Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

Хороший вопрос. По счастью подъём разделил их и избавил её от раздумий над ответом. Остатки Имперского тракта тянулись вдаль. Прямая как стрела коричневая полоса сквозь поля. Восемь веков, а по прежнему лучшая стирийская дорога. Укоризненный жест последующим правителям. Неподалёку от неё стоял хутор. Каменный двухэтажный дом, окна забраны ставнями, красная черепичная крыша с возрастом выцвела и замшела. Рядом небольшая пристройка-конюшня. Унавоженный двор окружала ограда из заросшего лишайником известняка, высотой по пояс, пара тощих птиц копошилась в грязи. Напротив дома деревянный сарай с проседающей посередине крышей. На покосившейся вышке вяло болтался флюгер в виде крылатой змеи.

— Мы на месте! — выкрикнула она, и Витари в знак того, что услышала, вытянула вверх руку.

Мимо построек змеился ручей и уходил в сторону мельницы, в миле-другой отсюда. Поднялся ветер, зашелестел листьями живой изгороди, мягкой волной заколыхал пшеницу, погнал по небу рваные тучи, их тени проплывали по земле.

Это напомнило Монзе хутор, где она родилась. Ей представился Бенна, бегущий по жнивью мальчик, лишь макушка торчит над налитыми колосьями, послышался его смех. Монза вздрогнула и посуровела. Размягчающая, самооправдательная, полная ностальгии херь. Она ненавидела ту ферму. Копать, боронить, грязь под ногтями. И ради чего? На свете существует не много занятий, над которыми надо также много корпеть, чтобы также мало получить. В общем-то единственное, которое прямо сейчас могло прийти ей на ум — это месть.

Тому нет объяснения, но со своих самых ранних воспоминаний Морвеер казался обречённым произносить не те слова. Когда он собирался содействовать, обнаруживалось, что он жалуется. Когда он намеревался проявить заботу, оказывалось, что он оскорбляет. Когда он на полном серьёзе искренне обещал поддержку, его принимали за подстрекателя. Он всего-то хотел быть оцененным, уважаемым, причастным, но почему-то любая попытка по-доброму сблизиться только пуще расстраивала дело.

Он практически начинал верить, после тридцати лет неудачных взаимоотношений — мать, которая его покинула; жена, которая его покинула; ученики, которые покидали, обворовывали или пытались его убить, обычно с помощью яда, но в одном памятном случае топором — что просто-напросто не умеет ладить с людьми. Он должен был радоваться, что хотя бы помер тот мерзкий пьянчуга Никомо Коска, и первое время, само-собой, чувствовал некоторое облегчение. Но вскоре чёрные тучи вновь сгустились вечным мотивом среднеунылой депрессии. Он снова в склоках с хлопотным, недисциплинированным работодателем из-за каждой мелочи их дела.

Наверное было б лучше, если бы он просто-напросто отправился в горы и отшельником зажил бы там, где не смог бы травмировать ничьих чувств. Но разряженный воздух не устраивал его хрупкое здоровье. Поэтому он в очередной раз решил приложить героическое усилие в области товарищества. Стать более уступчивым, более благодарным, более снисходительным к несовершенству других. И вот его первый шаг. Пока остальная ватага прочёсывает окрестности в поисках Тысячи Мечей, он сославшись на головную боль готовит им приятный сюрприз, в виде грибного супа по рецепту матери. Наверное единственной осзаемой вещи, что она оставила своему единственному сыну.

Во время резки он проколол палец. Обжёг локоть об горячую печь. Каждое из этих проишествий чуть не заставило его под натиском бесполезной ярости отступиться от нового начинания. Но к тому времени, когда опустилось солнце и удлиннились тени на дворе, и он услышал возвращающихся на хутор лошадей — уже был накрыт стол, два огрызка свечей мерцали уютным светом, нарезаны две буханки хлеба и кастрюля с супом стояла наготове, источая целебные ароматы.

— Превосходно. — Его реабилитация неизбежна.

Однако его новый оптимистический настрой не пережил появления сотрапезников. Когда они вошли, между прочим не сняв сапоги, и следовательно, раскидав грязь по блестящему надраенному полу, то взглянули на с любовью прибранную им кухню, старательно накрытый стол, усердно приготовленную снедь, со всем воодушевлением заключённых, которым показали застенок палача.

— Что это? — У Муркатто губы выкатились вперёд, а брови съехали вниз в ещё более глубоком недоверии, чем обычно.

Морвеер постарался подняться выше такой мелочности. — Это извинения. С тех пор как наш одержимый числами повар отправился в Талинс, я подумал, что способен заполнить пустоту и приготовить ужин. Рецепт моей мамы. Садитесь, садитесь, умоляю, рассаживайтесь! — Он засуетился вокруг них, отодвигая стулья, и, не удержавшись от неловкого переглядывания, они все разместились на сиденьях.

— Супа? — Морвеер подступил к Трясучке с кастрюлей и половником в боевой готовности.

— Мне не надо. Ты меня, как ты это назвал…

— Парализовал, — произнесла Муркатто.

— Айе. Ты в тот раз меня парализовал.

— Ты не доверяешь мне? — выпалил он.

— В основном по определению, — сказала Витари, наблюдая за ним из-под имбирных бровей. — Ты отравитель.

— После всего что мы вместе прошли? Ты сомневаешься во мне из-за лёгкого паралича? — Он совершает героические усилия по залатыванию пробитого днища корабля их профессиональных отношений, и никто ни капли не обратил внимания. — Если бы я захотел тебя отравить, я бы просто брызнул тебе на подушку Чёрной Лавандой и убаюкал сном, от которого уже не проснуться. Или подложил бы в башмаки Америндскую колючку, Ларинк на рукоятку твоей секиры, Горчичный Корень во фляжку с водой. — Он наклонился к северянину, стиснув добела костяшки пальцев на половнике. — Есть тысячи тысяч способов которыми я мог бы тебя прикончить, и у тебя ни за что не родилась бы даже слабая тень подозрения. Я бы не стал геморроиться и варить тебе ужин!

В ответ глаз Трясучки ровно смотрел в его собственный глаз. Казалось, весьма долгое время. Затем громила привстал и на краткий миг Морвеер представил — а не получит ли он по морде, впервые за много лет. Но вместо этого Трясучка с преувеличенной тщательностью лишь положил свою здоровенную ручищу поверх морвееровской, переворачивая кастрюлю, так чтоб суп выплеснулся в миску. Северянин взял ложку, погрузил её в суп, тихонько подул и отхлебнул содержимое. — Вкусно. Грибы, что-ли?

— Ээ… да, они самые.

— Здорово. — Трясучка прежде чем отпустил руку удержал его взгляд ещё на мгновение.

— Спасибо. — Морвеер взмахнул половником. — Так, ну кто ещё не откажется от супа?

— Я! — Пролаял голос из ниоткуда, будто в уши Морвееру плеснули кипятком. Он одёрнулся назад, кастрюля опрокинулась, горячий суп потоком хлынул по столу и прямо на колени Витари. Она подпрыгнула с леденящим визгом, полетели мокрые столовые приборы. Стул Муркатто грохнулся об пол, когда та оттолкнула его, впопыхах потянувшись к мечу. Дэй уронила недоеденный кусок хлеба и потрясённно отступила назад к двери. Морвеер развернулся в пируэте — с бестолку сжимаемого в кулаке половника брызнули капли…