Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня - Луи Жаколио

Рассуждая таким образом, Джильпинг протягивал руку то к жестянке с омарами, то к анчоусам. Вдруг дикие крики и неистовый вой снова огласили воздух и раздались почти над самым его ухом; нготаки принялись перескакивать через кусты прямо на то место, где расположился Джильпинг.

«Пусть себе забавляются, — подумал тот, — то были их песни, а это их пляска. Предобродушные люди, можно сказать!»

Но прежде, чем он успел отдать себе отчет в случившемся, эти добродушные люди набросились на него, повалили, связали ему руки и, накинув петлю на шею, привязали его к дереву так, что при малейшем движении он мог сам затянуть на себе петлю.

Сначала он отбивался и кричал:

— Да разве вы не знаете, что я — британский подданный?! Вы дорого поплатитесь за это нападение, за такое насилие над свободным гражданином Великобритании!

Но никто ему ничего не отвечал; шум и гам только усиливались.

— Теперь они притворяются, что не понимают меня! Не понимают английского языка! Я заявляю, что протестую против подобного обхождения и сейчас же напишу на вас донесение министру иностранных дел! Тогда пеняйте только на себя!

Между тем нготаки набросились на его завтрак и с удивительным прожорством стали уничтожать ростбиф, сыр и консервы, обнюхивая и облизывая все, а затем накинулись на напитки; пиво австралийцам не особенно понравилось, но зато бренди снискало всеобщее одобрение. Когда ничего более не осталось, туземцы принялись кривляться и плясать, потирая себе желудок.

Какое мучение это было для Джильпинга, который не успел еще утолить свой голод!

— Ах, негодяи, мерзавцы, дикари… Проглотить, как акулы, шесть фунтов сыра… настоящего честера! — и почтенный англичанин погрозил им кулаком, а затем, забыв про накинутую на шею петлю, рванулся вперед, так что чуть было не задушил себя.

Между тем дикари, уничтожив весь завтрак, кинулись к фургону, надеясь найти там еще другие лакомства, но первый ящик, который они раскрыли, содержал зоологические коллекции Джильпинга; к немалому ужасу туземцев, из ящика посыпались превосходно набитые чучела ящериц, змей и других животных. При виде их туземцы, полагая, что вся снедь под действием чар колдовства обратилась в гадов, с ужасом бросились от фургона, и это обстоятельство спасло от гибели не только ценные коллекции Джильпинга, но и громадные запасы снарядов, амуниции и разных съестных припасов. Раздраженные до бешенства дикари окружили Джильпинга с угрожающими жестами, считая его виновником колдовства.

— Привяжите его к столбу пыток! — сказал вождь. — Посмотрим, как умеют умирать белые люди!

С криками и гримасами дикари окружили Джильпинга и в одну минуту привязали его к высокому пню.

— Хорошо, хорошо! — твердил Джильпинг. — Это будет стоить вам еще лишних сто тысяч франков! Связать британского подданного! Да знаете ли что это значит?

— Ты должен умереть! — сказал ему вождь на своем родном языке, которого, конечно, англичанин не понимал.

— Что ты бормочешь, полно шутить! Говори по-английски, и мы с тобой сговоримся!

— Пой свою предсмертную песню! — продолжал вождь и сделал жест рукой.

Джильпинг подумал, что вождь указал ему на его кларнет, висевший, по обыкновению, у него за плечом.

— А, ты хочешь, чтобы я сыграл тебе что-нибудь! Недурной у тебя вкус… Развяжи мне руки, и я тебе сыграю! — и он показал, что руки его связаны и их надо развязать.

Обычай требовал не отказывать ни в чем воину, который должен умереть, за исключением, конечно, возвращения ему свободы. Не заставляя просить себя, вождь одним ударом ножа перерезал лианы, связывавшие руки пленника. Джильпинг вздохнул с облегчением.

— Ну вот, теперь я сыграю одну маленькую вещицу, и вы вернете мне свободу, не так ли?!

Вождь кивнул головой в знак того, что, мол, мы ждем, но Джильпинг принял это за согласие и, радостно схватив свой кларнет, сыграл какую-то веселенькую а прелюдию, затем заиграл блестящие вариации на тему одного известного вальса.

Туземцы впервые слышали подобную музыку, так как их музыканты до сего времени только ударяли в такт камень о камень. Их немое восхищение и удивление вскоре перешли в сладкое очарование; усевшись кружком на траве, они плавно раскачивали головами, в сладостной истоме закрывая глаза и давая убаюкивать себя гармонией звуков. Когда же в музыке появился быстрый темп вальса, дикари, точно по команде, вскочили на ноги и принялись отплясывать, издавая при этом странные звуки, означавшие восторг и возбуждение.

Вдруг кто-то, точно под впечатлением внезапно озарившей его мысли, крикнул:

— Кобунг поппа! Кобунг поппа!

— Кобунг поппа! — повторили хором остальные, кидаясь в ноги Джильпингу, и начали один за другим носом тереться об его сапоги. Это означало, что пред ними белый кобунг, дружественный дух какого-нибудь предка, за которого туземцы приняли Джильпинга. Простодушные дикари вдруг уверились, что он — добрый дух их племени, пришедший принести им счастье, радость и всякое благополучие, как о том гласило старое предание, по счастливой случайности предсказывавшее появление такого кобунга, как раз в это время. Джильпинга тотчас же отвязали от дерева со всевозможными знаками уважения, а самонадеянный британец приписал это тому, что в нем только сейчас признали англичанина.

— Ну, хорошо, хорошо, друзья мои! Ошибка, конечно, возможна; я не буду требовать с вас никакой пени за вашу беспримерную дерзость. Во всем остальном дело решит министр Пальмерстон… Правда, он не очень-то снисходителен, когда дело идет о британских интересах, но ведь вы сами понимаете, что тут задета честь английского флага! Впрочем, я постараюсь выгородить вас, а теперь оставьте мои сапоги в покое: вы слижете с них весь крем, и позвольте мне пожелать вам доброго утра. Впрочем, нет, не будете ли вы добры проводить меня на ферму Кэрби? Я не знаю туда дороги! Вы оказали бы мне этим большую услугу!

Пока он говорил, австралийцы благоговейно слушали его, говоря друг другу: «Так вот на каком языке изъясняются на луне наши предки»… Теперь для них казалось несомненным, что этот кобунг ночью упал с луны и что Виллиго хотел завладеть им для своего племени. Какая радость! Какое торжество для них — привести в свою деревню настоящего кобунга! Он, несомненно, для них спустился с луны, так как в его наружности не было решительно ничего, напоминающего нагарнуков; некоторые из старцев хвастались даже, что они узнают его, что это — старый, тучный вождь Каттвагонг, пришедший для того, чтобы осчастливить их после своей смерти!

Видя покорность австралийцев, Джильпинг воспользовался их миролюбивым настроением, чтобы позавтракать, и под конец угостил их пением псалма и повторением его мотива на кларнете, к вящему и неописуемому восторгу своих новых друзей.