но яростной схватке почти уничтожаем их. Не многие смогли отойти.

  Приказываю собрать трофеи и отходить. Тут не удержаться.

  Пыль оседала. Увидел солнце. Уже клониться к закату. Нет, комдив, не удержусь я. Некем удерживать.

  - Брасень!

  - Тут!

  - Путеец там держится. Подкинь ему хавчика, воды и боеприпасов.

  - Есть!

  Брасень стал чёток, по-военному. Без этих своих блатных закидонов.

  - Выставить боевое охранение. Занять оборону!

  Спустился в подвал. Прохор, похудевший, почерневший, повернулся ко мне. Я обратился к раненым:

  - Если враг пойдёт в атаку - мы не удержимся. Некем удерживаться. Подумайте, что они с вами сделают. Кто сможет стрелять - предлагаю подороже продать свои жизни.

  Все, кто был в сознании, подняли руки. Кто мог идти - сам шёл, не ходячих отнесли на позиции.

  Вернулся Брасень.

  - Что там?

  - Пять человек. Все ранены. Три пулемёта. Все лежат на гранатах.

  - Гвозди бы из таких людей делать! Брасень, раздай спирт, что остался. Это, ребята, и есть "наш последний и решительный бой"! Для меня честь узнать вас, воевать рядом с вами!

  - Спасибо, командир!

  - Федя, как там связь?

  - Есть, пока.

  Федя ранен в голову - осколок снял ему часть скальпа. Один связист убит, второй - контужен - из ушей кровь течёт. Берёг их, берёг, а не уберёг.

  - Федь, а сколько времени?

  Он поднял руку, потряс часы, потом снял их и выкинул. Красноречиво.

  - И у меня так. Ни одни часы дольше одного боя не живут.

  - У меня такой бой первый. Я с ноября воюю, но чтобы так!...

  - А у меня других не бывает. Только такие.

  - Как же ты выжил?

  - Ты на рожу мою глянь. Я в баню вошёл, ребята мыться перестали.

  - Что так?

  - Это ты у них спроси.

  - Я его как увидел... - это Ваня, - Мне в парилке холодно стало. Места живого нет. Шрам на шраме. Не дай Бог!...

  - Что-то немец не идёт нас добивать?

  - Так это же хорошо.

  - Что хорошего? Затевает опять какую-нибудь каверзу. Путеец тоже не стреляет. Или я не слышу?

  - Не стреляет. А! Обед же! У них же война по расписанию. Завтрак, обед, ужин, сон. Не война, а смена на заводе.

  - А ты, Федя, из рабочих?

  - Ага! Инженер-технолог. Война началась, лейтенанта технических войск присвоили и на фронт. А артиллеристом я уже тут, на Московском фронте стал. Как комбат погиб, так и командую. Может, и нам жевнуть?