История русской церкви (Том 9) - Митрополит Макарий

Более других замечательными писателями того времени у нас можно назвать инока Антония Подольского и князя Семена Ивановича Шаховского. От Антония Подольского, о котором мы уже упоминали, дошли до нас кроме нескольких небольших статей два полных и довольно обширных Слова: Слово о пьянстве, написанное в 1620 г., и Слово о Царствии Небесном и о славе святых, написанное в 1626 г. Оба Слова показывают в авторе человека с научным образованием, с довольно развитым умом и диалектикою. Оба написаны не так, как писались тогда в Москве подобные сочинения нашими грамотеями-самоучками, а так, как начали тогда составляться проповеди в Западной Руси под влиянием тамошних училищ и схоластики. В Словах этих более отчетливости, порядка и стройности, нежели в прежних Словах, но зато и более искусственности, отвлеченности и мертвых хитросплетений, чем естественности, простоты и жизни.

Слово о пьянстве Антоний начинает так: "Срам для царя - терпеть убожество по нужде; срам и для нашего горнего, бесплотного ума - самовольно омрачаться влияниями тела и не иметь светлости в мыслях. Как мрак противен солнцу, так и умному свету души противно омрачение мысленное, которое бывает от невоздержной и пьянственной жизни... Двоякое пьянство различают св. отцы, омрачающее наш ум: первое пьянство - это изменение ума от ярости, страха и уныния, которые приводят в исступление душу и омрачают ее мысли; второе же пьянство бывает нам от невоздержного и безмерного восприятия вина и сикера - о нем-то наше слово". В самом Слове Антоний прежде всего изображает гибельные последствия пьянства: "Пьянство, бывающее от вина и сикера, есть отчуждение от Бога, исступление из себя, превращение уму, отгнание памяти, расслабление крепости. Пьянство есть забвение смерти, бесстрашие будущего Суда, наставление лености, отец презорству, подпора бесстудию, облако гордости, болезнь телу, тщета души, расточение мыслей, сердечный червь, безвременная смерть... дому разорение, богатству тать... Пьяный воистину есть скверна пред Богом, смрад ангелам, игралище бесам, друг лжи, нож любви... Воистину многопотопна и прелестна страсть сия, и многие болезнующие сим недугом, от нихже первый есмь аз, потопляются, как олово в воде..." Затем излагает убеждения беречься этой страсти, бороться с нею, убегать от нее, сравнивает ее с другими страстями - сребролюбием, сластолюбием, тщеславием - и объясняет, что она всех их гибельнее. Обращается к страждущим этим недугом и говорит: "Где поставлю тебя, о подобный мне, пьяница, между людьми или между бессловесными животными? Между людьми? Но ты творишь бессловесное. Между скотами? Но ты хуже скота, ибо скот получил от Творца бессловесное существо, а ты, будучи словесен и разумен, омрачаешь словесный сан и приобщаешься псам и свиниям..." Обращается к самому себе и говорит: "Что делать мне? Вижу, что погибаю от себя, и опять то же творю... О горе моему невоздержанию. Мысль моя, как ветер; желание воздерживаться, как роса; крепость моя, как паутина, раздираемая ветром... Скажу душе моей: воззри в превыспренний мир, душа моя, и восхвали, воспой создавшего тебя в Троице единого Бога нашего. Что же душа? Как я воззрю? (Отвечает): око мое помрачилось и не может видеть горнего. Сама я - горняя сожительница и горнего происхождения, но одебелела от земного и пребываю в земных деяниях..." Заключение начинает следующими словами: "Итак, любимцы мои, страдающие, как и я, сим недугом, подобает нам прежде всего воспоминать смерть внезапную, и Страшный будущий Суд Божий, и грозное мучение, и вечное нескончаемое блаженство..." и пр.

Другое свое Слово Антоний сам разделил на шесть статей. В первой статье, составляющей как бы вступление в Слово, изложив мысли о непостижимом и неизреченном существе единого Триипостасного Бога, Творца и Промыслителя, и о Воплощении Сына Божия, приобретшего для нас Царство Небесное, сочинитель взывает: "Итак, приидите, лики правоверных и Соборы всех верующих, и вострубим в златокованую трубу, восхвалим и возблагодарим Создателя за неизглаголанную Его милость... Презрим временное, ибо мы призваны к вечному пиршеству и непрестанному веселию, уготованному для нас на небеси..." Во второй статье старается общими чертами изобразить Царство Небесное: "Поистине здесь плач, там веселие; здесь юдоль плачевная, там утешение; здесь путь, там жилище; здесь гостиница некая, там вечное обиталище; здесь сеяние, там жатва и собирание в житницы; здесь делание, там воздаяние; здесь труд, там покой; здесь желания, там исполнение желаний... Там ангельское песнопение, пророков ликование, апостолов празднество, мучеников светлое радование, святителей славословие, преподобных чудное веселие, праведных и всех святых непрестанное песнословие... Дивно, о боголюбивые, жилище на небеси, где воспевается и хвалится неизреченными гласами ангельскими препетый и пребожественный живоначальный Свет..." В третьей статье продолжает изображать Царство Небесное более частными чертами: "Дивно жилище на небеси, где нет боязни греха, но надежда незыблемая и непрестанная любовь к Богу... где нет ни брани, ни зависти, ни попечения об имуществе, но все покой, все тишина, все благодушие, и радость, и мир вечный. Дивно жилище, где нет ласкателей, но вечные други... нет сна, ни дремания очей, но неусыпная бодрость и беструдная жизнь... нет клятвы, клеветы и лжи, но все истинно, все праведно... нет тьмы, ни ночи, но все день, все свет, все сладостный покой..." В четвертой статье излагает уже подробности учения о Царстве Небесном и в восьми небольших отделениях говорит о славе святых, о величестве святых, о чести святых, о возрасте святых, об обителях святых, о богатстве святых, о нетлении святых, о пребывании святых. В пятой статье показывает ничтожество земных благ пред небесными: "Посмотришь ли на здешние прекрасные и позлащенные палаты - знай, что это дела комаров и детские игрушки и клетки сравнительно с небесными палатами. Помыслишь ли о виссонных тканях - это паутинное прядение и умышление муравья... Честь ли и слава прельщают тебя - помни, что там нарекутся все сынами Бога живого... Всякая здешняя красота житейская есть сон, тень и мечта, вода, мимо текущая, трава, скоро увядающая, свеча, скоро угасающая..." Наконец, в шестой, заключительной статье убеждает своих слушателей как странников земли не пристращаться к земле, отвергнуться греха и всех земных похотений, возлюбить небо, творить добро и приготовляться к Царству Небесному. Нельзя не заметить, что это последнее Слово Антония Подольского крайне растянуто и вообще неудачно: множество в нем повторений, много напыщенности и бездушных восклицаний.

Князь Семен Иванович Шаховской, который упоминается на царской службе то в звании воеводы, то в других должностях с 1614 по 1646 г., замечателен как писатель по обилию и разнообразию своих сочинений. Наибольший отдел этих сочинений составляют послания, и между ними прежде всего обращают на себя внимание те, которые, хотя отчасти, знакомят нас с судьбою самого автора. В послании к другу, неизвестному по имени, князь выражает свою скорбь, что отлучен от Церкви, лишен лицезрения царского, заключен в темницу, и благодарит друга за его утешительные письма. В другом послании к другу, какому-то Семену Гавриловичу, благодарит его за то, что этот последний не только посетил его, князя, в темнице, но и принес ему все потребное и обещался ежедневно помогать ему в его скорбях. За что же постигла князя такая участь? В послании к патриарху Филарету Никитичу он сам указывает свою вину, говорит, что по смерти трех своих жен, из которых с первою прожил три года, со второю полтора, а с третьею только девятнадцать недель, он, будучи еще юным, вступил в четвертый брак с девицею, жил с нею два года и имел от нее детей, а теперь лишен супружества и детей... Сознавая свое беззаконие, князь просил себе у патриарха помилования и уврачевания, чтобы от уныния не впасть в отчаяние. Когда же это было? В послании к архиепископу Сибирскому и Тобольскому Киприану еще до отбытия его из Москвы на епархию (рукоположен 8 сентября 1620 г., а прибыл в Тобольск 30 мая 1621 г.) князь Шаховской, прося его ходатайства пред патриархом о дозволении ему, князю, жить с своею четвертою женою, выражался, что страждет уже третий год, - значит, подвергся наказанию еще в 1619 г. при самом начале патриаршества Филаретова, если даже не раньше. Но не за брак только четвертый страдал князь, а вместе и за какое-то государственное преступление, в котором обвинялся. В послании к тому же Киприану, сделавшемуся уже митрополитом Крутицким (с 12 декабря 1624 г.), Шаховской снова умолял его о ходатайстве пред патриархом и писал, что и в мысли никогда не имел чего-либо недоброго против государя, которому со всею верностию служил доселе, не щадя головы своей на бранях, и готов служить до последнего своего издыхания; что вовсе не находился и в Москве в те дни, когда совершено другими такое беззаконие, и если в чем согрешил пред государем, то по неведению или по небрежению некоему, а отнюдь не по лукавству или умыслу, и что минуло уже четыре года, как он за это терпит, "гоним, и прогоним, и всячески озлоблен, и расхищен". Писал также Шаховской послание к какому-то князю Ивану Андреевичу и просил его ходатайства и заступления.