Обманщик - Фредерик Форсайт

– Добрый вечер, мистер Ханна.

Перед отелем, на пыльной площади, танцевали два молодых островитянина. У одного на шее висел кассетный магнитофон. Ханна не узнал мелодию калипсо. Она называлась «Свобода приходит, свобода уходит». Зато детектив сразу вспомнил доносившуюся из бара отеля песню «Желтая птица».

Только теперь он понял, что за все пять дней ни разу не слышал ни шумового оркестра, ни калипсо.

Двери англиканской церкви были распахнуты. Его преподобие Куинс на маленьком церковном органчике играл «Гаудеамус игитур». Поднимаясь по лестнице в отель, Ханна думал о том, что в городе воцарилась атмосфера беспричинного веселья, совсем не соответствовавшего его настроению. Ему нужно было писать серьезный отчет. Потом, поздно вечером, он позвонит в Лондон, а утром полетит домой. Здесь ему было делать нечего. Ханна терпеть не мог проигрывать, но понимал, что это убийство так и останется в числе нераскрытых. Ханна сможет улететь в Нассау на том же самолете, с которым прибудет новый губернатор, а из Нассау рейсовым самолетом отправится в Лондон.

Мимо открытого бара Ханна направился к лестнице. На террасе опять сидел этот Диллон и не торопясь попивал пиво. «Странный человек, – думал Ханна, поднимаясь по ступенькам. – Всегда только сидит и будто чего-то ждет. Кажется, никогда ничего не делает».

Во вторник утром на Саншайне произвел посадку «де Хавилленд Девон». Из самолета вышел новый губернатор, сэр Криспиан Раттри в идеальном льняном костюме кремового цвета и в белой панаме, из-под которой выбивались серебряные пряди. Стоя в тени ангара, Маккриди наблюдал за торжественной встречей.

Лейтенант Хаверсток, вернувшийся из длительного морского путешествия, представил губернатору местную знать, в том числе доктора Карактакуса Джонса и его племянника, старшего инспектора Джонса. Неподалеку ждал Оскар в сиявшем свежей полировкой «ягуаре». После представлений небольшой кортеж направился в Порт-Плэзанс.

Сэр Раттри скоро убедится, что на островах ему почти нечего делать. Оба претендента на место премьер-министра, очевидно, сняли свои кандидатуры и уехали отдыхать. Губернатор обратится к населению с просьбой выдвинуть других кандидатов. Желающих не найдется – об этом побеспокоится его преподобие Дрейк.

Выборы в январе не состоятся, а после рождественских каникул снова соберется британский парламент и под мощным давлением со стороны оппозиции будет вынужден согласиться на проведение в марте референдума. Но все это будет позже.

Десмонд Ханна летел на борту «Девона» один. С верхней площадки трапа он в последний раз посмотрел на остров. Ему показалось, что он опять заметил странного мистера Диллона. Тот сидел с сумкой и «дипломатом» и опять будто ждал чего-то. Ханна не помахал Диллону на прощанье. Он намеревался рассказать о нем в Лондоне.

Через десять минут, после того как поднялся в воздух «Девон», приземлилось заказанное Маккриди воздушное такси из Майами. Ему нужно будет вернуть переносной радиотелефон и поблагодарить флоридских друзей, а уж потом возвращаться в Лондон. Он будет дома к Рождеству. Праздник он проведет в одиночестве в своей кенсингтонской квартире. Возможно, он заглянет в клуб ветеранов войск специального назначения, чтобы там выпить со старыми друзьями.

«Пайпер» поднялся в воздух, и Маккриди проводил взглядом просыпающийся в лучах утреннего солнца Порт-Плэзанс. Жителей города ждали свои заботы. Потом под крылом самолета проплыл холм Спайгласс с розовой виллой на вершине.

Эпилог

– Уверен, я выражу мнение всех присутствующих, – начал Тимоти Эдуардз, – сказав, что все мы очень признательны Денису за его превосходный рассказ. Поскольку время уже позднее, я предложил бы сегодня на этом закончить, с тем чтобы мы обсудили проблему, посмотрели, нет ли каких-либо путей изменить политику Интеллидженс Сервис в этом вопросе, а утром высказали бы свое мнение.

Денис Гонт должен был вернуть папку клерку из канцелярии. Когда Денис повернулся, Сэма Маккриди в зале уже не было. Он ушел, едва Эдуардз закончил говорить. Через десять минут Гонт нашел шефа в его кабинете. Маккриди копался в своем столе. Он был в одной рубашке, а его не первой свежести хлопчатобумажная куртка висела на спинке кресла. На полу стояли две картонные коробки из-под вина.

– Что вы делаете? – не сразу понял Гонт.

– Сортирую свое барахло.

В кабинете Маккриди держал только две фотографии, да и те он хранил в ящике и не выставлял напоказ на стол. Это были снимки Мэй и сына; сын, сфотографировавшийся в день получения диплома в черном университетском плаще, смущенно улыбался в объектив камеры. Маккриди положил фотографии в одну из коробок.

– Вы с ума сошли, – сказал Гонт. – По-моему, мы их убедили. Не Эдуардза, конечно, но двух инспекторов. Думаю, они изменили свое мнение. Нам известно, что они вас любят и хотят, чтобы вы остались.

Маккриди взял небольшой музыкальный центр и положил его во вторую коробку. Изредка, когда ему нужно было основательно подумать, он включал классическую музыку. Безделушек на две коробки явно не набиралось. Разумеется, здесь на стенах не висели фотографии типа «это я пожимаю руку такой-то знаменитости», а несколько эстампов импрессионистов были собственностью фирмы. Маккриди выпрямился и бросил взгляд на коробки.

– Для тридцати лет действительно немного, – пробормотал он.

– Сэм, Бога ради, это еще не конец. Комиссия может изменить решение.

Маккриди повернулся и взял Гонта за плечи.

– Денис, вы отличный парень. Вы великолепно поработали. Показали, на что способны. И я хочу просить директора назначить вас руководителем отдела. Но вам нужно усвоить, с какой стороны восходит солнце. Все кончено. Приговор был вынесен недели назад, в другом кабинете и другим человеком.

Подавленный Денис Гонт опустился в кресло шефа.

– Черт возьми, зачем же тогда мы все это устраивали? Это слушание?

– Все это мы устраивали, потому что мне не безразлична эта проклятая Интеллидженс Сервис и мне не все равно, если ее руководители заблуждаются. Потому что за этими стенами начинается дьявольски опасный мир, и со временем он становится не менее, а более опасным, а за безопасность нашей старушки Англии, которую я, между прочим, очень люблю, будут отвечать такие тупицы, как Эдуардз, и это меня страшно пугает. Я понимаю, что слушание ничего не могло изменить, я просто хотел заставить этих сукиных детей немного поерзать в креслах. Прошу прощения, Денис, мне нужно было вас предупредить. При случае вы не забросите эти коробки мне домой?

– Вы могли бы согласиться на одну из тех должностей, которые вам предлагали. Просто им назло, – сказал Гонт.

– Денис, как сказал поэт, «единственный сладкий час прекрасной, необузданной жизни стоит целого безымянного мира». Для меня все эти библиотеки, архивы и бухгалтерии были бы безымянным миром. У меня был мой час, я сделал то, что мог, и теперь все позади. Денис, за этими стенами прекрасный солнечный мир. Я ухожу в этот мир и собираюсь наслаждаться солнцем.

Денис Гонт выглядел так, словно хоронил лучшего друга.

– Но вы еще появитесь здесь? – спросил он.

– Нет, не появлюсь.

– Директор устроит прощальную вечеринку.

– Никаких вечеринок. Не выношу дешевое игристое вино. От него у меня в желудке начинается сущая чертовщина. От любезностей Эдуардза тоже. Проводите меня до выхода?

Сенчери-хаус – это целый городок, небольшая община. Пока Гонт и Маккриди шли по коридору до лифта, спускались на лифте на первый этаж, шагали по кафельному полу вестибюля, коллеги и все сотрудники Сенчери-хауса окликали: «Привет, Сэм… Как дела, Сэм…» Они не говорили «Прощай, Сэм», но именно это имели в виду. Иногда секретарши замедляли шаг, будто в последний раз хотели поправить Сэму галстук. Маккриди на ходу кивал и улыбался.

Выход располагался в конце вестибюля с кафельным полом. Дальше начиналась улица. «Может, действительно стоит, – размышлял Маккриди, – воспользовавшись выходным пособием, купить небольшой домик, выращивать там розы и кабачки, по воскресеньям ходить на утреннюю службу в церковь, стать одним от столпов общины? А как убивать время днем?»

Маккриди сожалел, что так и не нашел всепоглощающего хобби. Многие из его коллег разводили тропических рыбок, собирали марки или бродили по уэльсским горам. А что он сможет рассказать соседям? «Доброе утро, меня зовут Сэм, я ушел на пенсию из Министерства иностранных дел, но не могу сказать вам ни слова о том, что я там делал». Старым солдатам дозволяется писать мемуары и водить туристов в уютные бары. Солдатам, но не тем, кто провел всю жизнь в тайных операциях. Они должны молчать вечно.

По кафельному полу застучали каблучки миссис Фой из отдела оформления проездных документов, грациозной вдовы, которой не было и сорока лет. Множество обитателей Сенчери-хауса попытали счастья с Сузанной Фой, но ей недаром дали кличку «Крепость».