Большая книга одесского юмора (сборник) - Валерий Хайт

Мы зашли в пять. На пятачке в мастерской был накрыт стол! Тюлечка, картошечка! Водочка! Зелень! Скумбрия!

– О! – сказал Чаплин. – Где вы достали скумбрию?

– Турки прислали. Прошу к столу!

Вышли еще человек пять, красивые девушки. У них там был комбинатик – часы, обувная мастерская, портняжная.

– Давайте выпьем за нашего земляка! Мы вас, Роман, очень рады видеть! И за вашего друга! Кстати, вот ваши часы. Ходят как часы! И не только ваши дети, но и внуки будут сверять время по этим часам…

– У вас действительно смешной город, – мы опять шли по Одессе. – Смотрите, объявления: «Ремонт позвоночника», «Обмен валюты оптом»… А вот: «Продается квартира, 5 комнат, мрамор из Бразилии, евроремонт, цветущий сад, и никаких сволочей»… Мое судно будет стоять еще два дня, – сообщил Чаплин. – Я решил снять номер.

Мы вошли в гостиницу.

– Будь ласка, – сказал Чаплин по-украински, – прошу люкс на нич та чогось поисты.

– Фамилия?

– Чаплин.

– Только без шуток! Я серьезно спрашиваю!

– Чаплин.

– А чего усы рыжие? И один ус отклеился! Рома, где ты его нашел? Чаплин давно умер! На, приклей ему ус… А на люкс у вас не хватит денег!

В другой гостинице был только одноместный, без окна, с мертвой мышкой в ванной, туалет в коридоре.

Я позвонил администратору:

– Девушка! Что это?! Мертвая мышь в ванной!

– Да? Слава богу! Она сдохла!.. Пусть лежит! Не трогайте пока! Мы их травим.

– Девушка! Он комик знаменитый! Американец.

– Вот пусть там и смешит! Чмурик!

– Я проголодался, – простонал Чарльз Спенсер.

– Здесь нет ресторана. Пойдем к маме.

Только во сне можно приготовить за двадцать минут фаршированную рыбу, холодец, селедку под шубой, чернослив с орехами внутри – сверху сметана, синенькие трех видов, фаршированные перцы, борщ, вареники с вишней.

Он ел молча, задумчиво, потом сказал:

– Помните, как я в фильме облизывал гвозди и ел подметку вилкой и ножом?.. Спасибо!

У дверей мама протянула ему авоську с едой:

– Покушаете на пароходе.

– Сенк ю!

Чаплин развернулся, крутанул тросточку, приподнял котелок и пошел своей знаменитой походкой, подтягивая штаны.

Папа и мама рассмеялись, они не знали, кого я привел! Они знали Раджа Капура и Кадочникова.

Я привел его в номер, он сразу уснул.

А я проснулся – было шесть утра. Спать не хотелось. Я подумал: «Господи, если его уже не помнят, так же могут забыть и «Аншлаг»!»

Мои размышления прервал телефонный звонок:

– Это гостиница «Свежая рыба», Роман. Где твой Чаплин? Он не заплатил за телефонные разговоры! И свистнул пепельницу!

Я вспомнил, что сплю, закрыл глаза и увидел Чаплина на Привозе. Он разгуливал с гламурной блондинкой. Я присмотрелся – Собчачка!

– Познакомься! – сказал Чаплин.

– Чарли! Где пепельница?

Он покраснел:

– Это сувенир, вот написано «Одесса». А это Привоз. Смотри! Бычки в томате! Дунайская хамса! Бьютифул! Живая камбала! Май гад!

– Господа! Берите свежую камбалу! Сэр!

– Хау мач? – спросил Чаплин.

– Твенти долларз! – ответила без акцента продавщица.

– О! Но я не довезу ее до Голливуда, она испортится!

– Ой, довезете! Я вам выньму кишки!

Тут я во сне начал хохотать, подскочил, ударился о плафон и опять уснул.

За нами ходила по Привозу толпа.

– Кто это? Что-то знакомое… Чем он торгует?

– Это Чаплин.

– Боже ж мой! «Огни большого города»! «Диктатор»! – загудел Привоз. – Чаплин!.. Чаплин!.. Чаплин!..

И вдруг все исчезло. Он летел в сторону порта.

…В следующую ночь он мне приснился только под утро. Я стоял в порту у причала, огромный теплоход медленно отходил от пирса. Чаплин стоял на корме, махал котелком. И уплыл!

Больше он мне не снился. Пока…

Полет в Одессу

Как-то мы с Витей Ильченко приехали на гастроли в узбекский город Мары. Зверская жара. Только распаковали вещи – стук в дверь.

На пороге – человек шесть. У одного в руках бутылка коньяка, у другого – кисть винограда килограмма на три. Цветы, арбузы, закуска…

Все это выкладывают на стол – и:

– Здравствуйте! Мы из Одессы!

Познакомились. Предлагают назавтра посмотреть на восьмое чудо света.

Мы, понятно, отнеслись к этому скептически: здесь, в Марах?..

Они обещают заехать за нами утром: мол, полетим на вертолете в пустыню Каракум.

Я стал клевать виноград, а Витя, как обычно, задумался.

– В пустыню… вертолетом… – говорит. – Интересно…

Вертолет, самолет, дирижабль – это для него были магические слова.

В театре нас тогда было десять человек. Они сказали: всех берем! Только наденьте чего не жалко…

В восемь утра у гостиницы стояли две машины, и нас повезли в аэропорт. Это была, по сути, скромная вертолетная площадка. Взлетели. Летим час, полтора, – внизу пустыня, барханы. Я уже нервничаю, Витя, наоборот, наслаждается:

– Смотри, Рома, караван, верблюды гуськом!..

Летчик кричит:

– Это они за границу идут, к своим родственникам!..

– А пограничники? – спрашиваю.

Смеется.

И тут мы стали снижаться. Прямо в песок и сели. Пыль столбом!

И вдруг из-за барханов выходят двое, и в руках у них арбузы. Холо-о-одные! В сорокаградусную жару!

Разрезали мы арбузы и с жадностью уплели. И полетели дальше.

Примерно час еще летели, совсем уже очумели, и внезапно – о боже, действительно чудо! – под нами огромный завод, из алюминия, что ли, прямо сверкает на солнце. Снизу нам машут. Мы сели. Сразу подбежали люди с цветами. Здрасьте, говорят, мы из Одессы. Все? Почти… Есть из Николаева, Херсона, Ташкента… И повели нас на завод.

Он и впрямь оказался восьмым чудом света: посреди пустыни, громадный, полностью автоматизированный. Здесь перерабатывали нефть для оборонки.

Нас накормили. Потом мы полетели на базу, откуда возят рабочих на вахту. А потом главный инженер, казах, позвал нас зайти в юрту, где живет его семья. На полу и на стенах ковры, стульев нет, все сидят на ковре в позе лотоса. К нашему приезду хозяева зарезали барашка, и, конечно, фрукты, арбузы, вино. Уже минут через двадцать мы начали ерзать – с непривычки затекли ноги, заболела спина. А тут из другой комнаты высовывается рука с подносом, а на нем – печень барашка, почки, яйца… Все свежезажаренное, прямо шипит, и аромат!.. Ели мы уже и лежа, и стоя, – а хозяева посмеивались, сидя в привычной позе…

Летим обратно на базу. Нас принимает начальник, одессит, угощает, потом спрашивает:

– Ну как?

Мы рассыпаемся в восторгах, Витя (инженер все-таки) расспрашивает о технических подробностях, подобрался уже к военным секретам. Начальник ему:

– Виктор Леонидович, вы где в Одессе живете?

– На седьмой станции Фонтана, – отвечает Витя.

– А я на восьмой, – говорит начальник. – Давайте я к вам заеду и все расскажу.

Мы благодарим за сказочную экскурсию, прощаемся.

– Э-э нет, – говорит начальник, – вас, между прочим, давно уже ждут.

Вышли мы – и глазам открылась поразительная картина: в песке скамейки, на них человек пятьсот сидят и аплодируют. И мы отыграли перед ними свои миниатюры. Удивительно удачный концерт получился.

Мало того, после концерта начальник принес панаму, а в ней – деньги за выступление. Оказывается, они пустили панаму по кругу… Мы поначалу всерьез обиделись, но он долго упрашивал:

– Выпейте за нас и за всю Одессу!

А вы говорите – где Одесса…

Наш юмор

Юмор в Одессе я называю разговорным джазом, потому что здесь нужен абсолютный слух: пойдешь налево – юмор угробишь, пойдешь направо – загубишь интонацию. Одесский язык требует точной интонации, чуткости к музыке слова, легкости.

Мне так дорога была наша одесская интонация, что я в конце концов сделал эту изумительную речь, этот солнечный язык, пронизанный юмором в каждом звуке, своей профессией.

Сейчас мало осталось в Одессе тех одесситов, среди которых я вырос, тех, кто населял мой город, как населяет тело, его душа. Они разъехались, развезли Одессу по кусочкам, и эти кусочки ставят свои интонационные ударения на улицах Израиля, Австралии, Америки, Канады…

Здесь…

Как-то в Одессе ко мне подошел мальчик лет восьми:

– Дядя Рома, я вас первый раз вижу живым!

– Ну и какое у тебя впечатление?

– Я думал, что вы хуже! А вы нормальный!..

На стадионе возле меня сидел мальчишка лет одиннадцати. Он увидел своего друга на противоположной трибуне и закричал:

– Придурок, иди сюда! Здесь место есть, придурок! Придурок, место для тебя есть! Придурок!..

Он кричал полтора часа, он был синий! Его били по голове, он всем мешал, но он орал: