Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

Ради подъема орбиты на первых витках по требованию проектантов мы отказались от предварительных тестов системы управления. Допустив такую ошибку, о которой я уже говорил выше, мы были обязаны организовать быструю, оперативную службу управления полетом. Даже при той примитивной технике это было возможно, и на опыте предыдущих космических пусков мы этому научились.

Теперь же была допущена еще одна, может быть последняя, роковая ошибка в трагической цепочке, которая привела к гибели ДОСа №3.

После выхода на орбиту Госкомиссия получила доклад с НИП-3 (Сары-Шаган), что все элементы конструкции и солнечные батареи раскрыты.

Через 12 минут после старта уссурийский НИП-15 передал на «борт» команду о включении режима ионной ориентации с использованием режима большой тяги двигателей в системе исполнительных органов.

Последующее расследование показало, что в документации, имевшейся на НИП-15, предусматривалась выдача команды для режима ориентации на двигателях малой тяги. Прилетевший в Евпаторию теоретик по управлению движением из ОКБ-1 обнаружил, что в расписании команд предусмотрен режим на малой тяге. Перед самым вылетом он вместе со своим шефом проводил в лаборатории моделирование процесса ориентации в режимах малой и максимальной тяги. Для моделирования они получили от разработчиков ионной системы исходные данные по величинам помехи, которая может возникнуть при малой и максимальной тяге. На модели при заданной помехе в обоих режимах процесс протекал нормально. Однако ориентация на малой тяге требовала такого времени, что коррекция на втором витке могла быть сорвана.

Этот теоретик по управлению движением отправил в ОКБ-1 своему шефу телеграмму с предложением начать режим ионной ориентации сразу на двигателях большой тяги.

Его шеф был первокласным специалистом по теории и динамике управления. Он доверял исходным данным, которые получил от разработчиков ионной системы, и согласился с предложением своего сотрудника. Свое согласие подтвердил телеграммой в Евпаторийский ЦУП. Получив телеграмму, инициатор предложения обратился к руководителю полета. Тот принял предложение, и в Уссурийск телеграммой было передано изменение расписания команд, которые следует выдать на «борт» в первом сеансе связи. Зона радиовидимости Уссурийска составляла около десяти минут. Этого было вполне достаточно, чтобы оценить характер процесса ориентации. Однако единственный специалист, который способен был это сделать, был изолирован от информации до тех пор, пока телеметристы-военные, находившиеся в другом помещении, ее не обработали, зарегистрировали, доложили начальству. И только тогда ему был разрешен к ней доступ. Он сразу увидел, что вместо одиночных двигателей в системе исполнительных органов (СИО) работают по три, что противоречило имевшейся у него документации. Угловая скорость вращения станции в десять раз превосходила ожидаемую! Процесс напоминал поведение собаки, которая вертится, пытаясь поймать собственный хвост. Однако собака вертится в одной плоскости, а станция качалась вокруг своего центра масс сразу в двух плоскостях! Двигатели тройной тяги травили драгоценное топливо с необяснимым усердием.

Надо немедленно сообщать в ЦУП. Вместо простой телефонной, разговорной, связи порядок требовал отправки телеграммы. Сначала пишется текст. Текст идет на подпись начальнику пункта. Телеграмма шифруется и поступает в группу связи для передачи в Евпаторию. Там принимается, печатается, и полоски наклеиваются на бумажный бланк, как в почтовых отделениях связи. На все это ушло столько времени, что ДОС № 3 успел облететь Землю и войти в зону радиовидимости НИП-16. ЦУП обязан был по расписанию в этом первом для него сеансе связи выдать на «борт» команду о запуске программы маневра для подъема орбиты. Вначале здесь все шло по своему расписанию. Неожиданно с места впервые используемой автоматической быстрой обработки телеинформации поступил доклад о большом расходе топлива.

«Не надо пугать начальство, — решили в группе анализа. — Это ошибка в программе новой системы телеметрической обработки».

Но специалист по СИО не был таким легковерным. Нарушая дисциплину, он побежал в здание телеметрии, чтобы самому посмотреть на ленты первичной информации. Не выдержал и один из управленцев. Он тоже сорвался с места, к которому был прикреплен, и, нарушая расписание, побежал к телеметристам.

Первая реакция после того, что он увидел на ленте, — крикнуть по телефону руководителю полета: «Выключите борт!» Но бутерброд, как известно, падает маслом вниз. Телефон в этой комнате не работал. И он побежал из здания телеметрии в другое, на втором этаже которого находился зал управления, как он уверял потом, со спринтерской скоростью.

Специалист по СИО успел его опередить и уже докладывал руководству о необходимости немедленной передачи на «борт» команды на выключение системы ориентации.

Надо понять и руководителя полета. На него свалилась ответственность за судьбу ДОСа. Вместо команды на подъем орбиты двое молодых инженеров требуют немедленно выключить систему управления, прекратить процесс ориентации. Через сколько же витков теперь будет возможна попытка подъема? А не «зароется» ли за это время ДОС в атмосферу так, что его потом и вытащить не удастся?

Главный конструктор, председатель Госкомиссии, министр и главный проектант на полигоне рассаживаются по машинам, чтобы ехать на аэродром. Они будут в Евпатории не раньше чем часов через шесть. Бегут бесценные секунды. ДОС уже пронесся над Евпаторией, и приказ о выдаче на «борт» команды на выключение надо передавать Уссурийску. Может быть, излучение его антены еще успеет догнать уходящий за радиогоризонт ДОС.

Тут уместно вспомнить слова из песни знаменитого фильма: «Не думай о секундах свысока… Свистят они, как пули у виска… Мгновения… мгновения… мгновения…»

— Выключить режим ориентации, — принимает, наконец, решение управляющий полетом.

— Поздно! — подсказывает ему заместитель. — Уже две минуты, как объект ушел из зоны нашего командно-измерительного комплекса.

Теперь появились минуты, чтобы разобраться с первым предупреждением из Уссурийска и со своей собственной телеметрией. Было очевидно, что режим полной ориентации вследствие активного воздействия двигателей протекает с раскачкой по курсу и тангажу в поисках ионного потока, который заблокирован мощной помехой. Катастрофический расход рабочего тела соответствовал командам, которые выдавала система управления на двигатели большой тяги, пытаясь найти свой законный поток ионов.

Минут через сорок ДОС появится в зоне НИП-16 с пустыми баками, и уже никакой режим ориентации его не спасет. Если бы сразу, в начале зоны НИП-16, система ориентации была выключена, то еще оставались бы шансы на следующем витке, пользуясь режимом «ИКВ плюс ИО» на двигателях малой тяги, сделать попытку ориентации и подъема орбиты.

Министр, Госкомиссия и проектанты, авторы программы ошибок, прилетели в Крым и добрались до Евпатории через восемь часов после старта. Когда еще летели в самолете, уже стало известно о большом расходе топлива, но еще теплилась надежда, что станцию можно спасти. На месте стало ясно, что все кончено.

ТАСС передал сообщение, что состоялся запуск очередного «Космоса-557».

Без всяких сообщений ТАСС ДОС №3 через неделю самостоятельно вошел в плотные слои атмосферы и затонул в океане.

Подряд бесславно погибли три орбитальные станции: ДОС №2, «Алмаз» и ДОС № 3. Чаша терпения руководителей партии и государства переполнилась. Для расследования была назначена правительственная комиссия во главе с Вячеславом Ковтуненко — главным конструктором КБ им. С.А. Лавочкина. В состав комиссии вошли академики Николай Пилюгин, Борис Бункин, Борис Петров и другие весьма компетентные специалисты по системам управления.

Параллельно с работой высокой комиссии органы госбезопасности начали свое расследование. Они проводили длительные собеседования с непосредственными участниками происшествия, заставили их писать объяснительные записки. Вероятно, историки, если очень захотят, смогут когда-нибудь в архивах отыскать эти объяснения.

Наибольшее внимание госбезопасности привлекло решение о включении ориентации на двигателях большой тяги. Почему инженер по системе управления настаивает на изменении режима и уговаривает руководителя полета изменить уже переданное ранее в

Уссурийск расписание команд? Не только сотрудники госбезопасности, но и некоторые наши коллеги считали такое решение главной причиной гибели станции.

Казалось бы, вот они — действительные виновники. Но то ли времена были другие, то ли умным людям в КГБ было поручено расследование. Они поняли, что дело не в двух специалистах, а гораздо глубже. Состава преступления не нашли, никому по своей линии обвинения не предъявили. Однако дали понять, что расправляться с виновными должно наше министерство. Если среди виновных есть члены партии, то пусть несут ответственность партийную, но не уголовную.