Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий

– Так когда же вы открываетесь? – повторил я.

Он прикрыл глаза и растянул губы в привычной полуулыбке-полуухмылке-полуусмешке:

– Обычно спрашивают: «Когда закрываетесь?»

– Что? – не понял я.

– Чаще в ресторанах уточняют время закрытия, – пояснил он. – Чтобы успеть попробовать все блюда перед тем, как выключат свет и все закончится.

– Но вы же еще не открылись. Вот когда откроетесь, тогда и можно будет уточнять время работы.

– Как знать, как знать… – Он открыл глаза и взглянул на меня. – В конце концов, рестораны не только работают до последнего клиента. Они и открываются тогда, когда появляется первый.

– Вы имеете в виду, что вы уже работаете? – хохотнул я. – Я вроде вашего первого клиента?

– Почему бы и нет?

– Ну хорошо. – Я положил вилку на край тарелки и откинулся на спинку стула. – Допустим. Но в таком случае наши отношения «предоставляющий услуги – клиент» не регламентированы.

– Вот как? – Кажется, мне удалось его заинтересовать.

– Ну конечно. – Я наслаждался этим интересом, как странным новым и таким заманчивым блюдом. – Смотрите: каждый вечер я не знаю, что ждет меня у вас, какое меню вы подготовили. То есть непрозрачность услуги. Затем – я не плачу вам за эти блюда, поэтому…

– Почему вы считаете, что не платите? – мягко перебил он.

– Ну да, да, я помню про уговор, я потом расплачусь за них хвалебной рецензией, а может быть, даже и целой серией очерков, но…

– Какой уговор? – Все так же мягко, будто тыкая в меня хлебным мякишем, спросил он.

– По поводу…

И тут я понял, что мы еще ни о чем не договаривались. Это я почему-то решил, что должен написать статью, – и уверил себя в этом. Никогда, ни разу за все время наших ужинов эта тема не поднималась. Я замер. Казалось, воздух вокруг сгустился, как желе. Меня словно приподняло и встряхнуло, словно выбило из головы и мыслей какой-то вязкий, тягучий морок, который все это время, с самого начала, с того самого звонка кинокритика – и что с ним, я ведь так и не поинтересовался, что с ним сталось?! – преследовал меня, обволакивал и погружал все в какой-то туман.

Что нужно было этому странному человеку, так похожему на актера из старых фильмов? Зачем вообще я пришел сюда? Что это за бред? Неужели мою логику было так просто усыпить какими-то бессвязными байками про… что он там вообще говорил про поваров? Как объяснял такое разнообразие блюд? И кухня… неужели кухня у него там, за той дверью? Что вообще тут происходит?

Я перевел взгляд на хозяина ресторана – или кем был этот человек? Он смотрел на меня чуть иронично, шлифуя краем белой скатерти свои безупречно розовые блестящие ногти – чуть длиннее, чем подобает мужчине, но на грани приличия.

– Верно, – слегка охрипшим голосом, но продолжая держать себя в руках, сказал я. – Сглупил, извините. Мне показалось, что мы… м-м-м… сотрудничаем по стандартной схеме. Я дегустирую, потом пишу о вас в своей колонке… вот.

– Надеюсь, вы не сочли эти… – Он обвел рукой стол. – М-м-м… яства за подкуп?

Он явно передразнивал меня – и мне это не нравилось. В воздухе застыло напряжение.

Однако я весьма искренне ответил:

– Нет. Я счел это некоей пробой меню. Дегустацией блюд, которые будут представлены в вашем ресторане. Или «возможно, будут представлены», ведь вы пока лишь определяетесь с кухней.

– Хорошо, пусть так, – кивнул он. – Это неплохой вариант, можно на нем остановиться.

– Погодите-погодите! – Я протестующе поднял руки. – Что значит «можно остановиться»? Что вообще тут происходит?

Он пожал плечами:

– Ну, вы же сами только что сказали: проба меню. Дегустация блюд, которые будут представлены в вашем ресторане. Или «возможно, будут представлены», ведь вы пока определяетесь с кухней.

– Подождите, почему в моем ресторане? Вы издеваетесь?! Какое я имею к этому отношение?

Странный человек – я уже не мог называть его хозяином ресторана – покачал головой:

– Вы не доели. Блюдо надо доедать. Вас в детстве не учили этому?

Я стиснул зубы. В голове вдруг ярко всплыли картинки: я сижу в столовой детского садика один, все дети уже ушли на прогулку, остался только я. Воспитательница стоит за моей спиной и ждет, когда я доем этот суп – капустный суп со склизкими листьями, напоминающими старые тряпки. Я смотрю на сизые ошметки, и ком тошноты подкатывает к моему горлу. Я тяну руку к куску хлеба, чтобы заесть этот ком, чтобы протолкнуть его, дать путь хотя бы для ложки супа – но воспитательница шлепает меня по руке. «Ешь суп, – говорит она. – Ешь немедленно. Пока не съешь, отсюда не встанешь». И я сижу, и она стоит, и дети уже возвращаются с прогулки, и получают компот, а я все сижу и сижу над этим стылым месивом…

– Ресторанный критик имеет привилегию не доедать, – хрипло сказал я, отгоняя воспоминание.

– Если не понравилось. Неужели вам это не понравилось? Бросьте, это же не капустный суп.

Я вскочил, оттолкнув стул, и он упал с грохотом. Странный человек спокойно смотрел на меня снизу вверх – но мне казалось, что свысока.

– Да бросьте. Неужели вы прямо вот так возьмете и уйдете?

– Да, – ответил я. – Как откроетесь, напишите редактору, я сделаю о вас заметку. Все честно.

Я выскочил на улицу, громко хлопнув дверью – в первый раз закрыв ее самостоятельно, – и быстро пошел прочь, намереваясь никогда больше сюда не возвращаться.

Я проснулся посреди ночи от непривычного ощущения. Что-то было не так. Не так, как раньше, не так, как обычно. Я прислушался: нет, нигде не капал прохудившийся кран и не шумела вода из прорванного стояка. Я втянул носом воздух: нет, не пахло газом или гарью. Никто не царапал замочную скважину отмычкой и не ходил в подъезде, поджидая кого-то.

В доме все было в порядке.

Не в порядке было что-то со мной.

Лишь через несколько минут я понял, что это.

Я хотел есть.

От этой простой и какой-то примитивной мысли я рассмеялся, лежа в темноте. Господи, какое давно забытое чувство! Я не мог припомнить, когда в последний раз испытывал обычный банальный голод. Не аппетит, раздразненный аперитивом, не легкость в желудке – а именно голод, слегка подсасывающий под ложечкой.

Я встал и прошел на кухню.

Съел яблоко. Потом еще одно.

Потом достал тунец с огуречной лапшой.

Затем воздушный мусс из белого шоколада со вкусами лаванды и персика.

Через час был бутерброд с колбасой. Два, три.

Приехала ночная доставка с килограммом винегрета, тремя килограммами говядины, десятью пачками замороженных котлет…

Утро я встретил, поедая растворимую лапшу, заправленную майонезом.

Я не помнил, как прошла эта ночь, – лишь то, что я ел, ел, ел и снова ел. Это было какое-то безумие, горячечное и лихорадочное, от которого я никак не мог оправиться. Словно все происходило не со мной, а с кем-то чужим, натянувшим мое тело и позаимствовавшим мои мысли.

Голод преследовал меня весь день. Будучи не в силах работать, я отпросился в отгул – тем более что статьи были сданы на неделю вперед, а рерайт мог потерпеть.

Я решил выйти на улицу и пройтись – проветрить голову, освежиться и…

Стоило мне сделать лишь шаг за порог, как голод атаковал меня, вывернул все внутренности. Мне стало казаться, что стоит лишь приоткрыть рот, даже для того, чтобы вдохнуть воздух, – и он будет раскрываться, раскрываться и проглотит каждый продуктовый магазин, каждый камень и кусок пластика, каждую сумку и каждый зонтик, каждых кошку, мальчишку, девчонку, мужчину и женщину на этой и всех остальных улицах, со всеми знаками, светофорами, машинами и самокатами.

Мне нужно было извиниться перед тем человеком. Я поступил непрофессионально и по-человечески некрасиво. Не стоило устраивать сцен и так демонстративно уходить. Конечно, тот человек несколько не в себе и ведет какую-то свою, странную игру – но ведь в остальном все было нормально?