Секретные миссии - И. Колвин

— Я не думаю, — сказал он, — что сейчас наша настойчивость в этом вопросе может принести пользу.

— Даже если они откажутся, — возразил я, — мы должны вынудить их дать отказ в письменном виде. Тогда мы получим возможность выступить с этим делом в Лиге Наций и потребовать каких-либо санкций.

Конечно, в то время Япония уже не являлась членом Лиги Наций, но ее обязательства в отношении подмандатных островов оставались прежними. «Это спорный вопрос, — говорил Думэн, — я против попыток опять ставить его на обсуждение. Я, безусловно, имею полное представление о тех трудностях, с которыми приходится встречаться нашим дипломатам, а также об этикете в международных отношениях, вынуждающем их излагать животрепещущий вопрос в бледных дипломатических нотах».

Я мог даже сочувственно отнестись к точке зрения мистера Думэна, разделяемой не всеми чиновниками японского отдела государственного департамента, но которой обычно придерживаются в американском посольстве в Токио. Я знал, что Япония для усиления напряженности в отношениях между нашими странами способна пойти на риск и сделать шаг, последствия которого не сумели бы устранить дипломаты. Я возмущался прямотой отказа и нежеланием Думэна прийти к компромиссу, при котором можно соблюсти дипломатический этикет и в то же время укрепить национальную безопасность. Американская довоенная дипломатия заковала нашу разведку в кандалы, а это привело к тому, что мы вступили в тяжелую тотальную войну без элементарных знаний о противнике. Мы предвидели такое положение задолго до 1935 года, то есть до того, как я пытался разрушить дипломатические преграды, мешающие проведению в жизнь наших планов. Еще в 1922 году, когда военно-морским атташе в Токио был Уотсон, мы понимали, что должны усилить нашу разведывательную работу, если хотим развеять искусственный туман, в котором японцы пытались скрыть от нас свои секреты.

Глава 6

«ПЛАН М»

В 1921 году перед нами стоял важный вопрос: как преодолеть препятствия со стороны японцев в мирное время и создать действенную организацию, которую можно было бы сразу использовать в случае, если разразится война? Что мы надеялись создать, так это информационную службу, подобную службам других государств, которые традиционно считали обеспечение национальной безопасности первостепенной обязанностью государственных деятелей. Мы нуждались в такой службе в Японии, и Уотсон докладывал в Вашингтон о своем намерении создать ее, прежде чем оставить свой пост.

Чтобы тщательнее продумать этот вопрос, Уотсон поделился своими соображениями с близкими товарищами, находившимися в Токио, но не получил необходимой поддержки, которой заслуживало его ценное предложение. «Вы, Эдди, думаете о невозможном», — обычно говорили ему старожилы. То, что другим казалось невозможным, Уотсона, наоборот, увлекало. Однако он встретил на своем пути одно серьезное препятствие. Он не мог найти человека, обладающего достаточными знаниями и опытом для начертания деталей плана, который Уотсон так отчетливо представлял себе. Его энтузиазм заражал, и я тоже стал подумывать о необходимости такой информационной службы. Но, будучи новичком в разведке и в Японии, я чувствовал, что недостаточно знаком с местными условиями и поэтому не смогу составить для Уотсона подобный план. Не долго думая, я рассказал об идеях военно-морского атташе одному соотечественнику, долгое время проживающему в Японии, который, как мне было известно, хорошо разбирался в психологии и поведении японского народа.

— Том, — сказал я ему, — вы должны знать самый лучший способ получения информации в различных уголках этой скрытной страны.

Он удивил меня своим ответом.

— В Японии секретов не существует, — сказал он.

Увидев изумление на моем лице, Том стал развивать свою мысль.

— Вы помните, как чиновники из министерства военно-морского флота узнали о визите Сато в ваш дом? Держите свои уши открытыми, и вы узнаете обо всем, что происходит в Японии.

Это было непостижимо. Однако некоторое время спустя я имел полную возможность убедиться в правдивости его заявления. Когда я писал эти строки, в наших газетах опубликовали подтверждение словам Тома.

Один японский армейский офицер, не желающий признать недавнее поражение японцев окончательным, спрятал, как указывалось в сообщении, золото и платину на сумму около двух миллиардов долларов в мелководье Токийского залива на тот день, когда драгоценный металл понадобится для возрождения японских вооруженных сил. Однако, хотя японцы надеялись, что сокровища спрятаны надежно, американская военная полиция обнаружила драгоценности и конфисковала их. О существовании и местонахождении клада американским властям сообщила одна гейша, которая узнала о нем, подслушав разговор своих гостей. Прочитав об этом случае, я вспомнил слова Тома, сказанные им двадцать лет тому назад: «В Японии секретов не существует».

Разговор с Томом решил, по моему мнению, только половину нашей основной проблемы. Теперь я убедился, что ценную информацию можно получить, прислушиваясь к разговорам, но сведения окажутся бесполезными, если их не сумеют передать по назначению каким-нибудь быстрым способом.

— Том, — спросил я, — как можно отправить полученные сведения из данной страны?

Он улыбнулся и медленно покачал головой. Он не мог ответить на этот вопрос, и я чувствовал, что зашел в тупик. О своем разговоре я подробно доложил Уотсону, и тот не разделил моих опасений.

— Ваш друг может знать японцев, — сказал он, — но он, безусловно, имеет весьма слабое представление о разведке. Почему бы нам не поговорить с человеком, который знает как то, так и другое?

Он немного подумал, затем продолжал:

— Я думаю поговорить об этом с Сидни Машбиром.

Сидни Машбир — в то время капитан американской армии — также изучал японский язык. В 1916 году он служил под начальством генерала Фунстона на мексиканской границе и ведал японскими делами. Во время первой мировой войны он долго работал в контрразведке. Я всегда считал его своим двойником в армии, где офицеров, интересовавшихся разведкой, можно было пересчитать по пальцам на одной руке. За что бы он ни брался, он добивался непревзойденных успехов.

— Сид, — спросил его Уотсон, — можете ли вы составить план добывания разведывательных данных в Японии во время войны?

Наш друг удивился. Сам он давно убедился в необходимости такого плана, но его точка зрения не разделялась начальством. В данном же случае этим вопросом наконец заинтересовался старший офицер, который, как и он сам, отчетливо понимал наши разведывательные задачи и который был полон решимости сделать все от него зависящее.

— Да, сэр, — ответил он, — могу.

— Как вы думаете, сколько потребуется времени, чтобы набросать такой план?

— Не более двух недель, если работать днем и ночью.

— Хорошо, приступайте немедленно! Когда план будет готов, принесите его мне. А я прослежу за тем, чтобы он попал в Вашингтоне в надежные руки.

— Я был бы рад, сэр, если бы этот документ попал в оба министерства[122], — ответил Сид.

Точно через две недели Машбир появился в кабинете капитана Уотсона с папкой, в которой лежали аккуратно отпечатанные на пишущей машинке листы, содержащие, как мы потом его назвали, «План М». Уотсон, предчувствуя приближение чего-то необычного, осмотрел приемную и убедился, что все двери закрыты. Затем он приступил к просмотру документа. Быстро перелистывая страницу за страницей, он то сжимал губы, то кивал головой, выражая тем самым свое одобрение. Изредка он останавливался и, глядя на капитана Машбира или на меня, с искренним восхищением говорил: «Замечательно!» Лицо Машбира в этот момент выражало благодарность за похвалу и гордость за проделанную работу. Когда Уотсон закончил читать последнюю страницу и медленно закрыл папку, он повернулся к Машбиру и сказал:

— Это прекрасно. Как вы, капитан, смогли проделать такую сложную работу так быстро и в то же время так хорошо?

— Сэр, — ответил он, — я думал об этой проблеме в течение долгого времени и очень благодарен вам за предоставленную мне возможность изложить свои мысли на бумаге.

Составленный Машбиром документ свидетельствовал о его больших знаниях Японии, а также о богатом разведывательном опыте. Он был специалистом как в том, так и в другом. Но, пожалуй, из-за своих выдающихся способностей он в своей деятельности натыкался на непреодолимые преграды, которые ставились жалкими завистниками из окружающих его людей. Как армейский офицер, он подчинялся военному атташе в Токио. Тот факт, что он выполнил эту сложную работу для военно-морского атташе, не мог, конечно, улучшить его отношения с непосредственным начальством. Уотсон хорошо знал о мелких склоках и междуведомственной зависти, но он ожидал, что прекрасный документ Машбира поможет убедить военного атташе не обращать внимания на некоторое нарушение Машбиром старомодного принципа субординации.