Собрание сочинений (Том 1) (-) - Алексей Толстой

- О каком Фиалкине говоришь? О каком Фиалкине? Не знаю такого, - с тоской спрашивала Степанида Ивановна, - разве я могу сейчас принять молодого человека? Дай поправлюсь, пополнею немножко... Отстань от меня!

- Красивый, сытый, на слова бойкий, - шептала Павлина, - увидит женщину - так весь на нее и прыгает, как жеребец... Редкий мужчина... Уж сама не знаю, благодетельница, допускать ли его до вас?

Генеральша промолчала. Затем потребовала зеркало и долго огромными глазами всматривалась в ужасное лицо свое. Без сил уронила руки и сказала, едва слышно, с отчаянием:

- Не вижу ничего, Павлина, - темно. Скажи, не слишком ли я стара?.. Скажи правду.

- И, благодетельница, нечего душой кривить, - не восемнадцати лет... Червоточинка есть, но самую малость, - припудритесь, хоть кого в дрожь вгоните. А я еще " лампу приверну, - чистый ангел небесный! В ваши-то года - баба-ягода. С ума его сведем, нашего Фиалкина-то.

- Какого Фиалкина? Ничего я не пойму... Путаешь ты меня, глупая баба.

В тот же вечер в спальне Степаниды Ивановны появился странный господин. У него были черные, густые, как баранья шерсть, волосы и необыкновенно длинные усы. На нем был фрак, красный галстук и скрипящие сапожки. Он прошел из дверей до середины комнаты, снял фуражку с кокардой, поклонился генеральше и раза три топнул ногой, как жеребец, - только что не заржал.

Она приподнялась на локте. "Что это - опять бред? Какой гнусный!" Но поскрипывают сапожки, - ближе, ближе бараньи усы. Господин говорит басоватым голоском:

- Я Фиалкин... Ехал по частным делам, но - вот так штука! - сломался тарантас. Нельзя ли, ваше превосходительство, переночевать у вас?..

С ужасом глядела Степанида Ивановна на господина Фиалкина, не понимала - бред это или сам черт за ней явился?

Он сел на постель, расправив фалды, - впереди всего торчали у него черные усы.

- Так как же насчет ночевки? А кроме того, большой я любитель насчет проклятого... Хи-хи... Насчет этого самого. Хо-хо... Сладкого... Ги-го-го...

Он, как дьявол, зашевелил усами, закрутил носом. Генеральша едва слышно проговорила:

- Кто вы такой? О чем вы говорите? Что вы так странно смотрите?

- Лют я до вашего пола. Ни одной не пропущу. Я мастак. Хо-хо!

- Какой вы страшный.

- Это хорошо, что я страшный. Я до баб, как черт, лютый.

- Так я же старая, что вы...

- Это мы посмотрим. А мне по вкусу.

- Уйдите...

- Нет, грешить - так грешить.

Фиалкин ткнул пальцем Степаниду Ивановну под ребро. Она ахнула и хихикнула. Он ткнул с другой стороны. Тогда она начала смеяться, отмахиваться. Слезы потекли по сморщенному ее личику. Теплая, тягучая паутина поползла по всему телу, затягивала лицо, застилала глаза.

А Фиалкин гудел, ржал, щекотал пальцами. Черные усы шевелились, вставали дыбом. Басок все гудел о каких-то брошках, червонцах... Генеральша ежилась, собиралась в комочек... Не сводила глаз с этого человека. Но он уже расплылся в глазах. Быстро-быстро наматывалась вокруг нее паутина. Это он, огромный червяк, обматывал ее, душил...

- Пустите... Мне душно... - простонала Степанида Ивановна. Фиалкин исчез....

.......................................................................

- Старуха-то помирает.

- Врешь!

- Посинела вся.

- Зачем ты ее сразу-то облапил, надо бы легче.

- Я думал, сразу надо.

Афанасий, стоя за дверью, вытирал потное лицо. Один ус отстал у него, не приклеивался. Павлина, таращась, шептала:

- А помрет - деньги сейчас же брать надо да вещи с брильянтами. Закопаем "х в землю - и знать ничего не знаем...

- А власти наедут?

- Ну что ж! И - отопремся. И посидим - выпустят... Деньги-то большие... Ну, иди опять к ней, наскакивай.

- Ой, не могу, противно. С души воротит.

- Иди, говорю, напугай ее хорошенько. Один конец...

Афанасий зашевелил усами, втянул голову, растопырил пальцы и пошел к постели. Но генеральша уже не видела его. Лежа на бочку, она только часто-часто стонала. Крошечное тело ее потрясали мелкие судороги.

- Кончается? - зашептала Павлина, просовываясь в дверь. Афанасий и Павлина сели на кровать, глядели на генеральшу, ждали. Павлина вынула из кармана юбки два пятака - прикрыть глаза покойнице. В это время на дворе усадьбы малиново, весело залился колокольчик.

Афанасий сорвал с себя усы и побежал на крыльцо. Павлина грохнулась около генеральшиной постели и заголосила на три голоса сразу. К дому подкатила коляска, в ней сидели Сонечка и Илья Леонтьевич.

Степаниду Ивановну похоронили. В ларчике ее, среди драгоценностей, было найдено завещание Алексея Алексеевича. По его воле все движимое и недвижимое имущество Гнилопят, в случае его и генеральшиной смерти, переходило Сонечке Смольковой.

Сонечка сказала, что не хочет жить в Гнилопятах. Она просила все в доме оставить стоять на своих местах, как было при генерале и генеральше, и дом закрыть наглухо. С утра до ночи рабочие стучали молотками, заколачивая досками двери и окна. Гулко раздавались удары по пустым комнатам.

В один из этих печальных часов Сонечка сидела у пруда, по-осеннему синего и прозрачного. Осыпались последние листья. Сонечка думала:

"Промчится жизнь. Приду когда-нибудь осенью и сяду на эту скамью. Пруд будет таким же ясным. Наклонюсь и увижу себя, - седые волосы, потухшие глаза. Будут стучать молотки, заколачивая за мною дверь. Как прожить мимолетную жизнь? Как остановить из этого потока хотя бы одну минутку, - не дать ей утечь?"

Сонечка подумала о недолгой женской жизни, о муже, - вздохнула и покачала головой: муж припомнился ей, словно вычитанный из какой-то пыльной книжки.

Долетел из-за рощи удар колокола, - в монастыре звонили к вечерне. Сонечка обернулась и долго слушала и снова опустила голову.

"Нет, этот зов не для меня. Успокоение? Нет!" Тревожно билось сердце, - молило: "Хоть гибели, хоть горьких слез, но жить! жить! жить! Не бродить в сладком тумане, в очаровании, как прежде, но жить! Гореть, как куст, раскинув огненные руки к этому синему небу, к этой печальной земле... Прими, вот я вся взвилась огнями перед тобой!"

КОММЕНТАРИИ

КРАТКАЯ АВТОБИОГРАФИЯ

Впервые напечатана под заглавием "Мой путч" в журнале "Новый мир", 1943, № 1, январь. Написана в конце 1942 года по просьбе отдела кадров Академии наук СССР, действительным членом которой был А. Толстой.

Дополненная и с некоторыми исправлениями стилистического характера, озаглавленная "Алексей Толстой "Краткая автобиография", вошла в книгу А. Толстого "Повести и рассказы (1910 - 1943)" изд-ва "Советский писатель", М. 1944.

Эта автобиография самая поздняя по времени написания и наиболее полная. Кроме нее, А. Толстым написаны автобиографии: в 1913 году ("Русские ведомости", 1863 - 1913 гг. Сборник статей, М. 1913); в 1916 году (осталась в рукописи); "О себе" ("Новая русская книга", № 4, 1922); в 1928 году (книга "Писатели", изд-во "Современные проблемы", М. 1928); в 1929 году "О себе" (I том Собр. соч. ГИЗ и изд-во "Недра", 1929); в 1933 году "О себе" ("Литературная газета", 1933, № 4 - 5, 29 января).

Печатается по тексту сборника А. Толстого "Повести и рассказы (1910 1943)", с исправлением явно ошибочных фактических данных и дат.

ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ

СТАРАЯ БАШНЯ

Впервые напечатан в журнале "Нива", 1908, № 21, май.

В автобиографической заметке "О себе" А. Толстой вспоминал о "Старой башне": "В 1908 году напечатал первый рассказ в "Ниве".

Материалом для создания произведения послужили впечатления от пребывания на Невьянском металлургическом заводе (Урал), на котором писатель проходил практику после окончания 4-го курса Технологического института, в мае 1905 года. В то время по России прокатилась очередная волна стачек и революционных выступлений пролетариата. Бастовали и рабочие Невьянского завода. На этом фоне и развертывается сюжет рассказа.

Мистический бой часов, который является причиной забастовки, таинственные силы, вызывающие трагическую гибель инженера Трубы, пытающегося снять колокол, были данью молодого писателя символизму.

В новой редакции рассказ "Старая башняЭ вошел в сборник "Гамаюн" (1911), изданный в пользу пострадавших от землетрясения в Семиреченской области. Переработка преследовала цель придать реалистическую мотивировку финалу рассказа.

Второй вариант концовки наводит читателя на мысль, что убийца Трубы техник Петров. Писатель подчеркивает озлобленность Петрова, его нарождающуюся ненависть к счастливому сопернику, дает понять, что техник лазил на башню заводить часы.

В процессе редактирования рассказ подвергся и стилистическим исправлениям.

В дальнейшем рассказ "Старая башня" автором не переиздавался. Печатается по тексту сборника "Гамаюн", П. 1911.

СОРЕВНОВАТЕЛЬ. ЯШМОВАЯ ТЕТРАДЬ

Рассказы, объединенные общим заглавием "Два анекдота об одном и том же", впервые напечатаны в альманахе "Любовь", 1909, издание "Нового журнала для всех".

Под общим заглавием в первой публикации было дано посвящение: "К. Сомову. Меланхолия, мечтательность и отвага - спутники счастливого любовника, и горе тому, кто, не чувствуя в себе одного из этих качеств, отважится на похождение, достойное быть осмеянным".