Это было жаркое, жаркое лето - Алексей Князев

- Ясно.

- Ну все, поехали. - Чиж позвал жестом нехотя двинувшегося за ним Сергея, все еще кровожадно, с сожалением оглядывающегося на Майкла. - Время дорого, - пояснил он, - вон ведь как все закрутилось. А этот гаденыш... Хрен с ним.

Уже отъезжая, они услышали пронзительный крик Майкла.

- А ну, останови! Может, стервец еще чего полезного вспомнил? скомандовал Чиж, и Сергей притормозил машину.

- Ребята, а как же я? Мне ведь теперь через весь город... - К ним уже подбегал запыхавшийся Майкл.

- Тьфу! - только и смог прокомментировать все это Чиж, а Сергей наоборот, развеселился:

- Вот же поганец, ты только посмотри, как наш малец ожил. - Он с веселым удивлением посмотрел на друга и, уже собираясь трогать вновь, услышал:

- Ну хоть письма-то оставьте? Левензон ведь с меня шкуру сдерет.

- Нет, ну это уже просто невозможно, - открывая дверь и делая вид, что собирается выйти, проворчал Сергей. - Ты все-таки решил их съесть, да? - с нарочитым удивлением спросил он переминающегося с ноги на ногу Майкла. Надумал-таки? - И засмеялся вслед мгновенно бросившемуся наутек маленькому пройдохе:

- Левензону от нас привет!..

Уже выбравшись на автотрассу, ведущую к Мшанску, Сергей все вспоминал, не будучи в силах успокоиться:

- Нет, Саш, ну как он тебе, а? Во наглец! Только что был рад, что хоть живым и здоровым остался, а через минуту уже и довези его, и письма отдай... Вот же порода! - Сергей отчасти словно восхищался таким поведением маленького мерзавца. - Нет, надо было его отметелить, зря ты...

- Да хрен с ним, пусть живет, - отмахнулся Чиж, и вдруг, что-то вспомнив, потянулся к заднему сиденью. - Ну-ка, посмотрим лучше, что за девчонки этим аферистам понаписали на свою голову.

- Давай! - обрадовался Сергей. - Это мне по душе! Даешь просмотр девиц-красавиц!

- Смотри-ка? - удивился Александр, вскрывая уже пятый конверт:

- И эта довольно ничего себе.

- Ага, - подтвердил Сергей. Он оторвался от дороги и бросил на фотографию быстрый оценивающий взгляд:

- Ничего девочка, точно.

- И чего только этим дурехам дома не сидится? - вздохнул Чиж, вскрывая очередное девичье послание. Ведь обуют их для начала такие вот хорьки, вроде этого Майкла, Левензона, и как его... Семки, что ли. А потом и того похлеще начнется.

- Вдруг, какая-то девушка, снявшаяся в купальнике на пляже, чем-то неуловимо напомнила ему Ольгу и Чиж, мгновенно потеряв всяческий интерес к остальным красавицам, не поворачиваясь, бросил Сергею:

- Надоело. Будешь еще смотреть?

- Да ну их, - так же мрачно ответил тот. Ему тоже вдруг вспомнилась Вика. Как она там без него? Ушла ли от альбиноса, и вообще, завязала ли со своей профессией? А что, если ее не отпускают намертво вцепившиеся в нее сутенеры? Нет, надо будет срочно за ней ехать. Вот только поможет другу найти пропавшую невесту... - Выкинь ты все это дело вообще, - посоветовал он Александру. - Прямо сейчас, в окно.

Тот стал выбрасывать конфискованное у Майкла добро, предварительно превращая все в мелкие клочки:

- А то найдет какой-нибудь очередной шустрый аферист и будут девушкам неприятности. Пусть хоть этим повезет. - Сергей молча кивнул, соглашаясь...

- Ну, что будем делать? - Сергей остановил машину в городской черте Мшанска.

- Знаешь, давай хоть разок отоспимся по-человечески, - предложил Чиж. - Найдем какую бабку, что ли, заплатим, поспим, как люди, на кроватях?

- Давай, - согласился с ним Сергей. - Все равно ведь на ночь глядя ничего не успеем. Да и на завтрак не помешает разговеться чем-нибудь домашненьким. Надоело уже одно и то же жрать. - Он кивнул на остатки очередной порции пирожков и "колы". То же самое они покупали сразу после посещения фотографа, только пирожки теперь были другие, с картошкой.

- Ну и поехали тогда на вокзал, - решил Чиж. - На них обычно такие старушки и обитаются...

***

Мастер Людмила делала маникюр Альбине Георгиевне, жене Мышастого, и победно улыбалась. Правда, ей приходилось делать это незаметно, про себя, чтобы улыбку не заметила клиентка, грузно развалившаяся перед ней в кресле, но от этого приятные, только что услышанные новости не становились менее приятными. А рассказывала эти новости сама Альбина Георгиевна. Говорила она с дамой, разместившейся в соседнем кресле, которой напарница Людмилы также делала маникюр и которая отличалась от своей собеседницы разве что цветом волос и фасоном безвкусных тряпок. Все остальное: излишний вес, крикливость базарной торговки, аляповатость и отсутствие стиля в одежде при несомненной ее дороговизне - все было практически одинаковым. Еще, одним отличием являлось то, что подруга жены Мышастого совсем недавно додумалась-таки поменять свои золотые зубы на металлокерамические, в то время как сама Альбина до сих пор ходила по старинке, на манер старой цыганки или оттянувшей срок зэчки, блестя золотом при каждом открытии своего крикливого рта, то есть, непомерно часто.

Это ее сходство со стареющей Кармен или только что освободившейся бандершей изрядно веселило Людмилу - ведь она-то знала, что на самом деле Альбина является женой преуспевающего бандита-бизнесмена.

Никак не выходит у вас, голубушки, из грязи-то, да в князи, - со злорадством думала она, вымачивая в специальной ванночке грубые пальцы своей клиентки. Мужья-то ваши как-то поднялись, нахватались по верхам всего-чего , в том числе и некоторое умение одеваться и относительно хорошие манеры, а вот вы до них явно не дотягиваете. Живете до сих пор по въевшимся в вашу дряблую кожу обычаям сварливых коммуналок и имеете интеллект тех самых базарных торговок, которых так напоминаете, а может даже, каковыми когда-то и являлись.

Людмила, красивая ухоженная женщина сорока пяти лет, ненавидела их всеми фибрами своей души, стараясь при этом, чтобы ее чувства никак не проявлялись, иначе она моментально потеряла бы свое место, имеющее неплохую доходность даже при патологической скупости большинства своих клиенток. Ее интерес заключался несколько в ином. Будучи женщиной неглупой, она прилежно прислушивалась ко всем их разговорам, благо что те и не пытались что-либо скрывать, постоянно рассказывая друг дружке о делах мужей, щеголяя перед подругами своей осведомленностью, а потом выгодно этой информацией распоряжалась, перепродавая ее заинтересованным лицам, недостатка в которых не наблюдалось. А ненависть обычная, классовая, превратилась уже во вполне осязаемую, конкретную, после случая, когда она получила увесистую пощечину как раз от этой вот самой Альбины Георгиевны, когда поцарапала той палец своим инструментом.

"Мерзавка! - заорала тогда Альбина, словно ей не царапнули случайно палец маникюрными ножницами, но намеренно сунули всю пятерню по-меньшей мере под циркулярную пилу. - Ты это сделала нарочно!" - И закатила звонкую пощечину, продемонстрировав тем самым свои базарные навыки, заключающиеся в умении работать не только языком, но при удобном случае и кулаками. Ее подруги, находящиеся в тот момент в зале, на словах вроде бы осудили такой поступок Альбины, но в душе, чувствовалось, были с ней вполне солидарны: этим хамкам надо периодически указывать их истинное место. Плюс ко всему здесь еще имела место обыкновенная женская зависть к Людмиле - та была весьма симпатичной элегантной женщиной с некоторой, только красящей ее полнотой, в отличие от них, просто грузных и неряшливых, фигурам и лицам которых уже ничего не в силах было помочь, в том числе и этот самый "Эдельвейс", где они проводили большую часть своего свободного времени.

Да еще добро бы Людмила была молоденькой девчонкой студенческого возраста - тогда и завидовать можно было разве что ее молодости - нет, их раздражало именно то, что ей, как и многим из них, было за сорок, а ее тело не шло ни в какое сравнение с грузными телесами этих распустех. К тому же Людмила имела молодого двадцатипятилетнего любовника, встречавшегося с ней отнюдь не ради денег. Конечно же, все это вместе взятое просто не могло их не раздражать...

- Нет, вы себе представляете? - продолжала трещать Альбина Георгиевна. - Нас просто-напросто кинули! Все наше СП накрылось медным тазом! Уже второй наш проект! Черт бы все побрал!

- Да как же так, Альбочка? - с наигранным ужасом взметнула руками собеседница, выплеснув при этом из ванночки часть раствора прямо в лицо обрабатывавшей ее маникюрши и делая при этом вид, что ничего не замечает. Как такое могло произойти?

- А вот... - распространяя вокруг себя луковый аромат, в облаке которого, испытывая от него легкое головокружение, сидела и Людмила, отвечала Альбина. - Могло! Да еще как! В общем, слушай меня сюда... Приехали мы в Москву, в министерство. Надо было дать одному там взятку, чтобы он устроил нам лицензию на вывоз. В общем, вывоз неважно чего, я и сама это плохо поняла. А жена Коноплянова... Знаешь ведь жену Коноплянова? Жена Коноплянова договорилась по телефону с работником министерства, что он эту взятку передаст... в общем, неважно, кому, в общем, передаст ее кому надо. Вот. Ну, этот самый знакомый ее знакомого и передаст, поняла? А из наших его никто раньше не видел... И вот мы приезжаем, останавливаемся в гостинице, шикарной, разумеется... Забыла, как там ее... В общем, там еще пальма у входа растет и хорошая жареная картошка в ресторане; мы ею объедались буквально, больше даже, чем икрой... Ну, неважно. В общем, на следующий день мы в условленное время ждем в министерстве этого человека. Ну, чуть раньше пришли, не опаздывать же, все-таки деловая встреча... Подходит он, представляется, все сходится, он в курсе всех наших дел, мы ходим за ним по коридорам, он собирает бумажки, заходит в кабинеты, со всеми там здоровается, потом берет у нас деньги и мы ждем его четыре часа, пока не начинаем понимать, что здесь что-то не так... Ну, вернулись в гостиницу, звоним жене Коноплянова, та обещает нам разобраться и перезвонить, а сама созванивается с тем, министерским. Через некоторое время в гостиницу прибегает запыхавшийся человек, называется тем самым, что должен был нам все устроить и удивляется, что мы не пришли! Представляешь? Ему позвонила жена Коноплянова, ругалась, и велела быстро идти к нам в гостиницу разбираться! Но ведь это совсем другой человек, не тот, что был в министерстве! И оба назвались одним именем!