Инферно - Дэн Браун

Глава 85

Роберт Лэнгдон безучастно смотрел в окно фургона, который мчался вдоль моря по шоссе, соединяющему аэропорт Ататюрка с центром Стамбула. Швейцарские дипломаты каким-то образом упростили таможенную процедуру, и Лэнгдон, Сински и сопровождавшие их оперативники прошли ее за считанные минуты.

Сински распорядилась, чтобы шеф и Феррис остались на борту «C-130» с несколькими сотрудниками ВОЗ и продолжали попытки напасть на след Сиены Брукс.

Хотя никто всерьез не верил, что Сиена сможет добраться до Стамбула вовремя, были опасения, что она позвонит кому-нибудь из последователей Зобриста в Турции и попросит его помочь осуществить безумный план Зобриста до того, как люди Сински успеют вмешаться.

Неужели Сиена способна совершить массовое убийство? Лэнгдон все еще не мог освоиться со случившимся за день. Как ни горька была правда, приходилось смотреть ей в лицо. Ты не знал ее, Роберт. Она обвела тебя вокруг пальца.

На город начал сыпаться мелкий дождик, и Лэнгдон, слушая ритмичный звук «дворников», вдруг почувствовал усталость. Справа, в Мраморном море, светились ходовые огни роскошных яхт и массивных танкеров, которые шли либо к городскому порту, расположенному впереди по ходу движения фургона, либо от него. Вдоль всего берега над подсвеченными куполами мечетей вздымались тонкие и элегантные минареты, молчаливо напоминая о том, что хотя Стамбул — современный, светский город, сердцевина его укоренена в религии.

Эту трассу длиной километров в пятнадцать Лэнгдон всегда находил одной из самых приятных на вид дорог Европы. Великолепный образец стамбульского сочетания старого с новым, она местами идет вдоль стены Константина, построенной более чем за шестнадцать веков до рождения человека, в честь которого трасса теперь названа, — Джона Ф. Кеннеди. Американский президент с восхищением относился к деятельности Кемаля Ататюрка, построившего на развалинах империи Турецкую республику.

Авеню Кеннеди, с которой открываются неповторимые морские виды, вьется среди красивых рощ и старинных садов, минует порт Еникапы и, наконец, идя между городскими кварталами и проливом Босфор, поворачивает на север, к Золотому Рогу. Там над городом высится османская твердыня — дворец Топкапы. Занимавший стратегическое положение у Босфора, дворец ныне чрезвычайно любим туристами, которых восхищают и здешние виды, и поразительная коллекция османских сокровищ, включая плащ и меч, якобы принадлежавшие самому пророку Мухаммаду.

До дворца мы не доедем, сообразил Лэнгдон, помня, что их цель — Айя-София. Она вздымалась над центром города не так уж далеко впереди.

Когда они свернули с авеню Кеннеди и непрямым путем двинулись через многолюдный город, Лэнгдон, оглядывая толпы на улицах и тротуарах, почувствовал: то, о чем говорилось в течение дня, осаждает его с новой силой.

Перенаселенность.

Чума.

Извращенные устремления Зобриста.

Хотя Лэнгдон все это время отлично понимал, на что нацелена операция группы ПНР, в полной мере он осознал происходящее только сейчас. Мы направляемся к эпицентру. Он представил себе медленно растворяющийся мешок с желто-коричневой жидкостью и удивился, как его, Лэнгдона, угораздило попасть в такой переплет.

Странное стихотворение, которое они с Сиеной обнаружили на обороте посмертной маски Данте, в итоге привело его сюда, в Стамбул. Направляя группу ПНР в Айя-Софию, Лэнгдон знал, что, когда он и его спутники там окажутся, им будет чем заняться:

В мусейоне премудрости священной,Где золото сияет, преклониКолени и услышь воды теченье.Затем подземный отыщи дворец.Хтоническое чудище найди там,Живущее в кроваво-красных водах,Куда не смотрятся светила.

Лэнгдон вновь с тревогой подумал о том, что почти такой же сценой кончается заключительная песнь Дантового «Ада». После долгого спуска в глубины преисподней Данте и Вергилий достигают ее нижней точки. Дальше пути нет, но они слышат журчание воды, текущей по камням, и идут по руслу этого ручейка сквозь трещины и расщелины… прочь от ужасов ада:

Там место есть…Оно приметно только из-за гулаРучья, который вытекает тут,Пробившись через камень, им точимый…Мой вождь и я на этот путь незримыйСтупили, чтоб вернуться в ясный свет.

Сочиняя свое стихотворение, Зобрист, конечно же, вдохновлялся картиной, нарисованной Данте, но, похоже, поставил в ней все с ног на голову. Да, Лэнгдону и его спутникам надо будет оринтироваться по журчанию воды, но в отличие от Данте они будут не подниматься прочь из ада… а спускаться в него.

Фургон лавировал по все более узким улицам, где людей было все больше, и Лэнгдон начал понимать извращенную логику, заставившую Зобриста выбрать в качестве эпицентра новой чумы сердцевину Стамбула.

Здесь Восток встречается с Западом.Здесь мировой перекресток.

Стамбул много раз в своей истории становился жертвой губительных эпидемий, убивавших огромное количество жителей. Именно этот город на последней стадии Черной Смерти называли в Османской империи «средоточием чумы», и болезнь, как говорили, уносила в нем за день более десяти тысяч жизней. На нескольких знаменитых миниатюрах того времени можно видеть, как горожане, объятые отчаянием, роют на близлежащих полях Таксим общие могилы для наваленных грудами трупов.

Лэнгдон уповал на то, что слова Карла Маркса: «История повторяется дважды» — здесь все-таки не сбудутся.

Повсюду на мокрых от дождя улицах ничего не подозревающие люди занимались обычными вечерними делами. Миловидная турчанка звала детей домой ужинать; два старика потягивали что-то за столиком кафе под открытым небом; муж и жена, хорошо одетые, шли под зонтиком, взявшись за руки; мужчина в смокинге спрыгнул с автобуса и побежал по улице, укрывая от дождя скрипку в футляре: явно спешил на концерт.

Лэнгдон вглядывался в лица, пытаясь вообразить себе обстоятельства каждой из этих жизней.

Массы состоят из отдельных личностей.

Он закрыл глаза, отвернулся от окна и постарался настроиться на более оптимистический лад. Но не тут-то было. Из тьмы сознания выступили образы, которые меньше всего хотелось увидеть. Мрачная панорама приморского города, где царят мор, пытки и казни. Питер Брейгель Старший, «Триумф смерти».