Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

Аварийная комиссия собиралась в узком составе. Ученых прежде всего заинтересовала сама идея использования ионосферы как среды для ориентации космического аппарата. Для них сама идея использования ионосферной плазмы для целей ориентации казалась очень экзотической.

— Опыт в такой новой области не накоплен, а следовательно, может случиться все, что не приснится даже в кошмарном сне, — сказал Ковтуненко.

Пилюгин в первый день расследования заявил:

— Я палачом для товарищей по профессии не был и не буду.

Так были настроены и другие члены комиссии.

Борис Петров задал наивный вопрос:

— А кто формально является главным конструктором системы управления?

Я ответил, что такого звания у нас нет и быть не может. Есть главный конструктор ЦКБЭМ, есть главный конструктор ДОСа, есть главные конструкторы-смежники, а вот главного конструктора всего комплекса управления у нас нет. Если бы он был, он бы не согласился с той программой включения системы, без предварительных тестов, которая была вынуждено утверждена главным конструктором по предложению энтузиастов-проектантов.

— Вот в этом одна, если не самая главная, из причин случившегося, — сказал Пилюгин. — Вы добились права самим создавать системы управления и преуспели на этом поприще еще при Королеве. Но являясь подчиненными Главного, который в системах управления не очень силен, вы никогда не получите должного понимания и времени для отработки своих систем. Я предлагал Сергею Павловичу перевести всех космических управленцев ко мне. Даже была идея здесь, на вашем втором производстве, создать космический филиал НИИАПа. Но Черток и Раушенбах мечтали о самостоятельности. Вот результат.

Я впервые услышал, что Пилюгин предлагал Королеву передать ему в НИИАП разработку космических систем управления.

Подобная идея действительно была. Через три года после смерти Королева Финогеев и Хитрик — заместители Пилюгина — приехали ко мне по делам Н1-Л3. Они впервые интересовались не только техникой, но и организацией наших работ по системам для «Союзов». Вот тогда действительно состоялся разговор о создании на базе моих комплексов космического филиала НИИАПа. Оценив долю по электронике и системам управления в общем объеме работ по созданию космического комплекса, мы пришли к выводу, что слишком она велика, чтобы ее отнимать у ЦКБЭМ и отдавать в НИИАП.

— Тогда надо будет менять главного конструктора. Без электронной и управленческой начинки ваш космический аппарат — пустая бочка. А кроме того, если вас забирать, то и управление полетом со всеми хлопотами надо передавать.

С тех пор эта идея больше не обсуждалась.

По результатам работ аварийной комиссии последовали оргвыводы — на уровне министерства и партийного комитета.

Самое суровое наказание понес Трегуб. Его сняли с поста заместителя главного конструктора и предложили искать работу. Он перешел во ВНИИЭМ к Иосифьяну на должность заместителя по летным испытаниям.

Раушенбаха освободили от административных обязанностей руководителя комплекса отделов и перевели на должность консультанта. Вскоре он по собственному желанию уволился «в связи с переходом на другую работу». Этой другой была должность штатного профессора и заведующего кафедрой в московском физтехе. Руководителем комплекса №3 вместо Раушенбаха был назначен Легостаев.

Я получил выговор приказом министра и выговор постановлением парткома ЦКБЭМ.

Приказом по предприятию почти все, принимавшие участие в создании ионной системы или находившиеся в критические часы в Евпаторийском центре управления, получили взыскания, в том числе с временным понижением окладов. Аналогичные дисциплинарные санкции были проведены и по военным кадрам управления полетом.

Читатели могли заметить, что при описании истории гибели ДОСа № 3 я не упоминал фамилий многих специалистов, непосредственно участвовавших в подготовке программы полета, в управлении, анализе телеметрии в Евпаторийском ЦУПе, в Уссурийске и моделировавших процессы в лабораториях ЦКБЭМ. Для всех, кто участвовал в этих работах, гибель ДОСа №3 была такой травмой, что и спустя четверть века они не могут равнодушно вспоминать о событиях тех горьких дней.

Когда страсти улеглись, меня пригласил секретарь парткома ЦКБЭМ Анатолий Тишкин и спросил, кого я могу порекомендовать на должность руководителя нового комплекса подготовки экипажей и управления полетом.

Я без колебаний назвал Елисеева. Тишкин согласился с моим предложением. После собеседования с Елисеевым партком предложил Мишину подготовить приказ министра о назначении Елисеева заместителем главного конструктора ЦКБЭМ.

Современная служба управления полетами отсчитывает свой возраст с даты приказа о назначении Елисеева.

В те годы, о которых я повествую, победы и ошибки выносились на обсуждение партийно-хозяйственных активов. Обычно руководитель, выступавший на активе, подводил итоги прошедшего года, давал оценку работы подразделений и говорил о планах на новый год. В подобных отчетных докладах хорошим тоном считалось сочетание достижений и похвал в адрес наиболее отличившихся с беспощадной критикой ошибок и недостатков.

В январе 1974 года проводился традиционный годовой партийно-хозяйственный актив подчиненных мне комплексов Легостаева, Калашникова и Юрасова, в которые входило 15 отделов. Общая численность работников комплексов составляла 1300 человек.

На партийно-хозяйственные активы обычно собирались все неравнодушные к общим задачам, вовсе не по принуждению. Непонятным образом сохранились тексты моих отчетно-директивных докладов. Подобные документы либо уничтожались, либо подлежали сдаче в закрытый архив. Перечитав их, я решил выписать цитаты, относящиеся к отчету о нашей деятельности за 1973 год, в котором я давал оценку аварии ДОСа №3. Привожу эти цитаты для того, чтобы приблизить читателя к атмосфере, в которой мы работали в те годы.

«Вчера по телевидению мы наблюдали волнующую картину грандиозного митинга, на котором народ Кубы встречался с Леонидом Ильичем Брежневым. Мы с вами вправе гордиться тем, что эту грандиозную историческую демонстрацию революционной солидарности в реальном масштабе времени мог видеть и слушать весь мир и вся наша страна, потому что здесь, в нашем коллективе, разработаны первые „Молнии“, с помощью которых через космос велась телевизионная передача. Мы с вами являемся не простыми свидетелями, а непосредственными передовыми участниками научно-технической революции. Здесь, в коллективе нашего предприятия, началась работа по завоеванию и освоению человеком космического пространства.

В то же время мы не можем забыть, что в истекшем 1973 году мы проводили пять космических пусков, в том числе один — ДОС №3 — с аварийным исходом.

Это пример того, когда необдуманные решения приводят к трагическим результатам. Очень квалифицированные товарищи куста Раушенбаха рискнули применить новую систему ориентации без необходимого критического анализа и тщательного исследования в наземных условиях с учетом опыта предыдущих пусков. При этом они не воспользовались советами специалистов, имевшихся рядом в другом отделе. Им было некогда, спешили так, что махнули рукой на науку.

Известен всем результат. Срыв плана не только нашего предприятия, а и многих предприятий по всей стране. Урок жестокий. Многие, в том числе и я, строго наказаны.

Гибель ДОСа №3 потрясла все наше предприятие. Мы допустили явную беспечность, зазнайство в технике и науке, в одном из самых уязвимых мест — в системе ориентации и управления. Такое пренебрежение анализом предыдущего опыта, потеря бдительности и критического отношения к своему творчеству очень опасны.

Из событий мая 1973 года должны извлечь уроки не только непосредственно причастные к аварийному исходу, но все творящие и создающие».

Я произносил эту страстную речь, когда уже были известны результаты многих исследований поведения ионных систем.

Специалисты, моделирующие устойчивость системы управления ориентацией, до полета ДОСа № 3 по исходным данным разработчиков ионной системы решили обратную задачу. Имея реальную картину поведения ДОСа №3 в полете, они попытались воспроизвести ее на модели. Это им удалось только после того, как на вход системы была введена помеха, в десять раз превосходившая ту, которую они закладывали, согласившись на режим двигателей большой тяги.

Гибель ДОСа №3 была тяжелейшей трагедией для всех участников создания орбитальных станций. На фоне американских космических успехов это событие могло стать одним из сильнейших ударов по престижу первой космической державы. Однако секретность всех событий, связанных с полетом «Космоса-557», была организована так, что ни мировая, ни советская общественность толком ничего и не знали. Поскольку человеческих жертв не было, то ритуальных похорон не требовалось, судить никого не судили, а излишнее любопытство в те времена представители средств массовой информации проявляли только с разрешения «верхов». Возникла реальная опасность, что программа ДОСа будет прикрыта. Однако программа долговременных орбитальных станции была реанимирована и стала основным направлением советской космонавтики.