Тигриный лог (СИ) - Юлия Чеснокова

— Читал, — вспомнила я. Да-да, опять всё то же самое, что жертвовать собой — приятно, что главное — помогать другим, забывая о себе. В самом деле, если забыть о себе, то будет спокойнее со многих сторон. — Учитель Хенсок, а вы… вы можете сказать, что счастливы здесь? Вы говорили о моей бабушке…

— Если бы я женился на ней, то постоянно понимал бы, что она в тревоге и незнании, что она волнуется и переживает. Я не дал бы ЕЙ счастья. А с твоим дедом она его обрела. И когда я думаю о том, что жизнь её прошла легче, спокойнее и веселее, то да, я ощущаю счастье. Счастье от того, что она счастлива, — Да, я не могла поспорить, моя бабуля всегда была задорной, радостной, вряд ли тоскующей о былом и горюющей о молодости и неиспользованных шансах, и с дедушкой прожила душа в душу. Он скончался года три назад, и она сильно по нему скучала до сих пор.

— Значит, — улыбнулась я. — Это всё-таки вы дали ей счастье. Уйдя на Каясан, вы дали ей другую судьбу.

— Возможно, — скромно пожал он плечами и направился на выход, увлекая и меня из этого хранилища памяти. — Впрочем, я немного фаталист и, думаю, что другую судьбу дать нельзя. Она даётся такая, какая есть, при рождении. Моя решила, что я нужен здесь, — я вышла из башни, не собираясь подниматься наверх вновь. Бельё я принесла, а расстраиваться от вида покалеченного Хана лишний раз не хочется.

— Я бы многое отдала, чтобы знать, где нужна я, — остановилась я на пороге. Хенсок тепло улыбнулся.

— Мне кажется, важнее кому, а не где, — похлопав меня по плечу, он пошел на второй этаж.

Почитав учебники, я легла раньше обычного, но уснуть так и не получалось. Шепот пожухлых трав и листьев, тревожимых октябрьским ветром, фоном украшал мои думы о жизни. Создавалась какая-то депрессивная обстановка одинокого человека средних лет, такой отброшенной на бордюр событий я себя чувствовала, ненайденной, не нашедшей саму себя. Но мне только восемнадцать! Я успею определиться, многое испытать… но всё это будет мелким и дешевым, если не станет связанным с Тигриным логом.

Какая-то тень шевельнулась у моей двери, и она открылась. Я дернулась, садясь.

— Кто здесь? — тень остановилась, не ожидав, что я могу не спать. Когда же я начну видеть в темноте?! — Зажги свет!

Тень вытянула удлиненную часть себя, коснувшись ею выключателя. Лампочка загорелась, и я увидела Рэпмона. Мне стало не по себе. Он убрал руку от тумблера.

— Ты чего тут? — насторожилась я.

— Да поговорить… — неловко замялся он.

— А днем не мог?

— Да времени не было… а при других боюсь лишнего ляпнуть. Я не мастер шифровок, — он указал на стул. — Можно сесть? — прищурившись, я измерила расстояние. Зная неукротимое либидо товарища, не хочу находиться в пределах опасной досягаемости. Нужно пространство про запас.

— Только стул не двигай. Пусть там и стоит. — он уселся, как проситель к важному чиновнику, или призывник на медкомиссии, не знаю, кто себя ведет более неуверенно.

— Я хотел прощения попросить. Ну, как перед девочкой, — пробубнил он. Явно не привык извиняться.

— Как перед девочкой? Это как? — приподнялась я на подушке, ощутив превосходство. По тону было ясно, что сегодня угрозы он не излучает.

— За всякое, в смысле… что тебе невольно пришлось видеть и слышать, — он даже глаз не поднимал, крутил большими пальцами, скрестив все остальные, и пялился на них. — И что накинулся на тебя. Затмение какое-то нашло. Это было так неожиданно! Найти тут девушку… Я очень возбудимый, поэтому так…

— Ничего, я забыла, — отмахнулась я, радуясь, что он осознал неправоту.

— Правда? — уточнил он, вознеся брови на середину лба. Такой умильный, ямочки на щеках прорисовались.

— Ага.

— Тогда это… — он поднес ко рту кулак и прочистил горло, поелозил на стуле. Осторожно перевёл на меня грустные и вкрадчивые глаза. — Может, замутим?

— Чего?! — ахнула я, округлив свои. — Ты в своём уме? Это запрещено, вообще-то.

— А мы тайно, никто не узнает, — заверил парень, словно это что-то меняло для Будды или другого какого-нибудь нашего верховного управляющего. А если его не было, то для нашей совести это тоже сомнительно.

— Рэпмон! — грозно прикрикнула я, вразумляя. Дверь опять открылась и, держась за ручку, на пороге очутился Джин. Молча, он оглядел обстановку. Посмотрел на товарища, на меня, изучил наши лица, позы, местонахождение.

— Всё в порядке? — спросил он у меня.

— Да, всё хорошо, — я не стала обманчиво улыбаться и кивнула на Рэпмона. — Ему не спится и он решил поболтать, но мы уже поговорили, так что можешь забрать его в общежитие.

— Пошли, — позвал его Джин и молодой человек, медленно и неохотно, поднялся.

— Ну, попытка не пытка, — сказал он непонятную для Джина фразу и пошаркал на выход. Там он обернулся ко мне: — Но ты имей в виду. Если что. — и вышел, оставив шлейф недооцененного очарования.

— О чем он? — Мне не хотелось углубляться перед сном в перипетии отношений с братьями.

— Да так, ни о чем, — я опустила подушку на место и легла, уставившись в потолок. — Спасибо, что зашел. Ты хотел что-то, или так?

— Показался подозрительным свет в твоём окне в столь поздний час. Ничего больше, — он начал делать шаг назад, чтобы выйти спиной, прикрыв за собой. Я резко приподнялась, опершись на локоть.

— А ты чего сам не спишь?

— Голова спать мешает, — многозначительной полуулыбкой ответил Джин.

— Я вот тоже… ворочалась… думала о всяком. А ты о чем?

— Ну уж нет, я усвоил урок, что моя прямота до добра не доводит, — каким-то заиндевелым смехом кратко посмеялся он. — Промолчу на этот раз.

— А как же быть во всём честным? — повела бровью я. — Ты придерживался этого правила.

— А я и не намерен тебе врать. Но молчать тоже не запрещалось, — Джин отвесил головой поклон. — Спокойной ночи!

Ишь ты! Галантный кавалер. Говорил, что я ему нравлюсь, а сам не попытался задержаться подольше, поговорить со мной, приблизиться… Но если я ему разонравилась, то что он делал под моими окнами? Эти мужчины — все мужчины, — загадка! Пожелав ему того же, я отвернулась от входа. По крайней мере, за мной всегда приглядывают. Можно спать.

Примечание к части *С 1910 года по 1945 год Корея была колонией Японии.

** имеется в виду Вторая мировая и Корейская война 1950–1953 гг., окончившаяся делением на Северную и Южную.

10 октября

— У нас какой-то столик избранных, — изрек Шуга, задержавшись возле меня после обеда, когда остальные уже вышли из трапезной. — Ты оказалась девочкой, Джей-Хоуп лучшим учеником, Ви сам по себе объект забавный. Я… ну тоже понятно. За столиком избранных случайно не оказываются. По фэн-шую сели, поймали положительные влияния. Вот думаю, от Рэпмона ждать талантов, или он забрел по недоразумению к даровитым?