Песня цветов аконита - Светлана Дильдина

В народе поплыли слухи, что господин Окаэры, стоит ему пожелать, узнает о малейшем промахе. Слухи эти распространяли его шин; по правде сказать, новости они добывали успешно. Простой народ подхватил эти речи куда быстрее, чем ожидалось, и прибавил к ним иные страхи.

— Хоть на тень его посмотрите, — угрюмо советовал пожилой каменщик. — Ну, человек ли?

— А что тень?

— Всегда четкая такая, резкая, очерченная, словно кто ходит за ним и рисует. А у нас у всех — как придется. Так-то вот…

— Зачем вам ездить по деревням лично? Разве мало известий от доверенных лиц? — удивлялся Аоно.

— Если это моя земля, я хочу видеть свою землю, — с неизменной еле заметной улыбкой отозвался наместник. — Плох тот хозяин, что не знает собственного дома. Или не так?

Оделся просто, в серо-зеленое — ни одного знака, только кольцо-печатка на руке. Даже волосы перехватил темно-зеленой повязкой — не понять, какой ранг. С собой, кроме охраны и пары чиновников, взял Шинори. Тот был растерян неожиданной честью, и забавно было видеть растерянность на хмуром лице.

— Ну и рожа! — без обиняков заявил младший, когда брат пришел с известием о скором отъезде. — Знаю, почему тебя взяли — на тебя же смотреть смешно!

Шинори хотел дать ехидному созданию по шее, но сдержался, думая о предстоящем.

Даже младшему он не открывал того, что с недавних пор не давало покоя. Еле заметные следы на коже господина — словно умело залеченные шрамы от плети. Не понимал, откуда они взялись, и думать об этом боялся — мало ли что за семья была у Высокого… или не семья виновата? Страшно гадать о таком. А спросить невозможно… да и знай наверняка, что ответит, не посмел бы.

Почему Шинори доверили это знание? Потому что оно не являлось тайной? Может, и так. Но все равно — господин знает, что такое боль. И если Шинори вообще хоть что-то понимает в лечении — Йири Алайя когда-то пришлось очень несладко. И видно — не находит удовольствия в наказаниях низших.

Ниро первым заметил, как стал ощетиниваться старший брат, слыша худое слово в адрес наместника.

Йири опустился на колено, коснулся рукой земли — теплой, рыжеватой… дома была черная… неожиданно вспомнил цвет. Рассыпчатая сухая земля. Он взял немного, сжал в ладони. Задумался. Перевел взгляд на браслет в виде змеи, обвившей запястье. Нет, этой руке не прикасаться к земле — не по рангу. Для нее давно уже — подогретая вода с теплым ароматом цветов, нежное масло, которое делает кожу подобной шелку. Было ли прошлое?

Его люди, удивленно наблюдавшие за господином, мгновенно забыли про удивление, когда он, отряхнув ладонь, направился к ним. Непозволительно таким, как они, удивляться чему-либо, что сделает он.

— Земля… хорошая. Только поля в ужасном состоянии. Почему?

— Так налоги большие, — развел руками староста. — Не до тонкостей земледелия.

— Если сможете как следует заняться землей, получите урожай раза вдвое больше. Вот и деньги. И на западе сколько угодно места. Почему бы бедноте не переселиться туда? — спросил он уже не у старосты, а у себя самого.

— Разве с тех полей можно что собрать?

— Вполне. Я готов уменьшить налог — но буду требовать результата. Это возможно, я знаю.

Он развернулся, не дожидаясь ответа или хотя бы поклона, и направился прочь.

— Откуда он так хорошо знает землю, интересно мне? — пробормотал староста.

Тень скользнула по полю — пробежал заяц. Таким нелепым показался контраст ушастого бурого зайца и группы богато одетых людей, что Йири с трудом удержал улыбку.

Оглянулся на сопровождающих. Стоящий рядом с ним черноглазый молодой человек в форме офицера личной гвардии наместника тоже глянул на местных уроженцев. Все они казались сбитыми с толку.

— Возвращаемся, — через миг Йири оказался в седле, тронул повод.

Молодой человек по имени Химару ехал следом, не спуская внимательных глаз с окружения, и ухитрялся еще поглядывать по сторонам, не доверяя охранникам.

Ему было спокойней среди полей. Две недели спокойствия. А вернулся — словно в липкий и тесный кокон.

С трудом засыпал и спал мало, пробуждаясь от малейшего шороха. Да и попросту сон не шел. Страха перед новым покушением Йири не испытывал — ему ли бояться за свою жизнь! Но позволить оборвать эту самую жизнь значило бы нарушить волю того, кто направил его сюда… кто по-прежнему был единственным — и не только по велению Неба.

Несмотря ни на что.

Бывало, целую ночь он проводил у окна на кушетке, бездумно глядя на деревья. Руки были сложены, как учили — а порою брал нанизанные на нитку шарики из зеленого с белыми прожилками камня, перебирал в пальцах, как это делают монахи, отгоняющие злых духов и дурные мысли.

Он знал, что порой жестокие игры ведутся людьми, обладающими властью. Сам никогда не играл в них… а теперь приходилось. Власть-то у него была, но только ею одной не сделаешь ничего. Не для того ли Второй круг стоит выше простых смертных, подотчетен лишь повелителю, чтобы легче было оправдаться перед совестью?

В той давней игре, «Цветок дракона», более сильные и более удачливые фигуры уничтожают слабейшие — ради выигрыша. Это правильно и одобрено каноном.

Йири никогда не увлекался этой игрой.

— Вы уже не в одном судебном деле принимаете участие самолично, — первый помощник уже уверился, что наместник следует в жизни каким-то своим правилам. — Почему? Неужто не доверяете судьям?

— Не доверял бы — их место занял бы кто-то другой. Но все не так просто… Закон справедлив, но судьи — всего лишь люди и не всегда способны понять, где истина… и как поступить с ней.

— А вы? — неуютно было от таких, самим господином не осознаваемых слов.

— Я… тоже, — словно очнулся. — Мы все не имеем права на ошибку. Особенно я.

Аоно вспомнил последнее дело — историю одного охотника, который взял на себя вину убийцы, который был его другом. Йири освободил невиновного — его звали Шу — и передал под команду одного из офицеров, занятых поимкой бандитов в горах.

О чем Йири говорил с этим человеком, осталось для Аоно загадкой, только Шу теперь был готов сердце свое в огонь положить ради господина.

— Вы спасли две жизни господин. Моя мать… я все сделаю ради нее. Но я — лишь разбитая скорлупа.

— Ты хочешь служить мне?

— Я?!.. Такой чести… я недостоин!

— Ты очень смел. У тебя хорошее сердце. Этого мне довольно.

— Мой господин… вы надо мной смеетесь? Моя жизнь и моя душа и так ваши…

— Согласен?

— Клянусь своей посмертной судьбой… я всюду пойду за вами.