Расследования Корсакова. Комплект из 3 книг - Игорь Евдокимов

– Термин появился недавно, около тридцати лет назад, благодаря физике, – послушно, хоть и с некоторой неохотой начал Павел. – Ранее этот метод именовался «черным сглазом». Опасно тем, что почти не поддается отслеживанию. При наведении проклятия жертву убивает, по сути, стечение обстоятельств – сглаз просто ведет ее по наихудшему варианту развития событий. Несчастного может сбить пролетка или ему на голову, например, случайно упадет кирпич.

– А может ударить молния с небес… – услужливо подсказал Нораев.

– Может и молния ударить, – подтвердил Постольский. – Но оное проклятие настолько сложно в применении, что вероятность его наведения на обыкновенного городового крайне мала. Проще, опять же, было бы зарезать или застрелить – после гибели государя такое никого бы не удивило. А внимания привлекло бы куда меньше. Это как из пушки по воробьям палить.

– Что ж, логично, – оценил ротмистр. – В таком случае к чему вы склоняетесь?

– К инерции, Василий Викторович. Отдаче от некоего ритуала, потребовавшего больших сил, которые, в свою очередь, нуждались в высвобождении после достижения своей цели. В таком случае городовой стал непредумышленной жертвой, а интересующее нас событие произошло где-то еще.

– Вот даже как? – вскинул брови Нораев. Павел в очередной раз удивился, как от такого усилия кожа на лице ротмистра просто не треснула. – И где же, по-вашему?

– Уверен, что не во дворце, – указал взглядом в сторону императорской резиденции Постольский.

– И почему же?

– Его величество и венценосная семья перебрались в Гатчину больше месяца назад[74], – просто ответил поручик. – Если бы происшествие угрожало им, то у нас бы не состоялся сей импровизированный экзамен, а следствие возглавлял полковник собственной персоной.

– Тогда, повторюсь, где?

– Если верить фельдфебелю, то наиболее вероятных места всего два. Казармы лейб-гвардейцев, где треснули стекла, и вокзал, где в момент удара остановились часы.

– Которое из них лишнее? – Нораев уже знал ответ. Он сейчас напоминал породистую охотничью собаку, взявшую след и ожидающую только команды.

– Казармы, – после некоторого колебания предположил поручик. – Слишком много людей в одном месте, чтобы незаметно провести ритуал, явно требовавший времени, сил и ресурсов. Вокзал же закрывают на ночь, там, кроме дежурного и жандарма, никого.

– В таком случае предлагаю отправиться на вокзал, – довольно улыбнулся ротмистр.

Щелкнула вспышка. Нораев мгновенно крутанулся вокруг своей оси и уставился на парочку, явно представлявшую собой репортера и фотографа какой-то из столичных газет. Как и жандармов, их привела в Гатчину история с ударившей молнией.

– Вряд ли мы попали в кадр, но все равно, – пробормотал ротмистр. – Павел Петрович, будьте так любезны, вежливо изымите у них фотографическую пластину.

Постольский не разделял страсти старшего коллеги к тотальной секретности, но, учитывая настроения в обществе, признавал, что в такой конфиденциальности имелись свои плюсы.

На вокзал жандармы отправились пешком по тропинкам Приоратского парка, мимо одноименного дворца. Прогулка меж цветущих весенних деревьев еще больше подняла настроение Постольскому, который и без того был увлечен первым самостоятельным расследованием. Почти самостоятельным. Не стоило забывать про Нораева.

Спустя двадцать минут неторопливой ходьбы они достигли вокзала – вытянутого павильона казенного желтого цвета с красивыми арочными окнами и дверями. Здание делилось на две половины – одна вмещала в себя кассовый зал и вестибюли для пассажиров различных классов, вторая была закрытой и предназначалась только для нужд императорской фамилии.

На станции быстро обнаружился унтер-офицер Жандармского полицейского управления железных дорог, коряво сокращаемого до ЖПУЖД[75], номинальный коллега Павла, так как, несмотря на перевод в распоряжение полковника, он все еще числился по железнодорожному управлению.

– Чем могу быть полезен, господа? – вытянулся он по струнке перед старшими по званию.

– Вольно, – махнул рукой Нораев. – Вот что, братец, покажи-ка нам часы, что у вас остановились этой ночью во время грозы.

– Часы? – удивленно переспросил унтер. – Что ж, извольте.

Огромный циферблат, стрелки которого остановились на десяти минутах пятого, висел в зале ожидания первого класса. Постольский и Нораев принялись настороженно оглядываться, силясь найти свидетельства, указывающие на проведенный ночью ритуал. Зал, однако, выглядел исключительно обыкновенным.

– Скажи-ка, а ночью здесь ничего необычного не происходило? – поинтересовался у железнодорожника Павел.

– Необыкновенно сильная гроза была, – пожал плечами унтер. – Эдакое светопреставление! А грохотало так, что все здание подпрыгивало.

– А кроме тебя здесь кто-нибудь был? – продолжил опрос поручик.

– Из служащих – нет. Вокзал-то на ночь закрывают. Но часов где-то в полчетвертого пополуночи постучались ко мне трое господ. Представились чиновниками из министерства путей сообщения, бумаги показали, все чин по чину. Попросили переждать непогоду в… – Он осекся и огляделся. – Ой, совпадение-то какое. Как раз в зал первого класса и попросились!

– И надолго они задержались?

– Да нет, – покачал головой унтер. – В пять часов, как непогода слегка улеглась, тронулись дальше.

– А ты, случайно, не записал имена гостей? – с надеждой спросил Павел.

– Нет, оно мне без надобности, – простодушно ответил железнодорожный жандарм. Постольский уже было расстроился, но унтер быстро продолжил: – У меня память-то о-го-го! С детства! Один раз увидел – и все, как в камне вытесали! Так что, если нужно, я вам как на духу все и расскажу!

Нораев и Постольский довольно переглянулись.

Тем же вечером они сидели в кабинете полковника, мрачной маленькой келье без окон, спрятанной в глубинах управления градоначальства и полиции на Адмиралтейском. Постольский ожидал, что докладывать будет Нораев, но старший коллега молчал, предоставив Павлу возможность пересказать события дня, от гипотез произошедшего до имен трех чиновников, остановившихся у вокзала.

– Любопытно, – проскрипело начальство. – Весьма любопытно.

– Что прикажете делать дальше? – спросил поручик. Ему очень хотелось обратиться к собеседнику или хотя бы закончить вопрос «вашим высокоблагородием», но полковник не любил длинных чинов, а имени его, кажется, не знал даже Нораев. Для всех окружающих он оставался просто «полковником». И, что характерно, ни разу за год службы у Постольского не произошло путаницы. Стоило сказать «полковник» – и все более-менее осведомленные коллеги уважительно замолкали, безошибочно понимая, о ком идет речь.

– Продолжать службу, – просто ответил начальник.

– Но… – начал было Постольский, затем замолчал, потом все же набрался смелости и продолжил: – Прошу простить мое любопытство, но, если позволите – что делать с чиновниками, имена которых назвал унтер-офицер?

– Ничего, – покачал головой полковник. – Холить и лелеять. Это игра вдолгую, Постольский. Вы только что подкинули нам целых три козыря, и, поверьте, я этого не забуду. За ними присмотрят. Выяснят крут общения. Их тайны. Секреты. Дурные привычки. И рано или поздно они приведут нас к крупной рыбе.

– А как же ритуал, который они провели? Мы не знаем его итоговой цели!

– Вы не знаете его итоговой цели. –