Царь и Бог. Петр Великий и его утопия - Яков Аркадьевич Гордин

картину допроса с пристрастием, стоит привести описание пытки на дыбе, с этнографическим восторгом запечатленное камер-юнкером Берхгольцем.

«Кнут есть род плети, состоящей из короткой палки и очень длинного ремня. Преступнику обыкновенно связывают руки назад и поднимают его кверху, так что они придутся над головой и вовсе выйдут из суставов. После этого палач берет кнут в обе руки, отступает несколько шагов назад и потом, с разбегу, и подпрыгнув, ударяет между плеч, вдоль спины, и если удар бывает силен, то пробивает до костей. Палачи так хорошо знают свое дело, что могут класть удар к удару ровно, как бы размеряя их циркулем и линейкой».

При первом допросе с пристрастием Алексей получил 25 ударов.

Он подтвердил все сказанное им ранее и добавил только, что на исповеди у своего духовника признавался, будто желал смерти своему отцу. Это послужило поводом для очной ставки.

Протоиерея Якова Игнатьева, теперь уже расстригу, пытали кнутом и огнем, требуя подтверждения показаний царевича. Он их подтвердил, но, в отличие от своего духовного сына, несмотря на все мучения, не назвал ни одного имени…

В этот день Петр, после очной ставки, распорядился закупить свежей капусты «для прикладывания к пытанным». Это было известное средство для заживления ран от кнута.

Любые сомнения в точности показаний, противоречия в них влекли за собой новую пытку.

В общей сложности с 19 по 24 июня, когда был вынесен смертный приговор и одновременно проведен последний допрос с пыткой, Алексей получил более 50 ударов кнутом.

Пушкин первым из исследователей читал оригинальное дело – протоколы допросов, своеручные показания подследственных. В его записях есть поразительные детали: «24 июня Толстой объявил в канцелярии Сената новые показания царевича и духовника его (расстриги) Якова. Он представил и своеручные вопросы Петра и ответы Алексея своеручные же (сначала твердою рукою писанные, а потом после кнута – дрожащею)».

В этот день, когда его участь была уже решена, его били кнутом несколько раз, чтобы устранить малейшие неясности, но у него еще хватило сил письменно отвечать на отцовские уточняющие вопросы.

Почему его пытали, когда приговор уже был фактически вынесен? От ненависти и страха?

Пушкин: «26 июня царевич умер отравленный». Есть несколько версий смерти Алексея: задушен, обезглавлен, вскрыты вены, апоплексический удар от потрясения приговором, не вынес пыток…

Откуда уверенность Пушкина в отравлении?

Хорошо известный нам Питер Генри Брюс, немало потрудившийся над репутацией царевича в Европе, в своих мемуарах подробно описал обстоятельства смерти узника, которого он, судя по всему, охранял или, во всяком случае, находился при нем в последние дни. Именно эта подробность, конкретные имена, выразительные детали, в том числе второстепенные, делают версию Брюса наиболее убедительной из всех нам известных. Здесь ему не было никакого расчета лгать.

Верховный суд единогласно приговорил царевича к лишению жизни, предоставив выбор способа казни его величеству. Царевич приведен был на суд и, по прочтении ему приговора, отправлен в крепость. На следующий день Царь, сопровождаемый сенаторами и епископами, явился в крепость, в тот каземат, где содержался царевич. Вскоре вышел оттуда маршал Вейде (Вейде был полным генералом, звания маршала в русской армии не было. – Я. Г.) и приказал мне сходить к аптекарю Беру, жившему вблизи, объявить ему, чтобы заказанное питье было крепко, потому что царевич очень болен. Услышав от меня такое приказание, Бер побледнел, затрепетал и был в большом замешательстве. Я так удивился, что спросил его, что с ним сделалось. Он ничего не мог ответить. Между тем, пришел сам маршал, почти в таком же состоянии, что и аптекарь, и объявил, что надобно поспешить, потому что царевич очень болен от удара паралича. Аптекарь вручил ему серебряный стакан с крышкой, который маршал понес к царевичу и всю дорогу шатался, как пьяный. Через полчаса Царь удалился со всеми провожавшими его особами, у всех лица были очень печальные. Маршал приказал мне быть в комнате царевича и, в случае какой-либо перемены, немедленно его уведомить. Тут же находились два врача, два хирурга и караульный офицер, с ними я обедал за столом, приготовленным для царевича. Врачи были немедленно позваны к царевичу: он был в конвульсиях и после жестоких страданий, около 5 часов пополудни скончался. Я дал знать о том маршалу, который в ту же минуту донес Царю. По царскому повелению внутренности из трупа были вынуты, после чего тело положено в гроб, обитый черным бархатом с богатым золотым надгробным покрывалом. 〈…〉

Обнародовано было, что при объявлении ему смертного приговора от страха последовал с ним удар, от которого он скончался[181].

Брюс остался верен себе и сразу после описания смерти и похорон Алексея счел необходимым еще раз обличить его: «Так умер царевич Алексей, законный наследник великого монарха; и мало кто из людей значительных пожалел о нем, потому что он всегда чурался их общества. Известно было, что Царь изо всех сил старался дать царевичу образование, но безрезультатно, ибо он по природе своей был ленив и его влекла низменная компания, в которой он предавался всевозможным порокам и буйству. Чтобы пресечь это, отец отправил его за границу ко дворам разных государей, думая таким образом отвлечь его от его образа жизни, но это было бесполезно. Поэтому он приказал ему быть при нем в его походах, но царевич старался этого избегать и притворялся больным, что, возможно, было правдой, потому что он постоянно был пьян»[182].

Пушкину были прекрасно известны мемуары Брюса – каким-то образом он получил эту редкую книгу и внимательно ее прочитал.

В воспоминаниях Александры Осиповны Смирновой-Россет зафиксирован любопытный эпизод: «Мне это рассказывал граф Михаил Юрьевич Вьельгорский. Несколько лет по вступлении на престол императора Николая поручено было графу Блудову очистить рассеянную кипу бумаг, лежащую на письменном столе покойного императора; он нашел 〈…〉 дело Волынского, там же нашел записку Петра I генералу, которому поручено было покончить с несчастным царевичем Алексеем. У него болело горло, и аптекарь приготовил лекарство, которое было причиной его смерти»[183].

Подготовившая классическое издание дневника и воспоминаний Смирновой опытнейшая исследовательница Сарра Владимировна Житомирская, блестяще знавшая материал, так прокомментировала это утверждение Александры Осиповны: «Сведения, сообщаемые ею о смерти царевича Алексея и касающихся ее бумаг, вполне апокрифичны. Смирновой версию об отравлении царевича мог передать и Пушкин, в свою очередь узнавший о ней из записок Брюса на английском языке»[184].

Сомнения вполне резонные. Но кое-что заставляет задуматься. В мемуарах Брюса, как мы знаем, исполнителем убийства был генерал Адам Вейде, соратник Петра с его