Паутина удачи - Оксана Демченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ревнив как легендарный мавр, – рассмеялся он. – У меня самая красивая жена в столице. Я украл Женечку, то есть Марджану, у паши Али-Рамина, тем самым разрушив свою посольскую карьеру в Аравии. Мы поженились сперва лишь по обычаю ее народа, так хотела Женечка, и, пусть за это меня сослали еще дальше на восток, я собою доволен.
– Вы держите жену взаперти, – не смолчала Мари, расставляющая салаты и закуски.
– Никоим образом! Это она не хочет нарушать обычаи своего народа. Я водил ее на балы, но глупые увеселения не пришлись нам по вкусу, – пояснил Евсей Оттович, вводя жену в кабинет и сияя самым победным образом. – Но я сказал, что мы едем в гости к моему другу, это совсем иное дело. Я бы и к Потапычу с ней выбирался, но у него до сих пор не было семьи, а я, как уже было сказано, ревнив.
Жена Евсея Оттовича была невелика ростом, стройна, но не худа, имела довольно широкое лицо с замечательно гладкой, бархатистой кожей. Темные брови изгибались высокими дугами, глаза – карие, искристые и огромные – смотрели в основном на мужа, снизу вверх и с постоянным обожанием. Платье Марджаны соответствовало столичной моде, однако было глухим, без выреза. Дополнял ее наряд шелковый головной убор, полностью скрывающий волосы. Женщина вежливо и глубоко поклонилась присутствующим, негромко произнесла приветствие, осторожно улыбаясь и избегая прямо смотреть на посторонних мужчин, Карла и Рони. Было заметно, что выход в гости – для семьи событие чрезвычайное, к нему долго готовились. На сгибе руки жена Евсея Оттовича держала корзинку со сладостями, свой вклад в праздничный ужин. Куда поставить, не знала и оттого еще более смущалась. Чужой дом, непонятный… Но тут с кухни крикнула Лена: пирог пора вынимать из печи. Гостья с явным облегчением выскользнула из кабинета в коридор и пошла на кухню помогать.
– И ты иди, – велел Евсей Оттович франконке. – Скажи всем: дела у нас, полчаса не беспокоить и дверь не открывать. Заодно позови сюда Екатерину Федоровну.
Певица пришла тотчас, еще раз подробно рассказала все, что знала про Роберту Скалли. Она положила на стол два листка – свои воспоминания, изложенные на бумаге мелким ровным почерком, и небольшую афишку с портретом молодой Роберты. Правда, в гриме и сценическом костюме, но и это лучше, чем ничего. Евсей Оттович пообещал афишу вернуть в сохранности уже утром, и с тем певица покинула комнату, довольная своей полезностью.
Начальник тайной полиции дождался, пока дверь закроется, извлек многослойную бумажную обертку, так что стала видна вложенная в нее тонкая стопка сшитых в блок листков, и подвинул их по столу Карлу, стараясь не касаться самих листков:
– Вот тебе работа, советник. Тайная и опасная, сразу предупреждаю! Это передали мне люди, которые сейчас разбирают архивы магиков. Я просмотрел два листка и, поверишь ли, упал в обморок. Нечто похожее было с их дознавателем: о край бумаги обрезался столь изрядно, что врача пришлось вызывать. Более усердный, который стал читать дальше, поперхнулся чаем. Удушье… Спасли чудом, сейчас он в больнице, весьма плох.
– Пропитано темной удачей, – кивнул Карл, проведя рукой над листками. – Работает как система ловушек. На каждой странице есть свои ключевые слова-капканы. Разрядить могу, но получится небыстро.
– Может, Юнца попросить, раз уж все столь серьезно?..
– Не надо, у него и так дел накопилось. Я скорее уж обращусь к Беренике. Для нее, хоть и звучит это странно, работа с темной удачей полезна. Во-первых, поможет восстановить чувствительность. Во-вторых, Рена достаточно взрослая птица, для нее знак удачи порой неважен. Пусть учится не бояться отрицательной и даже менять ее, чуть подправить… как бы сказать-то попроще?
– Мне не нужны магические подробности и рецепты, важен лишь документ, – с некоторым нажимом сказал Евсей Оттович. – И как можно скорее, само собой, при соблюдении осторожности. Эти листки явно имеют отношение к жизни Береники. Я просмотрел два и отчего-то плохо помню их содержание, но суть уловил. Это опять о детях, пропавших и еще не пропавших… Я не хотел нести зачерненную неудачей гнусь к тебе в дом, у тебя жена в положении, но больше нести некуда. Маги удачи – порода редкая. Еще больше не хотел говорить и передавать при Юрке, не люблю я его бешеной неприязни к госпоже Диване, однако же и тайны плодить внутри вашей семьи – последнее дело. Пусть помогает, отчеты пишет и поддерживает связь с моими дознавателями.
– Сделаю, – вздохнул Рони. – Сейчас Рену позвать или не надо?
– Сейчас сиди и слушай, – тихо велел Евсей Оттович. – Спелся ты с франконкой. По глазам вижу, донимает тебя ее идея, иноземное чумное поветрие – либертэ. Я этой дряни наелся досыта, когда в южном Таврском уезде исконных соседей кнутом да шашкой мирил. Им, вишь ты, друзья-англы про самоопределение рассказали. Про право большинства… Денег дали, инструкторов прислали. И пошла потеха. В одну ночь соседи соседям взялись горло резать, чтобы стать большинством.
Рони молча кивнул. Он историю десятилетней давности знал очень хорошо. Сам год назад, еще до ссоры, помогал Семену подбирать редкие заметки из газет для тайной книги приятеля. Переписывал и систематизировал добытые Хромовым на юге, в командировке, свидетельства очевидцев. Читать было страшно, потому что не обнаруживалось в записях никакой единой и верной для всех правды. Одна бесконечная месть, начала и причины которой никто уже не мог вспомнить. Зато каждый знал, за ним право, на его стороне свет и удача, а враги его – кровавые нелюди…
Десять лет назад на юге по одному слову Евсея Оттовича и казнили, и миловали. Тогда его впервые по-настоящему заметила сама правительница. И с тех пор и поныне в Таврском уезде зовут чаще всего Горгоном, упоминают имя шепотом и неизменно со странной смесью страха и уважения. Потому что жесток был, но справедлив. А еще туда приезжала сама Дивана, по ее слову Евсей Оттович собирал старейшин, родовую знать, купцов, всех уважаемых людей. Один из стариков припомнил и передал Семену, что правительница сказала нечто вроде: «Жизнь вам всем дана свыше. Богов же не выбирают большинством голосов и решения их не обсуждают. Их волей живете все вместе здесь. Новые храмы и обычаи устраивать дозволю. Рушить исконные – никогда. Кому не любо, того я могу и подвинуть. Пустошей незаселенных в Ликре немало».
Долго стояли военные на юге, и долго маги искали там чужеродных зачинщиков и подкупленных ими местных жителей. Однако большой крови с тех пор не проливалось, и уезд снова живет достаточно спокойно, туда каждое лето ездят отдыхать из столицы семьями, с детьми.
– Во Франконии свобода никому не повредила, – неуверенно буркнул Рони.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});