Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Сергей Владимирович Анисимов

применяя зигзаг, рванулись сквозь него напролом. Быстрая гибель попавшегося им по дороге «Ланарка» объясняла и то, как им удалось без потерь миновать позиции пяти заблаговременно развернутых в проливе американских подводных лодок.

Теперь русские снова вышли на оперативный простор, и в промежутке между Исафьордуром и Ян-Майеном могли избрать любое удобное им направление, не опасаясь никого, находясь на девяносто миль впереди британской эскадры и имея в своем распоряжении надвигавшуюся ночь. Выбранный ими путь являлся простым решением геометрической задачи, но, в отличие от Рожественского, оказавшегося в 1905 году примерно в такой же оперативной ситуации, в этот раз русские выиграли.

Произошедшее было результатом всего лишь неудачного стечения обстоятельств, но вело к тупику – Мур и Гонт находились теперь за кормой русской эскадры и должны были затратить массу топлива, чтобы нагнать ее. Вдобавок наступавшая ночь исключала помощь ударных самолетов берегового базирования, даже если предположить, что к утру (довольно теоретическому в этих широтах) погода необъяснимым образом прояснится, поскольку к этому времени русские, скорее всего, выйдут за радиус их реального действия. Тупик.

Мур в ярости расхаживал по ковру в адмиральском салоне линкора «Дюк оф Йорк», расположенном по правому борту сразу за компасной площадкой. Время от времени он бросал ненавидящие взгляды в глухо задраенный иллюминатор, за которым рычали и ухали вырывающиеся из-под борта косые вспененные валы. Напряжение от чувства приближения боя сошло на нет, и он с гневом оглядел расслабившихся офицеров своего штаба.

– Драться мы будем ночью. Ход полный. – Обведя бешеными глазами их сразу ставшие бесстрастными лица, он после короткой паузы выплюнул: – Бой навяжем на максимальной дистанции, какую будет позволять артиллерийский радар. Это сто сорок – сто пятьдесят кабельтовых. Потом сближаемся.

Ни один человек не решился проронить ни слова: все сидели или стояли, выпрямившись, как истуканы, глядя ничего не выражающими глазами прямо перед собой.

– Ни ночью ни днем им от нас не уйти. Наш радар – это козырь, которого у них в колоде нет и не будет. На такой дистанции боя калибр не столь важен. Соединению Гонта зайти им в лоб и осветить. Потом торпедная атака совместно крейсеров и эсминцев. Если не справимся сами, то через пару дней наведем на них Бонэм-Картера и устроим второй Ютланд…

При этих словах стоящий навытяжку тридцатидвухлетний лейтенант-коммандер Элксенсон, флагманский штурман штаба эскадры, ощутимо вздрогнул, почувствовав хлынувший из пор его кожи холодный пот. Его отец был артиллерийским офицером в батарее противоминного калибра «Лайона», перенес и Доггер-Банку, и Ютландскую бойню и не считал нужным скрывать от сыновей подробности пережитого кошмара. Боль в голосе отца, жесткого и сдержанного человека, в те немногие моменты, когда им удавалось упросить его рассказать о Ютланде, производила на них не меньшее впечатление, чем багровый кордитный ожог на обоих предплечьях и кистях, которыми он тогда закрыл лицо.

Мур резко обернулся на привлекшего его внимание офицера, смерив его взглядом, но тот больше не шелохнулся, глядя прямо перед собой и всем своим видом изображая мраморную статую.

– Ютланд… – Адмирал взвесил на языке так громко прозвучавшее слово. – Ютланд… Вот оно что…

Он, не отрываясь, глядел в лицо своего штурмана, с которым плавал не первый год, высоко ценя его как профессионала и фанатика своего дела, и в котором до сих пор ни разу не замечал проявлений человеческих слабостей.

– А есть ли у нас другой выход?

Среди офицеров возникло какое-то движение, словно все одновременно повели плечами, но опять ни один не рискнул произнести ни слова.

– А вот другого выхода у нас нет.

На этот раз Мур был уже спокоен, и во взгляде, который он наконец отвел от бледного, неподвижного лица лейтенант-коммандера, не было и в помине пережитого им минуту назад бешенства, оно ушло глубоко внутрь. Только после этого чувствовавший себя одиноким и незащищенным солдатом, на которого надвигается вражеский танк, флаг-штурман рискнул подумать, что разум и воля адмирала по силе воздействия равны по крайней мере шестнадцатидюймовому калибру. Накопившийся в легких воздух он выдохнул абсолютно бесшумно.

– Если мы их выпускаем, Бонэм-Картер сам с ними связываться не будет, это я лично ему прикажу. Погода… Она вряд ли улучшится, а скорее и наоборот. Если они дойдут до Мурманска, то все эти жертвы, две тысячи погибших американских моряков, наши метания – все будет зря. По большому счету это будет означать, что после потопления «Шарнхорста» год назад мы все зря ели свой хлеб и переводили топливо, за которое платили жизнями экипажи «купцов» и эсминцев…

– Они могут попасться и субмаринам наци.

– Не стоит на это особо рассчитывать. С абсолютно той же вероятностью им можем попасться и мы. Даже, пожалуй, с большей – мы еще в проливе, и нас могут атаковать даже янки, с них станется.

– Силуэт «Кинг Джорджа» уникален, спутать его с чем-то – значит совсем себя не уважать.

– Разве что с «Лондоном».

– В любом случае они предупреждены, что линкоры флота метрополии в море…

Перебрасываясь фразами, офицеры штаба расселись по креслам. Вестовые в белых перчатках принесли чай с бисквитами, мирная обстановка в салоне напоминала какой-нибудь аристократический офицерский клуб в Лондоне или Ливерпуле – основных нервных узлах морских операций. Адмирал разрешил закурить, и разговор стал еще более непринужденным.

У Элксенсона мелькнула мысль, что все вокруг свихнулись, но этого просто не могло быть, и он решил, что сам сходит с ума. Нереальность происходящего подчеркивалась темой разговора. Обсуждалась наиболее выгодная дистанция ночного боя, и в качестве «адвоката дьявола» выступал старший артиллерийский офицер линкора, фанатичный приверженец крупной артиллерии. Еще год назад его любимым коньком была разработка фантастического варианта ситуации, когда тяжелый корабль, не замеченный авиаразведкой, внезапно атакует соединение авианосцев. После потопления «Беннингтона» именно в таких условиях его авторитет возрос неизмеримо.

Неизмеримо возрос к этому моменту и авторитет генерала армии Баграмяна, оказавшегося первым из командующих фронтами, кому удалось добиться значительного успеха в медленно разгорающейся битве на просторах северо-западных земель Германии. К восьми часам вечера отдельные подвижные группы 4-й ударной армии генерала Малышева сумели внезапным рывком захватить неповрежденные мосты через Эмс – чистое золото по военным меркам. Через часы, за которые спешно собранные тыловые части американской дивизии пытались отбить переправы у держащихся за них ногтями и зубами десантников, уже вдоль северного берега реки прошла, отслаивая от Эмса, как стамеска, американскую технику и живую силу, головная бригада 3-го гвардейского мехкорпуса.

– Кто? – вопросил вдыхающий холодный трубочный дым генералиссимус стоящего навытяжку генерала.

– Полковник Кремер, командир восьмой гвардейской мехбригады.

– Где представление?

Генерал не понял, и Сталин с раздражением подумал, что даже хорошие новости ему иногда приходится выслушивать от