Красный свет - Максим Кантор

– Полтора миллиона долларов?

– Это реальная цифра.

– Но это же… – не нашелся что сказать Семен Семенович Панчиков.

– Вы можете поискать другого адвоката. Рекомендую Семена Жицкого, Колю Басистова.

– Колбасистов? Кто это? Почему отказываетесь? – путаясь и запинаясь, сказал несчастный Семен Семенович.

– Я назвал представителей своей гильдии. Обращайтесь к ним, хотя расценки будут не ниже.

– Что вы! Я всецело… То есть хотел сказать, всей душой… Только и молюсь… Может быть, попробовать без признания. Тем более что я не убивал.

– Надеюсь, вы не пожалеете о решении. Долгий суд – как затянувшийся ремонт; получается дороже, чем покупка новой квартиры. Сталкивались с длительным ремонтом?

– Мы на Сардинии перестраивали… – «О чем я говорю, какая Сардиния?»…

– Полумеры всегда накладнее, чем решительные действия.

– Нельзя ли дать в газеты… – с надеждой спросил Панчиков. – Ведь я – жертва произвола. В рамках общей борьбы…

– Можно организовать интервью. Запишем ваше выступление на магнитофон, прокрутим запись на митинге. Пришлю журналиста – Варвара Гулыгина может сделать статью. Но судьи не любят, когда апеллируют к прессе. У судей возникает претензия, что вы кормите кого-то третьего.

– Кого же кормлю я, господи боже…

– Терпеливо объясняю, что этот вопрос необходимо решить.

– Как скажете. Доверяю всецело…

Чичерин с брезгливостью отметил подобострастную интонацию клиента.

– Сегодня передам вашей супруге номер своего счета. Определенную плату привык получать вперед.

– Разумеется, – сказал Семен Семенович покорно.

8

Александр Янович Халфин, автор трехтомника «Возможна ли Россия?», профессор Колумбийского университета, человек пожилой, явился на допрос к Чухонцеву точно по часам, и, войдя, незамедлительно предложил следователю сотрудничество.

– Спасибо вам, Александр Янович, – сказал Чухонцев. – Сотрудничество мы поощряем. А то, прямо скажу, замучились мы с вашим братом интеллигентом. Амбиции у всех – мама дорогая! Каждый человек – как это называется? – личность. Спасибо, хоть вы утешили.

– Я знаю, кто убил и зачем убил, – прошептал Александр Янович и подался вперед, приблизив сморщенное лицо свое к лицу следователя. – И я скажу вам обо всем.

Всякий человек, видя Халфина, думал, что ученый простужен: впечатление возникало оттого, что дробные черты Халфина напоминали смятый платок, в который только что сморкались. Чухонцев непроизвольно отодвинулся, подумав: не заразиться бы. Он спросил:

– Кто убил?

– Так сразу? – осведомился Халфин. – Вы даже не ведете протокола? Не спрашиваете, кто я?

– Имя, фамилия? – Чухонцев ненавидел писанину.

– Халфин Александр Янович. Ординарный профессор Колумбийского университета. Ординарный профессор – это означает «постоянный», утвержденный пожизненно профессор, а вовсе не «заурядный», – уточнил Халфин. – Надеюсь, вы понимаете разницу. А то некоторые думают…

– Что? – Следователь Чухонцев воззрился на Халфина в недоумении.

– Вы записывайте, молодой человек. Пишите разборчиво, не сокращайте. Итак, автор девятнадцати монографий… Пишите, пишите…

– Это к дело не относится…

– Как раз именно это к делу и относится! Пишите, я настаиваю! Автор девятнадцати монограгий, опубликовал более пятисот статей… Да-да, пятисот… Я бы вам советовал написать прописью, а то иногда ноль сотрется… Итак, пятисот статей… Записали? Принял участие в составлении семи сборников…

– Достаточно! – вскипел Чухонцев.

– Организовал четыре конференции по кремлинологии, культурологии и историософии…

– Прекратите! Кто убил? Немедленно говорите?

– Прежде всего скажу вам, зачем убили, – прошептал Халфин. – Цель преступления объясню. Его убили, чтобы меня опорочить. Так подстроили, словно это я Мухаммеда задушил.

– Вы?! – картинно изумился Чухонцев. – Пожилой человек? Кто же на вас подумает?

– Вы дадайте себе вопрос, молодой человек: зачем потребовалось меня опорочить?

– Зачем? – спросил Чухонцев, сам поражаясь своей сговорчивости. Халфин обладал своеобразной властью над людьми; собеседник заражался его логикой.

– Отвечаю. Оговорить хотели из зависти, из профессиональной ревности. Кому-то не давали покоя мои девятнадцать монографий.

– Причем здесь Мухаммед Курбаев?

– Молодой человек, завистник знал, где у меня больное место. Я любил Ирен, ныло сердце. Оскорбительно наблюдать… Однако для меня важнее созидательный труд – зажечь свечу хотел!

– Какую свечу? – спросил Чухонцев. – Не успеваю за вами, Александр Янович.

– Лучше зажечь свету, – сказал Халфин, – чем проклинать тьму. Вот девиз. Свечу свободы хотел зажечь.

– Свечу зажечь хотели, – сказал Чухонцев. – А убил татарина кто?

– Вы скоро поймете.

– Давайте по порядку, – попросил Чухонцев. – Скажите, с какой целью в галерею ходите. А потом про убийцу.

– Они спонсируют издание книги «Не пора ли ставить на России крест». Пришел обсудить.

– Галерист Базаров издает ваши труды?

– Назовем это так, – сказал Халфин тихо.

– На доходы от подпольного казино?

– Разве это важно?

– И все девятнадцать монографий на доходы от подпольного казино?! – поразился Чухонцев.

– На гранты Базарова издано семь моих книг.

– А остальные на какие шиши?

– Молодой человек!..

– Интересно получается! – сказал Чухонцев. – На выручку от нелегальной игры ваши книги печатают. Вам и гонорар платят. Вы в доле, получается, да?

– Я не для шуток пришел. Мне в карман положили вот это, – и Халфин достал из кармана тонкий шнурок. – Вот этим Мухаммеда задушили.

– А ремень как же?

– Ремнем душили уже мертвого, – сказал Халфин, – чтобы пустить вас по ложному следу.

– Запутался я, – сказал Чухонцев честно. – Мне и без ложного следа ничего не понятно. Кто шнурок подбросил?

– Убийца подбросил, – прошептал Халфин. – Убийца мне в карман этот шнурок сунул!

– Как зовут убийцу?

– Ройтман это, – совсем тихо прошептал Александр Янович, – мошенник Ройтман! Тихо – в карман – мне – шнурочек – сунул. Он и убил!

– Ройтман? Но его же в галерее не было! И зачем ему?

Александр Янович тихим настойчивым голосом поведал младшему следователю всю подноготную преступления. Оторопев, слушал Чухонцев повесть профессора Халфина. Многое становилось яснее. Как оказалось, Халфиным была открыта теория, согласно которой в мире существует только одна цивилизация – западная, а прочая история является как бы неудачной копией этой хорошей истории. В частности, русская история, согласно профессору Халфину, является неправильной версией истории западной, в этом и состоит русская проблема. Публицист Ройтман, по словам профессора Халфина, бессовестно воспользовался открытием и стал излагать теорию от собственного лица.

– Его теория есть вульгарная версия моей теории! – негодовал профессор.

– Так у вас у самого теория про вульгарную версию.

– Теория Ройтмана о неудачной версии западной истории есть неудачная версия моей теории о российской истории! Что тут неясно? Что?!

И Халфин еще раз, с примерами текстуальными, рассказал о хищениях.

– Значит, вы первый сказали, что в России истории не было?

– Наконец-то!

– А Ройтман украл идею?

– Поздравляю! – иронически сказал Халфин. – Вы поняли! Я девятнадцать книг про это написал!

– Никто до вас и не догадался? Уважаю!

– Видите! Даже вы, человек, так сказать, далекий.

– Получается, оба говорите одно и то же? – наивно спросил Чухонцев. – А что же в этом плохого? Убедили, значит, мужика.

Халфин пояснил следователю особенности интеллектуальной жизни столицы. Первенство не поощряют – кругом завистники. Вообразите, в «Русском альянсе» молодежь затыкает старому профессору рот! Ему, читавшему лекции в Колумбийском университете! Не для того он писал три тома сочинений, чтобы розовый пупс Бимбом обрывал его на полуслове. А Ройтман просто ревнует к славе.

– Мухаммеда задушил, чтобы на меня подумали!

И профессор изложил план Ройтмана. Поскольку, по теории Халфина, виновником отставания России в прогрессе являлось татарское иго, мотив преступления у профессора имелся. Для Александра Яновича убийство татарина могло быть жестом интеллектуального сопротивления историческому детерминизму. Убив Мухаммеда, Ройтман подводил следствие к мысли о Халфине. Оставалось подбросить профессору орудие убийства, что Ройтман проделал в Лондоне.

– Негодяй! Шнурок подсунул!

– Но как Ройтман умудрился убить Курбаева?

Халфин вздохнул. Непонятно это.

– Разрешите подарить вам… – Халфин извлек из портфеля трехтомник «Возможна ли Россия?» – Некоторые за одну ночь прочли – не могли оторваться.

– Не надо! – сказал Чухонцев.

– Нет уж, позвольте.

9

Фрумкина приняла следователя Чухонцева в редакции. Чухонцев поразился интенсивности трудового процесса.