Потрясающий мужчина - Ева Геллер

— Бред! Кроме того, поскольку я привела ему такую хорошую клиентку, на все, что бы я у него ни покупала, он теперь будет делать десятипроцентную скидку. Так что для меня это тоже выгодно.

Из ближайшей телефонной будки я позвонила Руфусу. Он страшно рад, что мы так удачно все провернули. Когда я ему рассказала, что за двести восемьдесят марок приобрела ковер умершей ясновидящей, стоивший раньше больше четырех тысяч марок, и спросила, не боится ли он лежащего на ковре проклятия, Руфус только рассмеялся:

— С какой стати? Ясновидящей повезло: она получила свой ковер, ничего не заплатив за него. Так везет только немногим. Ты получила его тоже почти даром. Если на нем и лежит проклятие, то оно затронет тех, кто хочет его продать. Покупателям он приносит счастье. А буквы Ф. и Я. ты сможешь замаскировать, и все будет в порядке. — Кроме того, Руфус сообщил, что прибыли окна для первого этажа. — Завтра ожидается шумный день. Каменщики будут их вставлять.

Я радовалась предстоящему дню, радовалась своей работе и чуточку тому, что снова увижу Руфуса. Потом мы с Элизабет выпили в кафе по бокалу шампанского за наш успех.

Когда дома я пыталась рассказать о том, как плодотворно провела этот день, меня слушал только отец. Мать и Аннабель заняты Сольвейг. Сольвейг решила, что я теперь всегда буду приходить с подарком для нее. Но сегодня мать не заготовила подарка, и у Сольвейг начался приступ бешенства. В этом виновата я, заявила Аннабель. Мать сказала, что тоже виновата.

В воздухе опять пахнет грозой. Отец тихо шепнул мне:

— Твоей матери придется скоро решать, кем она хочет быть — женой или бабушкой.

Мне стало не по себе. У меня никогда не возникало даже мысли, что мои родители могли бы развестись.

— Я не верю, что ты это серьезно!

— Почему бы и нет? — ответил отец. — Если здесь я уже не играю никакой роли, то могу и уйти.

Мне вспоминается Бенедикт — для него я тоже не играю никакой роли. И тогда надо уходить.

В соседней комнате мать и Аннабель кричат по очереди: «Сольвейг, засмейся! Сольвейг, посмотри сюда! Сольвейг!.. Сольвейг!.. Сольвейг!..»

Я вдруг вспоминаю мать Бенедикта: произнесла Нора хоть раз фразу, в которой не было бы имени Бенедикт или Мерседес?

— Может, все опять будет хорошо, — пытаюсь я утешить отца.

Он недоверчиво улыбается.

На следующее утро я уезжаю очень рано, не желая снова встречаться с Сольвейг и Аннабель. Прощаясь с матерью, я говорю:

— Пока, бабушка! — Она этого не замечает.

Отец отвозит меня на вокзал. Всю дорогу мы ехали молча.

— Может, тебе пойти на какие-нибудь курсы, чтобы познакомиться с новыми людьми, — предложила я, чтобы немного развеселить его.

— Я мог бы пройти частный кулинарный курс у госпожи Энгельгардт.

— Пожалуйста, не надо, папа! — Это означало бы крах брака моих родителей. Отец рассмеялся.

— Кулинарные курсы весьма полезны. Но не волнуйся, господин Энгельгардт этого не позволит.

Мне не до смеха. Не надо больше разрывов!

Отцу пора на работу. Он высадил меня у вокзала и на прощанье сказал:

— Большой привет твоему Бе… — потом осекся и договорил: — Господину Бергеру.

Я точно знаю, что он хотел сказать, но улыбнулась, словно ничего не заметила, и пообещала передать привет господину Бергеру.

85

До прибытия большого транспорта с мебелью надо многое успеть. Повсюду, где не предусмотрено ковров, должны быть отциклеваны полы. Циклевальная машина, электродрель и пила столяра, который встраивает шкафы, изгоняют последних жильцов. Двери, выходящие в коридор, тоже отшлифовываются с внешней стороны и покрываются глазурью. Со стороны комнаты они красятся в белый цвет, поскольку коричневая дверь нарушила бы цветовую гармонию комнаты.

Великий день! Из фойе исчезает линолеум. К счастью, старый клей, ломкий как стекло, легко очищается. Вместе с линолеумом в контейнере для строительного мусора исчезает и закуток господина Хеддериха. Господин Хеддерих переносит это мужественно. Я его убедила, что новая комнатка для портье за стойкой регистрации будет намного красивее. Рядом разместится небольшая кладовка, где он сможет хранить свой инструмент.

Черно-белый мозаичный пол украшен вдоль стен орнаментом из белых камушков в четыре ряда, образующих кайму в тридцать сантиметров. Сделать сегодня такой пол стоило бы целое состояние. Правда, в полу остались следы от мастерской господина Хеддериха. Один из плиточников подсказал нам выход: там, где кресла будут закрывать пол, он вырежет куски мозаики и заклеит ими дыры. Безукоризненно. Полироваться пол будет позже, когда исчезнет опасность, что его поцарапают, а пока он закрыт толстой синтетической пленкой.

После того как повсюду убрана пыль от циклевки, приходят маляры. Несколько дней у них уходит на то, чтобы спрятать под штукатурку и новую лепнину проводку, зашпатлевать все дырки на месте оторванных деревянных панелей и все загрунтовать. Сумрачное когда-то фойе оказывается вдруг залито светом.

Затем маляры перебираются наверх. Мои эскизы по расположению сделанных под мрамор поверхностей с обрамлением серыми линиями слишком сложны для них. Они готовы отделать под мрамор целую стену, но вымерять какие-то там поверхности и что-то наносить — это чересчур дорого. Поэтому я сама черчу линии на белой стене. Руфус мне помогает. Кропотливая, изнурительная работа. Чтобы где-то отдохнуть в перерыве, мы притащили в фойе пару кресел и стол, кандидатов на помойку. Я набросила на них старые простыни. Кресла в простынях посреди белых стен, на которых видны лишь тонкие линии, — это напоминает декорации к современной пьесе.

Руфус заметил:

— Спектакль, который мы тут играем, часто объявляют в театральных программках.

— Как же называется пьеса?

— «Закрыто на ремонт».

Я засмеялась, а когда попыталась понять, почему, пришла к выводу, что от страха. От страха, что мы не справимся. Слава Богу, госпожа Шнаппензип уехала на отдых. Разве я смогла бы доказать ей, что из этой голой кулисы получится обещанный рай? Руфус сомневается, что маляры уложатся в срок и в смету. Это не моя вина, но я, конечно, волнуюсь. Чем все кончится?

Господину Хеддериху наш простынный гарнитур пришелся по вкусу. Он здесь же красит шестьдесят стульев из столовой. Стулья эти без всяких изысков, но зато одинаковые и удобные. Покупать шестьдесят новых было бы дорого. Выкрашенные в белый цвет, с подушками в розово-зелено-белую полоску, они создадут в столовой радостную атмосферу и превратят ее в элегантное садовое кафе. Господин Хеддерих красит с большим подъемом по восемь стульев одновременно. Госпожа Хеддерих шьет подушки для стульев, и тоже очень охотно, потому что может при этом сидеть. Она успевает сделать в день только четыре подушки, потому что еще готовит еду для рабочих и для нас. Розово-зелено-белая ткань для подушек — из здешнего мебельного центра и на самом деле предназначена для матрасных чехлов. Но продавалась она с такой скидкой, что я купила целый рулон. Еще останется на перебивку нескольких кресел, они уже у обойщика.