Мертвое море - Тим Каррэн

Это не кальмар, и не гребаная каракатица, — Кушинг подумал. Не знаю, что это за нечисть, но такое не может существовать на самом деле, не может жить…

Щупальца были не только внутри, но и снаружи.

Они скользили по фюзеляжу с каким-то резиновым, скрипучим звуком. Крючья царапали металлический корпус, словно тысячи гвоздей.

Потом самолет затрясло.

Кальмар схватил его, сжав в своих сокрушительных тисках. Металлическая оболочка стонала и скрипела от перенапряжения. Заклепки выскакивали, словно пули, рикошетя от пола и стен. Кушинг упал лицом вниз, закатился под один из внедорожников. Потом самолет снова качнуло, и его отбросило назад, к ящикам.

В грузовой отсек набилось столько щупалец, что из-за них ничего не было видно. Они были толстыми и узловатыми, как древесные корни в водостоке. Корчащиеся и извивающиеся твари, мясистая, живая спираль рубиново-красных жгутов.

Затем последовала вспышка ослепительного света, и Кушингу пришлось закрыть глаза руками.

Но это был всего лишь кальмар. Его плоть была усеяна миллионами крошечных фотофор, как у светящейся глубоководной рыбы, и он внезапно зажег их все стразу. У Кушинга на сетчатке выжглось изображение десятков толстых, извивающихся щупалец, сияющих, словно рождественские лампочки.

Он оказался за «Хаммером», держась за задний бампер, а те щупальца продвигались все глубже в грузовой отсек, бешено извиваясь и царапаясь, словно змеи в сумке. Тут на глаза ему попалось другое, отличающееся от остальных щупальце. Гладкое, как промасленная резина, и заканчивающееся чем-то вроде вогнутой дубинки, очень похожей на ловушку растения-мухоловки. Размером и формой напоминающее шестнадцатифутовое каноэ, оно постукивало вокруг, словно рыщущий палец. Затем оно поднялось как кобра, расправившая капюшон. Встало идеально вертикально, верхний кончик царапал крышу грузового отсека.

Кушинг понял, что кричит.

И что еще он обмочил штаны.

По периметру наконечник опоясывали неровные шипы, достаточно длинные и острые, чтобы выпотрошить человека. Нижняя часть была покрыта розовой, как жевательная резинка и бугристой, как куриная кожа плотью. И пока Кушинг смотрел, эта розовая кожа растянулась, раскрылась, словно лепестки орхидеи с пищащим звуком, как пробитый аэрозольный баллон, а внизу… внизу было что-то, похожее на рот, сочащийся слезами прозрачной желчи. Рот был усеян десятками черных зубов, скребущих друг об друга как ножи. Их окружало кольцо красных, размером с мяч для гольфа узелков, очень напоминающих глаза.

Рот зашипел на него.

Но это все, что увидел Кушинг.

Большего он вынести не мог.

Он поспешно пополз вглубь самолета, когда тот затрясся, задрожал, застонал, выстреливая новыми заклепками. Оказаться в объятьях тех других щупалец было очень плохо… спросите у Маркса… но эта мерзкая, зубастая дубина была еще хуже. Кушинг почти чувствовал, как она хватает его, вгрызается, словно лист плотоядного растения, наблюдая за его агонией тем кругом жестоких красных глаз. В момент своего безумного отступления он был уверен, что кальмар раздавит самолет как пустую пивную банку и утянет вниз, в черные, студенистые глубины.

Кушинг слышал лишь постоянный грохот тех щупалец, ползающих и скользящих в грузовом отсеке, и тех, что снаружи, скребущихся об внешний корпус, словно тысячи покачивающихся на ветру ветвей о стены дома. Шум усилился до такой степени, что он не слышал ничего другого. Лишь те щупальца, скользящие по металлической оболочке. Ожившие стебли, лианы и мясистые ленты. Это был звук, от которого все внутри сжималось. Который вызывал такое же раздражение и отторжение, как миллион личинок, копошащихся на трупе сбитой на дороге собаки… Вся это подрагивающая, скользящая мерзкая жизнь пропитывала отвращением человеческий разум насквозь.

И ты готов был сделать что угодно, лишь бы зрелище и звук этого кипучего, мясистого изобилия не разорвали твой мозг.

Щупальце с дубинкой отступило.

Но другие даже не собирались. Они нашли первый «Хаммер» и обвились вокруг него, видимо, решив, что это то, что им нужно. С громким скрежетом «Хаммер» оторвался от металлических креплений и подпорок и исчез во тьме. Щупальца швырнули его в море, где он пошел ко дну, окутанный облаком пузырьков. На какое-то время он задрал нос, устремив свет фар в небо, а потом снова начал тонуть, но уже не так быстро. Другие щупальца нащупали его и потянули вниз. Его фары продолжали гореть, по очереди пульсируя сквозь водоросли.

А затем кальмар исчез вслед за ним.

Все те щупальца тоже удалились, оставляя за собой следы из желеобразной, похожей на слизь эмульсии. Грузовой отсек блестел от нее, словно повсюду был разбрызган желатин от консервированной ветчины. Несмотря на все это, аккумуляторный фонарь, который они повесили в проеме отсека, странным образом никуда не исчез, и продолжал гореть. Но освещал сейчас он лишь спутанные водоросли и хлопья поднимающегося тумана.

Больше ничего.

Джордж и остальные затащили Гослинга вглубь самолета и положили у самой двери кабины. Они зажгли еще один фонарь. Теперь с ними был Кушинг. Он тяжело дышал, в ушах у него шумело. Он был не в себе. Ему казалось, будто его вот-вот вырвет, а потом он грохнется в обморок. Его бросало то в жар, то в холод. Лицо покалывало.

Гослинг лежал рядом, под водонепроницаемым брезентом. Он был без сознания, и то и дело стонал. Трясущимися руками Джордж перевязал его, как мог.

— Оно ушло, — сказал Чесбро. — Уже ушло. Правда, ушло.

— Оно вернется, — сказал Поллард.

Чесбро, схватившись за голову руками, говорил:

— Вот бегемот… Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь…

Джордж прервал свое занятие и повернулся к Чесбро.

— Чертов кретин, — сказал он, чувствуя, что из него все рвется наружу. — Тупой кусок дерьма.

Чесбро поднял на него глаза как раз в тот момент, когда кулак Джорджа устремился в него словно поршень, нечто летящее и смертоносное как торпеда. Он попал ему прямо в рот, отбросив голову назад и разбив губы об зубы. Имей Джордж больше места для размаха, он выбил бы ему пару зубов. Но, как бы то ни было, он рассек Чесбро нижнюю губу, его голова с глухим стуком ударилась о дверь кабины. Тут прилетел второй кулак Джорджа, но он бил уже наобум и лишь скользнул Чесбро по лбу, когда тот свернулся калачиком, словно еж в оборонительной позиции.

Тут на Джорджа налетел Кушинг и оттолкнул назад.

— Хватит, — сказал он. — Господи, хватит, Джордж.

Но Джорджу, видимо, так не казалось. Его зубы были стиснуты, а разум отупел от злости. Цвет сошел с лица. Он сделал глубокий вдох и обмяк.