Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 - Пайпс

Хотя переговоры были безрезультатны, сам факт их ведения отчасти объясняет то удивительное хладнокровие, с которым российское деловое сообщество воспринимало режим, открыто угрожавший ему не только экономическими санкциями, но и физическим уничтожением. Банкиры и промышленники воспринимали заявления большевиков как революционные фразы. Они были убеждены, что большевики сами попросят у них помощи в ликвидации хозяйственной разрухи, иначе им не удастся удержаться у власти. Весной 1918 года вдруг ожила Петроградская биржа, формально закрытая с начала войны, и при заключении прямых сделок цена акций, особенно банковских, стала расти20. Оптимизм представителей большого бизнеса подогревался инициативами большевиков и сведениями о переговорах правительства с Германией, результатом которых должно было стать торговое соглашение, открывавшее путь в Россию немецкому капиталу. Поэтому предприниматели оставались глухи к призывам белых генералов о финансовой помощи. В сравнении с перспективами, которые сулило сотрудничество с правительством большевиков, поддержка Белого движения казалась деловым людям вариантом заведомо проигрышным.

Как только был ратифицирован Брест-Литовский мирный договор, большевистские лидеры обратили свои взоры к экономике. Теперь, когда их власти ничто не угрожало, они уже не были заинтересованы в «разбазаривании» национального богатства путем раздачи его крестьянам и рабочим для раздела между собой. Пришло время организовать производство и распределение — рационально, эффективно, «по-капиталистически»: восстановить трудовую дисциплину, ввести строгий учет, внедрить современные технологии и методы управления. Сигналом изменения курса послужила речь Троцкого, произнесенная 28 мая 1918 года и имевшая странный, совершенно «фашистский» заголовок: «Труд, дисциплина и порядок спасут Советскую Социалистическую Республику»21. Он призвал рабочих к «самоограничению» и смирению перед фактом, что к управлению советской промышленностью должны быть привлечены специалисты из числа бывших «эксплуататоров».

В то же самое время Ленин убежденно, но не очень успешно отстаивал преимущества государственного капитализма, способного предоставить в распоряжение нового государства все чудеса капиталистической технологии и методов управления. Только восприняв все лучшее, что создал капитализм, утверждал он, можно построить социализм в России:

«<...> приведем прежде всего конкретнейший пример государственного капитализма. Всем известно, каков этот пример: Германия. Здесь мы имеем «последнее слово» крупнокапиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерски-буржуазному империализму. Откиньте подчеркнутые слова, поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистского, тоже государство, но государство иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т.е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которая дает социализм.

Социализм немыслим без крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации, подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле производства и распределения продуктов»22.

«Что такое государственный капитализм при Советской власти? В настоящее время осуществлять государственный капитализм — значит проводить в жизнь тот учет и контроль, который капиталистические классы проводили в жизнь. Мы имеем образец государственного капитализма в Германии. Мы знаем, что она оказалась выше нас. Но если вы подумаете хоть сколько-нибудь над тем, что бы значило в России, Советской России, обеспечение основ такого государственного капитализма, то всякий не сошедший с ума человек и не забивший себе голову обрывками книжных истин должен был бы сказать, что государственный капитализм для нас спасение.

Я сказал, что государственный капитализм был бы спасением для нас, если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролированное и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз этого»23.

Экономическая программа, которую отстаивал Ленин, была, таким образом, гораздо более умеренной, чем то, на что пошли впоследствии большевики. Если бы ему удалось провести ее в жизнь, «капиталистический» сектор остался бы в принципе нетронутым и лишь был бы поставлен под контроль государства. Такое сосуществование, предполагавшее приток в страну иностранного капитала, — главным образом, немецкого и американского, — позволило бы использовать в большевистской экономике все преимущества развитого «капитализма», избавив ее в то же время от нежелательных политических эффектов этой системы. В этой идее было много общего с новой экономической политикой, введенной три года спустя.

Но случилось иначе. Ленин и Троцкий натолкнулись на фанатическое противостояние нескольких групп, среди которых самыми активными были левые коммунисты. Эта группировка, предводительствуемая Н.И.Бухариным и включавшая заметную часть партийной элиты, потерпела унизительное поражение в связи с заключением Брест-Литовского договора, но продолжала действовать как фракция большевистской партии, отстаивая свою позицию на страницах журнала «Большевик». Члены этой группы, в которую, в частности, входили А.М.Коллонтай, В.В.Куйбышев, Л.Н.Крицман, В.В.Оболенский (Н.Осинский), Е.А.Преображенский, Г.Л.Пятаков и К.Б.Радек, считали себя «совестью революции». Они заявляли, что после Октября Ленин и Троцкий неуклонно скатывались к оппортунистическому признанию «капитализма» и «империализма». Ленин, в свою очередь, называл их утопистами и фантастами, жертвами «детской болезни левизны». Однако фракция эта имела мощную поддержку в среде рабочих и интеллигенции, особенно в московской партийной организации, которая чувствовала для себя угрозу в предложениях Ленина и Троцкого вводить «капиталистические» методы хозяйствования. Последние предполагали роспуск фабричных комитетов и упразднение «рабочего контроля» с целью восстановления системы индивидуального руководства и ответственности, что неизбежно привело бы к подрыву власти и привилегий партийных чиновников. Большевики находились под перекрестным огнем в связи с их позицией по Брестскому договору и потеряли большинство в Советах, поэтому Ленин не в состоянии был охладить пыл этих интеллигентов и поддерживающих их рабочих. Вряд ли мог он настаивать на проведении линии, которую диктовал здравый смысл, слыша упреки вроде того, что бросил ему рабочий-металлист по поводу переговоров с Мещерским: «Товарищ Ленин, вы покажете себя настоящим оппортунистом, если дадите передышку и в этой области»*.

* Вечерняя звезда. 1918. 19 апр. Цит. по: Scheibert P. Lenin an der Macht. Weinheim, 1984. S. 219. Имелась в виду, конечно, та непопулярная «передышка», которую, по мнению большевиков, давал Брест-Литовский договор.

Победившие в конечном счете принципы военного коммунизма были отражены в эссе Ю.Ларина, опубликованном в апреле 1918 года. Хотя он делал вид, будто лишь развивает то, что написал в октябре 1917 года, в действительности представленная им экономическая программа была уже иной. Речь шла теперь о национализации всех российских банков и промышленности — отрасль за отраслью. Никакого сотрудничества правительства с частными трестами уже не предполагалось. «Буржуазные» специалисты допускались к работе на производстве только на технических должностях. Частная торговля должна была полностью уступить место кооперативам, действующим под надзором государства. Хозяйственная жизнь целиком подчинялась единому государственному плану. Все советские учреждения должны были вести учет, не прибегая к денежным расчетам. Государственный контроль планировалось постепенно распространить и на сельское хозяйство, начав со свободных земель, отнятых у помещиков. Единственной возможной формой участия иностранных частных интересов в экономике советской России становилось обеспечение ее специалистами и предоставление гарантированных займов, необходимых для импорта техники24.

Руководствуясь этой программой, левые коммунисты победили в апреле 1918 года Ленина и надолго ввергли Россию в утопию моментального социализма.

* * *

Бухарин остался лидером левых коммунистов, но после поражения, связанного с Брест-Литовским договором, отошел от руководства оппозицией, предоставив другим спорить с ленинской концепцией государственного капитализма. Главным теоретиком левого коммунизма был Валериан Оболенский, более известный по своему псевдониму «Н.Осинский»*. Он родился в 1887 году в семье ветеринара, настроенного довольно радикально, и в двадцатилетнем возрасте примкнул к большевикам. В течение года в Германии он изучал политическую экономию и считал себя после этого вполне подготовленным, чтобы писать по экономическим вопросам, главным образом о сельском хозяйстве в России. Сразу после большевистского переворота он был назначен директором Государственного банка и покинул этот пост в марте 1918 года в знак протеста против подписания Брестского договора.