Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мере чтения становилось все более очевидным, что Пиотровский однозначно трактует культуру Урарту как протоармянскую. И так же по мере дальнейшего чтения Сталин всё более раскалялся.
«Во второй четверти VIII века до нашей эры после непродолжительной войны с мелкими племенами Закавказья к Ванскому царству была присоединена вся Араратская равнина, и административный урартский центр был перенесен уже на левый берег Аракса. На прибрежной в то время скале, господствовавшей над всей равниной, Аргишти построил свою крепость, назвав ее Аргиштихинили. Позднее на этом же месте был расположен Армавир, древняя столица Армянского царства»[672]. На полях справа «N.» и вновь: «ха-ха».
«Толпы пленных и скот угонялись из Закавказья в центр Урарту — Биайну».
«На протяжении почти всего VIII века до нашей эры Аргиштихинили был крупнейшим, если не единственным, административным центром в Закавказье»[673]. Таким образом по воле Пиотровского и вопреки тому, что до этого читал Сталин у Шестакова и грузинских историков, в Закавказье VIII века до н. э. все меньше места оставалось для цивилизации древнегрузинских племен. Лишь однажды Пиотровский глухо упомянул хеттов, впрочем, никак не связав их с протогрузинскими племенами. Но Сталин и на это чутко отреагировал: «Под страной Хате следует разуметь мелкие хеттские княжества в северной Сирии»[674].
Автор статьи подводил итоги, так ни разу не упомянув грузинские племена и не определившись в отношении языка урартских текстов. Я не знаю, чувствовал ли Борис Борисович Пиотровский весной — летом 1951 года, какая туча собирается в Кремле, чтобы пасть на его голову? Наверное, нет. Действительно большую опасность мало кто предчувствует.
В конце 30-х годов Пиотровский возглавил экспедицию, которая раскопала развалины последней столицы Урарту город Тейшебаини на холме Кармир-блур, близ Еревана. Упоминая об экспедиции, он писал:
«Раскопки этой крепости, производящиеся Академией наук Армянской ССР и Государственным Эрмитажем, дали богатейший материал, характеризующий культуру последнего периода истории Урарту»[675].
Судя по зигзагам, линиям и стрелкам, Сталина потрясла «противоестественная» связь между Эрмитажем и Академией наук Армении. В гневе он так и написал на верхнем поле листа: «Какая между ними связь?»
Пиотровский сам, не подозревая того, как бы все больше дразнил Кобу — «коммуниста-интернационалиста», «Вождя и Учителя народов», «корифея советского языкознания». В предпоследнем абзаце своего труда он писал, а Сталин подчеркивал: «С падением последнего оплота урартской власти в Закавказье, с разрушением скифами города Тейшебаини, заканчивается целый этап развития общества, когда значительная часть Армении входила в состав древневосточного рабовладельческого государства Урарту». Но что-то, видимо, сработало в душе историка. Возможно, ему помогла годами вырабатывавшаяся интуиция, вовремя предостерегающая об опасностях советского идеологического минного поля? Или он был осведомлен, что, как человек близкий когда-то к академику Марру, находится под особым подозрением? Скорее же всего, он, как и многие в стране, знал об антиармянских и грузинофильских настроениях вождя и поэтому сделал единственно правильный шаг. В самом последнем абзаце Пиотровский написал: «В процессе распада этого большого государства Передней Азии, на основе слияния народов мелких стран, входивших в состав Урарту, при освоении его культуры возникли современные народы Закавказья — армяне и грузины, создавшие в последних веках до нашей эры свои государства»[676]. Справа на полях Сталин поставил знак «N.», а слово «возникли» дополнительно обвел карандашом. Уф-ф! Можно сказать, пронесло.
Среди сохранившихся книг библиотеки Сталина я нашел только одну, имевшую отношение к древней истории или культуре Армении. Это армянский народный эпос «Давид Сасунский» с дарственной надписью переводчиков[677].
В начале 70-х годов прошлого века, будучи аспирантом Института истории СССР, я несколько раз слышал яркие выступления Б.Б. Пиотровского. Мог ли я или кто иной подозревать, что в 1951 году его судьба могла быть прервана одной чертой мягкого синего карандаша? Не подозревал об этом и лауреат вполне заслуженной Сталинской премии.
* * *После войны работы Пиотровского были положены в основу главы об Урарту известного учебника В.И. Авдиева «История Древнего Востока». Авдиев сам преподнес Сталину еще первый вариант учебника, точнее, стенограмму лекций, прочитанных в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б) в 1940/41 учебном году. В довоенных лекциях Авдиев отдал дань яфетической теории. Тогда он рассказывал слушателям: «Весьма возможно, что протохетты и близкие им по языку палайцы родственны другим древнейшим племенам Передней Азии, которых современные исследователи называют „азианическими“, вводя в эту группу Северную Месопотамию, и халдов, обитавших на территории Армении; по-видимому, они родственны и „яфетическим“ племенам Кавказа. Наряду с более древними племенами, населявшими эти области Малой Азии и Северной Сирии, здесь, начиная со второго тысячелетия до н. э., обитали и другие племена, резко отличающиеся по своему языку от племен „азианической“ группы. Некоторые ученые полагают, что в начале второго тысячелетия до н. э. здесь произошло крупное переселение племен. Однако нельзя объяснять все явления истории одними лишь миграциями племен и народов. Изменения языка и культуры могут в значительной степени объясняться теми крупными сдвигами, которые происходили в процессе изменения социально-экономических отношений (Марр! — Б.И.). Если древние племена протохеттской группы родственны по своему языку хурритам (харрийцам) и субарейцам, то более поздние хеттынеситы и близкие к ним по своему языку лувийцы говорили на языке очень близком к языкам народов так называемой индоевропейской группы. Целый ряд слов в этом позднехеттском языке дает близкие аналогии к словам латинского, греческого, древнеиндийского и даже древнеславянского языков. Таковы хеттские местоимения quis, quit, вполне соответствующие латинским quis, quid, хеттское uq, аналогичное греческому έγµ, наконец, хеттское существительное kimmant, чрезвычайно близкое греческому χειµών и даже русскому „зима“»[678]. Так Авдиев попытался совместить марризм с вполне очевидными показаниями индоевропейского сравнительно-исторического языкознания. Примечательно, что в России, еще до дискуссии, не лингвисты, а археологи, палеоантропологи, этнографы (Третьяков) и представители других гуманитарных дисциплин пытались найти связующее звено между различными подходами в исторической этнолингвистике[679].
* * *До конца жизни Сталин сохранял неподдельный интерес к проблемам языка. 5 сентября 1952 года он принимал партийно-правительственную делегацию Монгольской Народной Республики во главе с Цеденбалом. В официальном протоколе записано: «В заключение беседы Сталин поинтересовался развитием грамматики в МНР.
Цеденбал говорит, что с введением русского алфавита грамотность сильно возросла и теперь до 90 % населения грамотные.
Сталин подтверждает, что старый алфавит затруднял рост грамотности, что звуковой, фонетический алфавит имеет все преимущества и что лет через 10–12 все будут грамотными. История культуры показывает, что сначала была система иероглифов. Это препятствовало распространению грамотности среди населения и переход к фонетической системе обеспечил широкое распространение грамотности. У мусульман тоже был сложный алфавит, а с переходом на русский алфавит грамотность быстро двинулась вперед»[680]. Но перевести многосотмиллионный китайский народ на использование русского алфавита он не успел или — не решился, несмотря на усиленную просьбу Мао Дзэдуна к «вождю мирового пролетариата» дать ему какой-нибудь мудрый совет на все времена. Сталин совет, конечно, дал, но это уже другая, не языковедческая история. Даже в древние и Средние века уровень грамотности в Китае был выше, чем в странах Европы. Грамотное население современного Китая пользуется хоть и упрощенной, но все той же древнейшей иероглифической письменностью. А вот Япония без всякого давления перешла на параллельный фонетический алфавит с использованием старинной графики. И кто, кроме вождя, посмеет однозначно ответить на вопрос — чей путь лучше?
* * *Только через несколько лет после смерти Сталина, в хрущевскую «оттепель», идеологическая узда чуть ослабла, да и то ненадолго. Как известно, при Хрущеве началась первая антисталинистская кампания, которая затронула в числе прочих наук и лингвистику, точнее «сталинское учение о языке». Напомню, Хрущев как-то заявил, что у «Сталина были минуты просветления» и что он, возможно, сам написал языковедческие статьи. Но в общем русле советского антисталинизма в аппарате ЦК КПСС конца 50—60-х годов началось движение в сторону реабилитации Марра и развенчания теперь уже трудов-брошюрок Сталина. Вышло несколько публикаций (конечно же, как всегда, заказных) бывших учеников и последователей Марра (В.И. Абаев и др.), в которых отмечались его заслуги в различных областях знания и в особенности в области кавказоведения. К.И. Чуковский, оставивший интереснейший дневник интеллектуальной жизни сталинской и постсталинской эпох, записал в годы «оттепели», что к нему однажды пришли в гости Татьяна Винокур, Крысин и Ханпира: «Талантливые молодые лингвисты, Ханпира[681] — задиристый, постоянно готовый уличать, резать правду-матку в глаза… Рассказали, что их институту заказаны чуть ли не три тома, чтобы разбить учение Сталина о языке — его, как сказано в предложении ЦК, „брошюру“. Пять лет называли его статьи „Гениальный труд корифея науки товарища Сталина“ — и вдруг „брошюра“! В.В. Виноградов, громче всех восхвалявший „гениальный“ труд — теперь в опале»[682].